Что хочет автор. Литературные конкурсы

Все эти секунды, минуты и часы стали, кажется, чем-то значительно высшим. Даже эти резкие потепления в феврале ничего не смогли изменить. Так что "значительные" лучше заменить на "сильные". Но это только в том случае, если для вас "значительно" и "резко" это одно и тоже.

В бассейне 1А висит ещё одна табличка, которая находится непосредственно в самом помещении. Её повесили возле бассейна, эту вторую табличку. А первая - на дверях, слова на ней выделяются на фоне алого стекла. На ней написано - "1А", но большинство людей всё равно проходят мимо, пусть им нужно было попасть в зал 1А. И всё это из-за времени. Из-за тех самых секунд и мгновений. Вместе они составляют минуты, но только когда их много, больше чем одна. Кто-то пожалел времени и не написал на табличке слово "бассейн" перед его названием. Теперь эта короткая надпись незатейливо красуется чуть выше длинной ручки. Её не дёргают, за неё просто хватаются и толкают вперёд, за ручку, в смысле. И двери с алым стеклом открываются, хотя с таким знаком на них далеко не сразу. Все думают, что это уборная или комната персонала. Хватает пару секунд или шагов в противоположно направлении чтобы понять - вот. Тех самых дорогих секунд, и вот он бассейн 1А, в котором ко всему прочему находится табличка, повествующая, что глубина бассейна полтора метра, и во избежание травм с бортиков лучше не нырять и не прыгать. По идее, таких должно быть две, на каждый конец зала. Но даже если бы их было и четыре, люди будут продолжать прыгать с бортиков.

Ломать себе пальцы. Вначале они просто почувствуют боль, и не услышат острый и звонкий хруст под слоями воды. Они будут плыть дальше. Они будут плавать дальше, пока судорога не схватит их, и это именно с поломанными пальцами, так как руку или ногу полностью у нас никто ещё не калечил и не ломал. Вдруг станет сложнее передвигаться, вода покажется песком, захватывающим твоё тело всё больше по мере твоих действий. Пожалуйста, греби конечностями дальше и погружайся всё больше, или ничего не делай, и иди на дно ещё стремительнее.

Я прохожу два зала, и если я буду дежурить в 1А или 4Б, в котором это всё произошло, я вынужден либо кинуться в воду сам, либо позвать кого-то более опытного. Опыт это такая вещь. Количественная. Чем больше прыгаешь в воду, тем больше этого количества. Дама в розовом купальнике станет истерически кричать и звать на помощь. Тихо, успокойся. Спроси лучше: что случилось?

Люди смотрят на меня с непониманием, никто не приближается к даме в розовом. Женщина настолько худа, что при одном взгляде сразу исчерпывается идея о том, что этот человек может тонуть. Скорее вода будет держать её на поверхности до тех пор, пока течением не занесёт в насос. Тогда тощее тельце, облачённое в розовые мешковатые тряпки, продолжит своё путешествие.

- Да помоги же ей!

Дама продолжит путешествие по довольно широким для неё трубам. Они белого цвета, как и насосы, и просвещаются. Она смутно сможет лицезреть другие лабиринты труб. Пока не попадёт в фильтр.

Гвалт настолько большой и громкий, что мне приходится опуститься на колени у бортика. Рисунки и фигуры, вымощенные из маленьких квадратов кафеля, впиваются в мои коленные чашечки. Они впиваются в мои ноги, уезжающие с мокрой и скользкой поверхности, и они покрываются такими же квадратами. Если бы ещё и цвет сохранился, то можно было бы носить кончик хвоста дельфина.

Дельфины, они изображены тут везде. Они покрывают бортики, стенки бассейна, пол бассейна и всего зала. В 1А - киты, а в 4Б - морские коньки и одна рыба-молот. Дети наступают на неё и прыгают на ней.

Женщина поджала ноги и расставила руки горизонтально, обхватившись ладонями за границы кафеля на поверхности. Она кричит, я опустился на колени. Теперь я вижу, как сильно покраснели её пальцы. Они набухли и дрожат. На ногтях содран лак. Краска с мёртвых клеток растворяется в воде и рано или поздно попадает в фильтр. Но не исчезает, и мельчайшие её частицы оказываются в следующем бассейне, например, 1А, или 4Б, или 1Б. То есть туда, где могла бы оказаться сама хозяйка поломанных ногтей, если бы её засосало в насос. Потом бы плоть разрубилась на куски. Ну, не сама разрубилась, а с помощью фильтра, понимаете? Но дело в том, что женщина недостаточно худа, чтобы пролезть в отверстие в стенах бассейна. Она не пролезет в насос, пусть даже в этом зале 2Е он самый широкий среди всех в аквапарке. Я говорю ей это, а она продолжает кричать. Она и не слышит меня. Я опустился на колени и говорю, точнее, пытаюсь сказать: вы не достаточно худы, чтобы пролезть в отверстие! Она не слышит, я кричу ей на ухо:

- Вы не настолько худая! Вам нужно сесть на диету!

Дама кричит, что утонет.

После фильтра её раздробленное мясо и кровь оказались в другом бассейне. В бассейне 1А.

В нём глубина точно такая же, как и в этом 2Е - полтора метра.

В бассейне 1А висит предупреждающая табличка.

В бассейне 2Е висит предупреждающая табличка. Во избежание травм убедительно просим с бортиков не прыгать и не нырять. И в 1А - точно также.

Стоило напугать людей, и они действительно не прыгали бы в воду в залах 1А и 2Е. Ввести штраф - за один прыжок такая-то сумма обязана быть выплачена. Естественно, штрафы никто не вводил. Хотя это было бы эффективно, ввести штраф. Но никто штрафы не вводил, и люди продолжали прыгать и нырять. Продолжали ломать себе пальцы.

Ломать себе пальцы. Потом не могли дальше плыть и шли на дно.

Ломать себе пальцы. Ломать себе пальцы - это ещё ничего. Обычно их ломают те, кто ныряет с бортиков. А тех, кто прыгает, ждёт участь "побитой головы". Они складываются и группируются, эта структура схожа с формой зарождающегося маленького человека в утробе матери. Чрево кормилицы. Эти ядра, маскирующиеся под не появившееся новое поколение, просто ядра и вещи. Их стоит выкинуть. Я думаю, от них стоит избавиться, и они прыгают в воду с бортика бассейна. И дальше им может, не повезёт. Эти вещи, эти ядра и мини-дети собственной плотью и существованием образовывают ударную волну. Те, которые набегают на берега сейчас всего лишь хлюпаются о стенки, выложенные красивым кафелем с четырьмя или тремя оттенками синего. Они даже звука не издают. Их сложно увидеть. Их нет, природа подделана и скрыта в рамках залов 1А и 2Е. Они убегают, они даже не волны, они - вода и фальшивая природа. Они, лжеволны убегают и образовывают воронку своим отсутствием в этой самой воронке.

Ломать себе пальцы и бить головы. Воронка как воздух. Если вам уж не повезло, и она образовалась, то вы можете не удариться головой. Но в этом случае ваша масса обязана колебаться от пятнадцати до шестнадцати с половиной килограмм. Хотя тогда вас засосёт в насос, и дети с соседнего 1А будут собирать вас в воде ладошками по порциям. В воронке люди переворачиваются, пусть мы этого не видим. Видим, как они изменяют положение в воде и бьются головой, она сжимается под давлением масс и пола, преграды. Прозрачная, почти лазурная жидкость, неприветливо сверкающая в лучах тусклых лучей слабого солнца, пробивающихся через пыльные окна, наполняется вьющимися красными линиями. На них и паутина уже есть, на окнах этих. Зал всегда идеально чист и вымыт, но не окна. Слабое солнце редко видно из них, поэтому кровь наполняет бассейна под светом ламп. Фальшивый свет и фальшивая природа, вина не климата и рыхлого слоя земли - слабое солнце не греет никого, потому и слабое, потому и никому и не нужно. Энергия, превосходящая солнечную, превосходящая энергию солнца, вечного и всесильного двигателя, увеличенная в десятки раз бьётся теперь в пламени зажигалки курильщиков.

Смотри табличку у входа - "в бассейнах и залах курить запрещено".

И внизу - штраф.

"Убедительная просьба с бортиков не прыгать, и не нырять".

И внизу - штраф.

"Во избежание травм", и внизу - штраф, какая-то сумма, предназначенная от одних людей другим для поддержания целостности бесшумного и абсолютно бессмысленного механизма. Это называется системой поддерживающей порядок.

Как бы там не было, а курить всё же в "Нептуне" не стоит. Стоит выкинуть людей, за которыми я ныряю, когда они попадают в свою воронку. Ломают пальцы, бьют голову и ломают нос. Сломана переносица и пальцы.

Главное это не вовремя прыгнуть в бассейн, к этим людям, к пострадавшим, и разделить с ними боль и печаль.

Для этого и нужны спасатели - чтобы разделить боль с пострадавшими и ранеными, иначе они будут делить коробку и глубокий земельный участок с плоскими червями.

Главное понять, что вовремя - это скажешь и захочешь ты, а не когда нужно будет прыгать к нуждающимся в понимании, к тем, кто бьют голову об кафель и теряют сознание прямо там, в голубой воде, пронизанной линиями чистой крови.

Главное просто думать. Не обязательно улыбаться.

Эта женщина, она улыбается. Она улыбается кривой и ехидной ухмылкой кривой и ехидной душой. Она поджала ноги под себя, и кричит. Ей страшно, я решаю побыть с ней. Именно поэтому я рассказываю. Не потому что тоже хочу смеяться, смеюсь непринуждённо. Мы смеёмся вдвоём, именно поэтому я рассказываю. Я говорю, что сильно стараюсь, я вспоминаю ширину трубы, ведущей к насосу и от него. Я сильно стараюсь, но всё равно не выходит - человек моей профессии не должен, не обязан знать это.

Главное знать, что никакой воронки на самом деле не существует, и как хорошо, что я не работаю на пляже, я не спасатель.

Я понимаю, как страшно этой женщине, она кричит что утонет, я опускаюсь у её головы на колени, и рассказываю. Говорю:

- Прости, но ничего не получится.

- Прости, не выйдет.

- Ты не настолько худая.

- Ты не пролезешь по трубе, даже если захочешь.

- Течение мизерное, оно никак не загоняет тебя в трубу.

- Ты не попадёшь к насосу.

- А фильтр не в состоянии перемолоть тебя.

Наконец, я шевелю губами у её уха:

- Прости, тебе нужно сесть на диету, и тогда мы попробуем.

Она кричит, и смотрит на меня. Из возгласов других, требований немедленно помочь даме, я слышу:

- Что?

Я говорю, я успокаиваю:

- Если хочешь, можем попробовать.

- Что?

А ещё лучше было бы ввести штраф на минуты. На жизнь. На все эти секунды, перерастающие в минуты, и минуты, перерастающие в часы. Поверьте мне на слово - я первый в списке сборщиков. От моего зоркого взгляда никто не убежит.

Поверьте - я первый в списке сборщика податей. Штрафа и дани.

Я пытаюсь донести до возомнившей себя тонущей дамы, что если она попадёт в фильтр, то он перестанет работать и целый аквапарк окажется оцепленным, так сказать. Коэффициент полезного действия упадёт до нуля, и тогда вышестоящие собственноручно устроят нам усовершенственное подобие перерабатывающей мясорубки. Нам обоим.

Я стараюсь сказать, что я мог собирать минуты. Пусть люди жили меньше, но продолжали бы прыгать, бить головы и жить ещё меньше. А после того, как я достану их из воды, я могу отвести их в медпункт. Я должен это сделать.

В залах типа 1А и 2Е нагрузка средняя. Тут больше всего людей, но смотритель может обходить два, а то и три таких зала. Если бассейнов с глубиной в полтора метра ещё больше, то и смотрителей два. Если глубина бассейна больше, то я, например, могу следить сразу за тремя залами. Они находятся в непосредственной близости, и если кому-нибудь будет угрожать опасность, хотя это вряд ли, то я подоспею, чтобы посмотреть как они идут на дно.

В "лягушатниках" обязательно должен кто-то быть. Ещё лучше было бы ввести штраф на минуты жизни. Ещё хуже работать в медпункте - вот спросите у Лизы, я вам точно говорю. Только за время работы в "Нептуне" она по причине отсутствия работы прочитала книг больше чем любой из посетителей. Я часто хожу с Лизой в библиотеку, она слишком придирчиво и тщательно выбирает книгу. Сначала - по внешнему её виду и состоянию, потом по содержанию. Она говорит:

- Эту приятнее держать в руках.

А затем внимательно рассматривает книгу - и это оказывается словарь. Или помощник по решению кроссвордов. Такие книги тоже есть, и Лизе они явно понравились. Она говорит мне:

- Иди, я догоню.

Пока я хожу между рядами полок, наваленных макулатурой и ищу Фуко, она копошится, повернувшись ко мне спиной, я не могу рассмотреть, что она делает. Потом мы снова вместе, но Лиза говорит:

- Иди, подожди меня на улице.

Я отвечаю, что хорошо и тут.

Она напориста:

- Иди, подожди меня на улице, если ты так устал.

- О, ты уже выбрал?! Иди, подожди меня на улице.

И добавляет:

- Я догоню.

- Да, я быстро.

На самом деле она берёт помощник по решению кроссвордов, и затем выходит ко мне на улицу, лучезарно улыбаясь. Она хватает мою руку, трясёт ею в воздухе:

- Ты же не позволишь мне упасть?

Я мог бы вырваться, её пальцы впились в мои, и не отпускают. Я и не хочу, и она смотрит мне в глаза:

- Ты же не дашь мне упасть? - спрашивает Лиза.

А нашёптываю на ухо кричащей даме, что я помогу ей сесть на диету. Мне даже пришлось пообещать, что я стану следить за её питанием - это вообще из ряда вон выходящее. Я и не догадывался, что эта женщина в розовом вынудит к такому. Не предполагал, что нужно сделать и такое. Эта паникёрша - настоящий шантажист, я шляпу снимаю. Она кричит, что в бассейне слишком глубоко, а она совсем не умеет плавать.

Я спрашиваю:

- Сколько раз в день ты принимаешь пищу?

Я хочу узнать, какой у неё холодильник и есть ли там овощи. Или есть ли там хотя бы место для них. Про себя я уже тщательно обдумываю её диету.

- Глубина больше метра!

Она кричит:

- Здесь даже больше полтора метра! А написано что полтора!

Не следует объяснять, что тут метр сорок семь. Я говорю: нужно что-то придумать. Если ты попадёшь к фильтру, то ничего не получится. Просто такая система, и ты не сможешь ничего сделать. Теперь ты должна пообещать, что будешь импровизировать.

Я даже не знаю, есть ли фильтр. Что это за трубы, и насос ли это или водокачка. Я вспоминаю парня, который чистит бассейн. Он наверняка знает всё это, мне следует спросить у него. Тогда я всё узнаю.

Мне приходится спуститься в воду. Я мокрый, кепка слетела и в одиночестве бороздит бассейн, с которого по непонятным мне причинам все вылезли. Я говорю остальным: не беспокойтесь, крокодилов нет! Никто не пугается, и даже не хочет смеяться. Как же сильно они боятся змей. Как в тех историях, когда люди покупают себе крокодилов. Ну а когда те всё стремительнее растут и больше поглощают, кусая их за пальцы, смывают детёнышей в унитаз. Поэтому в канализации водятся настоящие монстры.

Намокла футболка с изображением логотипа "Нептуна", намокли шорты. Они надулись, как шарик, и потянулись вверх. Намокли кроссовки и красные носки.

Прыгать было необязательно, пусть я спокойно зашёл в воду. Наверное, мне просто стало скучно. Я держу даму за пальцы ног, и опускаюсь, вода хлещет мне по подбородку и затекает в рот и нос, я закрыл левый глаз. Женщина передо мною стоит и виновато улыбается.

В книгах, призванных помочь с решением кроссворда, всё разделено на группы. Лизе нужно найти футбольный клуб, и она открывает нужный раздел. Чёрным по белому идёт список всех команд в любой из национальных лиг. После Лиза подставляет каждую, и проверяет количество букв в словах; остаётся довольна собой. Я забываю сказать, что знал, что именно она взяла. С тех пор книги по кулинарии и уборке дома она приносит в пакете, не даёт мне даже заглянуть в него, когда он пустой.

Дама в розовом быстро покидает зал. Я жду её у выхода, но, по-видимому, не узнал в повседневной одежде. Я вижу удаляющуюся спину нужного мне человека. Не будет попыток попасть в фильтр, если таковой существует. Я хочу возвратиться в зал 2Е, но перед этим говорю тому, кто молчаливо стоит возле меня, недоумённо обратив взгляд туда же, куда и я, что очень хотел пригласить её на кофе. Есть ей теперь всё равно нельзя.

В мои обязанности, по идее, это не входит. Вообще нет тут такого человека , который следил бы исключительно за безопасностью посетителей "Нептуна", и многие находят это действительно странным. Я просто смотрю, чтобы не был испорчен бассейн. Нет нужды в том, чтобы крошить кафель, ломать лежаки и выдёргивать ножки у стульев и всё такое. Не суйте конечности куда не стоит. Да-да, именно в те отверстия в стенках бассейна. Белая крепкая пластмасса.

Точно такой же горшок был у фикуса в квартире у Лизы. Белый пластмассовый горшок, в котором обитал обычный фикус, ещё вчера был целым. До того времени, пока я не побывал там, дома у Лизы. В автобусе она мне попыталась рассказать, как ей нравилось это растение. Я точно знаю, что этот павший фикус - подарок её мамы. Знаю, потому что эта женщина мне сама такой подарила. Если бы у Лизы было ещё таких восемь, то и моё жилище напоминало бы сад или цветник, но только без цветов. Это ровно до того времени, пока они не зацветут. В этом феврале этого просто необходимо бояться - снег растаял ещё до начала месяца, куртку я променял на чёрное короткое пальто. Мне не нужно подкатывать теперь джинсы, спасая их низ от участи быть мокрым и в уличной талой грязи. Я потерял вязаные перчатки, которые для меня сшила мама Лизы.

У меня они интереснейшего зелёного цвета, и этот болотный стал моим любимым, хотя бы до тех пор, пока у меня есть эти перчатки. В связи с тем, что я их потерял и уже вот недели три не в состоянии отыскать, мне приглядывается розовый, как перчатки, которые мама Лизы сшила Сане. У самой Лизы они голубого. Правда и розового и бурого, они мне не нужны с такой температурой за окном. А всё потому что этот февраль выдался на удивление действительно тёплым.

Этот февраль такой тёплый, что и март завидует. Какой же тогда получится март? Как апрель или май? Следовательно, в середине весны будет лето. Лето, только без отдыха.

А летом мы все сгорим. И перчатки я никогда не найду. Я начну их искать только при том случае, что они мне будут действительно нужны. Но на улице слишком тепло, потребность в перчатках появится только в июне: перед самой смертью я могу захотеть вернуть их маме Лизы. И всё равно не успею их найти; я обнаружу, что они завалялись за шкафом, под кроватью, когда огонь почти полностью сожрёт моё бегающее в панике тело.

Рукой я задену какую-нибудь полку, и когда она рухнет, на завалах книг будут лежать перчатки. Или под кроватью, или за шкафом. Я буду хаотично двигаться, кричать. За быстрый отрезок времени, пока я буду ещё живым, усталость и шок от боли доконает меня окончательно, и я упаду. И будет играть музыка, если проигрыватель тоже не запылает, и я упаду на пол; и я упаду на ковёр.

И я увижу - вот они, перчатки, смотрят на меня из-под кровати и улыбаются.

Знаете, что я тогда сделаю?

Я улыбнусь в ответ.

- А вы тоже сгорите.

Или:

- Огонь доберётся и до вас.

В конечном итоге мы с ними окажемся в одном и том же месте, но мне всё равно будет неприятно. Меня победили перчатки. Да, пускай, и они сгорят дотла, но ведь чуть позже меня. И вот эта улыбка - маленькое утешение. Гол престижа. И фраза эта - маленькое утешение. Чтобы не опозориться совсем, я постараюсь обязательно её произнести. Если, правда, смогу оторвать рот от криков боли. Если, правда, буду жив.

Так или иначе, я непременно упаду в том месте, где они лежат, перчатки мои. И через несколько минут они будут танцевать танец на пепелище. На пепелище из меня.

Это мне напоминает другую сцену. Хотя, в моём случае это просто несправедливость. Такой закон. А во втором - редкость. Я говорю про эту фотографию, которую я отыскал в одной книге.

Опять- таки, всё сводится к книгам. Лиза настолько скована, но найди она себе работу поинтереснее, у неё просто не было бы времени. Тех минут, секунд и тому подобное, вплоть до лет и веков. И она бы не читала в несвободное от работы время. Я бы не ходил в библиотеку.

Время потому и дорого. Потому я и первый кандидат на должность сборщика времени. Лето совсем скоро, и тогда я сгорю.

Саня не ходил бы в библиотеку, я бы не ходил туда. Короче, Лиза бы не стала бы нас за собой тащить:

- Саша, ну пошли со мной. А?

Он смотрел на меня, я улыбался, представляя, что он - мои потерянные вещи. И как ему, так и им я хочу улыбаться, сгорая этим знойным и необычайно жарким летом. Под коротким плащом - курткой у меня одна футболка. У Лизы горело бы все, кроме фикуса. Фикус уже горит, я лично постарался вчера.

Меня прошибает холодный пот. Я дрожу.

Фикус будет гореть у меня, и у Сани. И у женщины, которую мы также около трёх лет называем мамой. И у неё их больше, думаю.

Мне настолько «не страшно», что я дрожу. Впрочем, я сам во всём виноват. Я даже телефон с трудом достать могу. Времени теперь будет ещё меньше.

И книга эта, с этой картинкой, с этой фотографией, не моя. И не Санина. Она, угадайте, из библиотеки. Вот думаю про горящие позже, чем я, перчатки болотного цвета, и вспоминаю.

Лиза бы не перенесла, если бы кто-то взял больше книг, нежели наш занятный книгочей. И Саня спрятал одну книгу ко мне.

- Саша, сколько книг ты взял?

Он запинался, но всё же сказал: две.

- Саша, ты книг сколько взял? - напористо повторила она.

- Две - стоя в метрах пяти от него, я увидел, как по горлу пробежал комок внушительных размеров.

Лиза взяла три книги, я одну. И вот, с одной Саниной.

Так, или иначе, я помню, что в ней был дан детальный анализ всех самых знаменитых войн за всю историю. Такой себе своеобразный гид по саморазрушению нашего мира, человечества. Учебник террориста. Массового убийцы, неблагоприятного лица, которое легко может рассматриваться здравоохранительными органами как потенциальный преступник.

Начиная от войн Древнего Рима и Египта с хеттами, до нашего времени.

В частности, до войны в Югославии. Той самой, которая меня заинтересовала. Саня не имел возможности её незаметно забрать у меня, или пронести через Лизу - домой он с ней ездил в одном автобусе. Вот и книга эта осталась на ночь у меня. Так как на следующий день мне следовало её возвратить, то я решил кратко её просмотреть. И наткнулся на фотографию. Под этим изображением красовалась невзрачная надпись:

"Танцы на сбитом американском самолёте".

На обломках самолёта находились две женщины. Они улыбались, широко пооткрывав рты, глаза у них были закрытыми, и это предавало лицам ещё более триумфальный и счастливый вид. В руках, обращённых к небу, они держали какую-то ткань, по видимому - флаг. Если бы мне было пять лет, и я увидел бы это, то наверняка заплакал. Кажется, я плачу и сейчас.

Я действительно сейчас плачу. У меня дрожат руки, веки вот-вот сомкнутся. Я не трус, но я боюсь. Я не могу, я не в состоянии достать телефон.

В мои обязанности, по идее, это не входит.

Судя по всему, я буду гореть намного раньше.

В мои обязанности это не входит. По идее. Мне настолько страшно, я столько всего натворил. Кажется, я забыл телефон в своей куртке, в своём коротком плаще. Теперь так тепло, что мех я променял именно на эту дешёвку. Я и вспомню, за сколько она мне досталась. Просто сейчас, в этом феврале действительно очень и очень тепло. Плюс ещё я очень боюсь. Я знаю, что мне стоит следить за кафелем в бассейнах, и за имуществом. Но не я отвечаю за безопасность посетителей. Пусть я в некоторых моментах посодействовал. И теперь очень боюсь. Того, что натворил. Прежнего любопытства как не бывало.

В мои обязанности это не входит точно. По идее.

Лучше бы он поломал себе пальцы. Подавился этой табличкой, и прыгнул бы с бортика в бассейн. Головой вниз. Чтобы определённо разбить её. Этот толстый мальчик мог разбежаться, и врезаться в стену.

Я как раз думал вернуться домой и читать книгу.

Через несколько минут я как угорелый хотел лететь из этого аквапарка.

За содеянное я непременно пострадаю. Я заплачу за это сполна, я испытаю месть. И мне жаль, ведь всё это я делаю только ради этого. Лучше бы всё было именно так, как все и говорят. Лучше бы за грехи отцов платили дети. Я бы хотел, чтобы у меня был сын. Мне просто необходимо свалить на кого-то вину. Другое дело - Саня. У него есть восьмимесячный Стёпка. А у меня есть фикус, но он не совсем живой. К тому же, Лиза сказала, что обязательно "убьёт его". Во второй раз. Так же, как я убил и её растение.

Лучше бы я свалил вину на них. На других. И всё это ради этого. "Этого" - это "полнейшая глупость и чушь". Чепуха.

Сегодня людей немного, вторник, как никак. Это только у меня завтра выходной. Зарплата у меня не слишком большая, было бы хуже, если бы я ещё и учился. Завтра - среда, завтра- рабочий день. У всех, кроме меня.

Если из-за этого я целый день буду ходить по городу и всем улыбаться, то улыбаться, впрочем, будет нечему. Весь этот выходной я испорчу. Брак причины, по которой я и буду ходить весёлый, а остальные - нет. Я потрачу потенциал без ума. Я буду хвастаться. И готов.

Другое дело друг мой - он и работает, и в институте, и семья есть. Не в этом дело: зарплата не очень, но кресло я всё же поменял - на новом я как раз хотел бы достать "Рождение Клиники" и прочитать его.

Фикус не редкое явление. Таких много, у Лизы ещё, у её мамы. У меня, у Сани и Ленки со Стёпкой. Жена его и ребёнок любят фикус больше, чем сам Сашка. Готов поспорить, что мать моя, Лизы, выбрала фикус из-за меня. Решила выразить таким образом свою любовь. Я говорю:

- Жди, ведьма, я уже начал искать капкан.

Лиза делает вид, что ничего не слышала. Даёт ещё один шанс замолчать, замолить грехи и принять веру. Но я добавляю ещё громче:

- Тебе понравится.

Лиза громко предлагает поесть.

Аквапарк работает до семи, на часах - шесть ноль три. На улице, в городе светло. Этой зимой вообще и светло, и тепло. Ночи оказались не такими длинными, как в январе прошлого года, как в декабре прошлого года. Жарко. И день, как и осенью, как и летом - заканчивается в тоже время, и начинается в тоже время. Темнеет поздно и светлеет рано. Слишком. Снег и выпасть не успел, как уже и таял. За ночь все холмики и сугробы превращались в прозрачные лужи, мгновенно впитывающиеся в землю.

В эту землю, землю на улицах. В эту почву. В верхний рыхлый слой земли. Плодовитый на разломанные качели, покинутые дома и лимонные тусклые фонари.

Но это не про те, которые у аквапарка. Освещение проверяют каждый месяц. Думаете часто? Не спрашивайте тогда, сколько раз мы чистим бассейн.

Мы - команда аквалангистов. Своеобразных исследователей развлечений и отдыха для вас. И моя роль - следить за тем, чтобы вы не платили больше, чем положено. Больше, чем следует и чем вы хотели. Я слежу, чтобы вы не раскошеливались. И по ходу пьесы ничего не ломали.

Поэтому я не должен помогать друзьям. Другое дело, если бы за это платили дети. Мои, или чужие, мне всё равно. Абсолютно. Лишь бы не я. Знаю, я эгоист. Но помогаю другу. Разве за это меня уже не стоит похвалить. До закрытия аквапарка остаётся пятьдесят семь минут. Шесть.

Я волоку кокон по залу. Я стараюсь не смотреть на него, и просто делаю то, что наметил. То, что хочу сделать.

Мне очень страшно. Не любопытно, пропал интерес, и вообще: мама, забери меня домой. Роди меня обратно.

Единственным подарком, по сути, которым я решил удовлетворить гордость этого генерала тьмы, были очки. Лиза организовала огромное празднование дня рождения её матери. Ей Богу, это не закончилось бы никогда, не пусти я клоуна на порог. Я снял с него очки и понёс их имениннице. Радость безграничная, море слёз и аплодисментов. И я, конечно же, в качестве главного экспоната и актёра. Мама Лизы выгнала, и ещё четырёх утра не было. Когда я поспешно собирал вещи, Лиза обнимала во сне Саню, и он укутался с головой.

Я волоку кокон по залу. Всех этих минут мне не хватит. И секунд, и часов. Мне реально нужен день, не меньше.

Я соорудил кокон сам, и через часов десять, когда всё уже может быть будет окончено, я очень этим буду гордиться. Буду гордиться и хвастаться, только не знаю кому. Спросите меня, как я соорудил кокон, ну пожалуйста.

- Ок, как ты сделал кокон?

- Я, прежде всего... ты меня ещё слушаешь?!

На самом деле я вышел из зала, и закрыл его. Связка ключей нервно грохотала в моих руках, пока я направлялся в кладовку. Но вначале я аккуратно, почти элегантно достал необходимый ключ, и провернул его в замочной скважине. Щёлк.

Потом я проник в раздевалку обслуживающего персонала. Это означает, что тут в шкафчиках хранятся вещи всех работников. И полотенца, если кому-нибудь из нас нужно будет прыгнуть в воду. Ну, вернее, полотенце нужно, чтобы обсохнуть. Как и сушилки. Как и душ, как и снова полотенце, как и новая, сухая одежда. Чистая и непорочная, как маленькие дети.

На самом деле нужно знать несколько довольно- таки важных вещей. Важные аспекты, факторы и главенствующие детали. Ну, спросите меня. Пожалуйста.

- ...что нам нужно знать?

- Я взял из раздевалки пять полотенец, чистых и сухих... но слушайте меня дальше, ладно? Верно.

Нужно знать, что нет никакого фильтра и воронки. Забудьте.

- Что ещё?

- Ребёнок- самый настоящий чёрт.

Я даже представляю себе эту картину. Ничто не может во многих случаях элементарно быть тем, чем оно является. Поэтому у вас так болит правая грудь. Нет, без шуток. Правая грудь действительно болит.

Кажется, что вам воткнули шило или маленький кухонный нож. Совсем такой мелкий, но ещё более острый от этого. А если говорить правду, если говорить честно, то всё зависит не от сравнения с любым известным нам холодным оружием.

Вы правша?

Будьте откровенны до конца, и скажите, держали ли вы когда-нибудь младенца у себя в руках? Грудного, еле дышащего. Маленького, и настолько, что от этого он ещё острее. Он, этот маленький человек настолько маленький, кажется что так и родился свертком ткани и материи.

Вот оно, ваше дитя - тряпка. Настолько скрученная, к ней привязали и обвязали ещё тряпок. И тряпками.

Если бы вы держали такого малыша, то его голова находилась под вашей правой грудью? Если да, то его рожки, рожки этого вроде бы как живого свертка, воткнутся в вас. В правую грудь. Или в левую.

Отсюда вывод. Какой, спросите, ну пожалуйста.

Пожалуйста - пожалуйста - пожалуйста.

- Не нужно заводить детей?

Нет.

- Все мы демоны, вот какой вывод.

И вам не повезёт, если не будете пронизаны этими рогами демонов, которые нас окружают. Которые мы, которые все. Вы просто обязаны быть убиты, когда подруга или друг положат вам голову на живот, плечо или колени.

Поэтому побольше двигайтесь. И угостите соседа или знакомого обедом. Пока мы все не сгорели, хорошо? Можете и не обещать, просто так сделайте.

Для себя.

Я нёс полотенца, схватив их в охапки. Запихнул их под подмышки. Я всё ещё боюсь и нервничаю. Забудьте что на работе я всего-то три месяца.

Нет воронки. И фильтра. И неудачи-удачи.

Ключ верчу в руках, и вновь открываю дверь, вновь в контакте со скважиной. Только теперь я, естественно, захожу. В зал 2А. Где лежит моя гусеница. Моя бабочка. Мой десятилетний чертёнок. А я действительно держусь за свой пост, мне не нужны бабочки. Мне приходится снова зарывать её. Его, моего чертёнка, которому десять. Я инспектор. Первый кандидат на должность сборщика времени. Мне нужно больше часа, тем более неполного. Тем более.

Сейчас я чаще всего думаю о многих сказках и историях. Жаль, что я буду гореть ещё раньше, чем остальные. Нет, серьёзно. Мне даже плакать хочется. Представляете, как тогда это общее нагнетание действует на меня? Нагнетает?

Я переделал одну сказку. Хотите послушать? Прочитать её хотите?

Она начинается, как и все остальные сказки. Ну, может быть не все, но достаточно большое количество народного фольклора для детей начинается именно так - "Жили - были". Хотя эта сказка не совсем для детей. То есть не будет ничего такого плохого, если её вдруг дети прочитают, но она не специализирована для того, чтобы развлекать их или помочь уснуть. Короче, я не знаю.

И начинается она не с "Жили - были", а с "Жил - Был".

Жил – был на белом свете один монах. И всю жизнь он пытался узнать, что такое рай, а что такое ад. Однако больше всего его интересовало, чем они отличаются друг от друга. Целыми днями он просиживал в монастыре и размышлял. Он всё время думал и думал, но ни к чему так и не пришёл, ничего не понял. Это его сильно злило и огорчало, монах сидел на скамье возле других людей, молившихся в монастыре, и мечтал ещё больше. Пока не уснул.

Я хочу, чтобы вы знали, прежде чем я сгорю – эту историю придумал не я. Я просто её переделал. Я хочу прощения – простите, пожалуйста. Эта идея была не моя. Ну, моя, но не совсем. Короче, я не знаю.

Просто думаю, что её вряд ли придумал я, понимаете? Короче, я не знаю. Я не уверен.

И приснился спящему монаху рай. И ад.

Приснился сперва ему рай. В раю он видит, собственно, рай. Там огромное пепелище на выжженной земле, и деревья горят. Вот такой вот рай, представляете? Посреди этого всего стоит котёл, а вокруг него сидят люди по-турецки. Они хотят есть, и в руках держат ложки. Они худые, люди эти в раю, и есть хотят, но не могут – ручки у ложек длинные-длинные-длинные. Большие-большие-большие. И они не могут зачерпнуть из котла, и потом выпить эту порцию – всё выливается на землю и мгновенно впитывается почвой. Можно только зачерпнуть. Суп, вероятно. И сидят голодные, потому что так и надо – так в какой-то умной книге написано.

И видит монах в следующем сне своём ад. Там везде хлам, трава горит, дым и огонь. Не рай, естественно, но очень похож, ясно, да? И котёл там есть, и люди. И ложки, ручки у ложек этих длинные-длинные-длинные. Но все сыты, потому что кормят этими ложками они не себя, а друг друга.

Я заматываю ноги, колени, таз, туловище и голову. Потом снимаю с бездыханного тела десятилетнего мальчика шорты для плавания, и залепливаю всю конструкцию. Я растягиваю их, и одеваю на кокон. Потом выворачиваю карман, хватаюсь за него и тащу. Тащу кокон к выходу. Он трётся об кафель, стирается об пол бассейна. Об рисунки, об квадраты нежного голубого цвета. Открываю дверь, выглядываю в коридор - там никого нет.

По идее взрывы злости должны контролироваться. Чтобы не повести к летальному исходу, как в этом случае, как в моём случае. Вы понимаете? Я хочу сказать, что намного легче работать с теми, кто представляет опасность исключительно для себя.

Легче, но скучно. Если вам не нравится бумажная работа.

Если бы нас с этим мальчиком спросили, куда мы направляемся, мне пришлось бы пролепетать:

- А мы спать идём.

И я даже на мгновение не верю, что всё так и окончится. Но постараюсь. Я попробую с десятилетним мальчиком проползти по холлу, под столом. Мы как невидимки проберемся через администраторскую. Мы попробуем, мы ведь команда.

По идее, это всё не моя работа. По идее я должен сказать:

- Нет, и пойти домой. Спать.

По идее всё вокруг соткано изо лжи. Согласны? Эта ткань закрывает вам лицо. Но ткань можно спалить и сжечь. Поэтому ждите лето и торопитесь всё сделать и закончить. Или просто делайте что хотите, мне всё равно.

Яркий пример этому – как раз именно этот кокон, его бабочка, его плоды. И моя новая работа, которой я, по идее, не должен заниматься вообще.

Думаю, как же всё-таки мы пройдём? Когда осматривают тело, по каким признакам определяют, сколько времени он мёртв?

Он, в смысле, кокон. Бабочка. Я читал, что это определяют по температуре печени, когда осматривают тело, или не осматривают, или мимо проходят. А в фильмах это определяют на месте преступления, а не в морге – на вскрытии. Меня удивляет, как они проникают в печень, пусть я не такой наивный, чтобы думать, что нет больше никаких закономерностей и признаков. Они есть, но нам не скажут. Типичный пример ткани, типичный пример мусора, которым я забиваю голову, когда мне настолько «не страшно», что аж руки тресутся, и я не могу вспомнить, где я оставил свой мобильный.

Кажется, я потом даже смогу посмеяться над этим. Потом, когда буду дома. В безопасности. Когда смогу скрыть кокон. Прежде всего - от самого себя. Чтобы спасти себя. Самого себя.

Вы спрашиваете:

- От кого?

Я молчу.

- От кого?

Я молчу.

- От кого?!

- ОТ КОГО?!

Мне даже вас просить не стоило. Вы всё поняли сами. Я могу теперь пойти домой?

Я запер тело в "лягушатнике", это зал 3У. Сейчас я иду по коридору, никого нет. Я смогу пронести тело незаметно, и вывезти его из аквапарка. Кажется.

Но прежде я закрываю зал 2А.

И этого просто не может быть.

- Чего не может быть?