Я молчаливо ожидаю у Фанк - коллекции, мои глаза слезятся, да и сам я плакать готов. Наконец, моим страданиям приходит конец, и Маша пишет: «Ты напоминаешь мне Андроникова!» Мои ногти впиваются в кнопки на мобильном, который в такт рукам, трясется. Я набираю, что не уверен точно в том, что это парень и заканчиваю: «Это, наверное, девушка…». Плакать хочется еще больше, я в отчаянии продолжаю писать: «Мама, роди меня обратно» и «Да, это девка…» и «Господу помолимся.»

Конечно, я не стал оповещать Машу о том, что девчонка, одетая в хорошо сидящий спортивный костюм, к которой я настойчиво подкатывал, оказалась парнем с длинными волосами и татуировкой на пояснице.

А всё потому, что я слишком гордый. Я не могу себе такого позволить. Я и не могу сказать Кристу- тому самому парню,- чтобы теперь он не приставал ко мне.

Маша пишет, что если бы я ещё вчера сходил получать все деньги перед сменой валюты у нас в стране, то этого всего не было бы. Сейчас в магазине с дисками всего пять человек, толпа рассосалась на глазах торгового центра, где можно приобрести одежду и еду. Дети атакуют лавку с разлившимся сиропом и конфетами, продавец скоро съездит на собственной заднице с эскалатора, а к месту его работы уже спешат два охранника в дубинками, вид которых не пугает настойчивых ребят, и они продолжают мародерство.

Это слово пришло мне в голову и Кристу, он невзначай проходит мимо, его губы у моих ушей, чуть ли не касаются моих мочек. Он шепчет мне:

- Знаешь, причина, по которой повесили Мясоедова, было именно мародерство. Шпионаж в пользу немцев не учли.

Я же смотрю на диски, которые расположились в цветных коробках на полке передо мной. И говорю:

- Эти все диски у меня есть.

Говорю:

- Я не слушаю фанк.

Крист спрашивает:

- Так зачем они тебе,- делает озадаченное лицо, и потом говорит с нескрываемой радостью в волнующемся и дрожащем голосе- может, подаришь их мне?

Я двигаюсь влево, мне приходится удаляться от выхода, у которого, в метрах пяти, стоит Крист и продолжает мне рассказывать.

- Великий князь Николай Николаевич сразу сказал повесить, а тот в уборную попросился. Там разбил пенсне и осколком стекла пытался перерезать сонную артерию. Представляешь?

Маша пишет:

«Как он выглядит?»

А я пишу:

«Крист - женское имя?»,хотя ответ уже знаю.

Не скажу. Что осознание того, что Крист нервничает, придает мне силы, но дарит хотя бы какую-то призрачную надежду на спасение. Я слишком гордый- всё поэтому. Я просто также могу подойти и сказать.(Я в шоке)-Всё потому.

Крист продолжает рассказывать:

- Его наскоро перевязали и всего в крови потащили вешать. Представляешь? Всё потому что он жил на границе.

Была бы ситуация поспокойнее и не такой нервной для нас обоих, я спросил бы, что после этого делала вдова Мясоедова, вступил бы в спор по поводу имён и поступков других немцев, которых повесили в тот же день.

Маша повторяет:

«Ты напоминаешь мне Андроникова!»

Я же успеваю набрать оскорбления в ответ, как приходит мне на телефон новое сообщение:

«Я схожу в душ, потом напишу».

Мы с Машей пополнили счёт-каждый как минимум на это потратил четверть последних денег. Беда в том. Что эта девка умудрилась потратить всё, а я делаю это сейчас- всё дело в этом.

Я ищу первое имя, которое приходит ко мне в голову - Лу Рид. Крист подходит ко мне, кладёт руку на плечо и говорит:

- Ну, нашёл что-нибудь? Что смотришь?

Сегодняшний день мог бы проходить по-другому- всё дело в этом. Не скажу, что осознание того, что Крист всего-навсего хочет купить себе дисков на мои деньги, придаёт мне силы, но дарит хотя бы какую-то призрачную надежду на спасение.

Я гордый - всё поэтому.

И я медлительный. И вообще у меня ещё куча всяких глупых недостатков- всё поэтому.

Да, я слишком гордый и медлительный. Первое сочту отрицательной чертой характера, и Крист мне сразу это сказал. Нет, серьёзно, третьим предположением, которое он сказал мне, было:

- Ты просто слишком гордый!

И медлительный- всё поэтому.

А сейчас он говорит мне, а я вижу как он засунул руку себе под спортивный костюм в синих, голубых и тёмных тонах, и трёт свою поясницу - как раз в том месте у него тату. Он говорит:

- О, мне нравится Лу Рид!

Я говорю:

- У меня есть эти диски.

Он говорит:

- О, подаришь мне?

Вначале я хочу ему сказать, что фанк он, конечно, может забирать себе. Но Рида я оставлю у себя в тепле, в ценности и сохранности, Крист говорит:

- Круто, может купим тебе тогда плеер?

Я отвечаю:

- У меня есть один. Диски я вышлю тебе по почте.

Говорю:

- Я тебя найду.

Не скажу, что осознание того, что Крист может даже мне поверить, придаёт мне силы, но дарит хотя бы какую-то призрачную надежду на спасение. Крист хочет, чтобы я у него что-то спросил. Я спрашиваю, а что, Крист - сербское имя? Я не просто спрашиваю, я утверждаю, и этот нахал, с одеждой в обтяжечку, просто кивает своей головой, ясной и светлой, его локоны прыгают как дождик. Не скажу, что осознание того, что я легко могу обидеть Криста, придаёт мне силы, но дарит хотя бы какую-то призрачную надежду на спасение. Просто я слабый. Всё поэтому. И я спрашиваю, косясь без того наверняка перепуганным взглядом к выходу:

- Что там вообще в Сербии?

Моё отличительное свойство- я понимаю, что смешного мог бы сказать в ответ обидчику только после того, как уже выхожу из зоны, где этот остряк находится. Я очень медлительный - всё поэтому. То есть, я в состоянии придумать что-то забавное только после того, как уже вышел из помещения, где мне только что сломали нос. К примеру.

Я очень медлительный. Всё поэтому. И толстый. Маша мне так говорит. Но я- то смотрю на свои руки, и понимаю, что девочка шутит. Большие- девочка прост шутит. Он сказал это мне, и это было вторым предложением, которое он произнес, глядя мне в лицо. Не скажу, что осознание того, что Крист сделал мне жалкое подобие комплимента придаёт мне силы, но дарит хотя бы какую-то призрачную надежду. На то, что он не извращенец. Или не просто извращенец, но ещё и друг.

Я толстый - в этом всё дело. Крист, конечно, говорит, что это не так, оценивая меня быстро бегающими карими глазами, выглядывающими из-за густых бровей, но я не знаю, верить этому гаду, или нет.

В конце концов - всё поэтому.

Я пытаюсь обидеть его, и говорю:

- Что это вообще за страна такая?

Крист говорит:

- Не ври, ты слышал про Сербию. Давай вместе зайдем в канцелярию, купим блокнот и ручку? Как ты думаешь?

- Зачем?

- Я напишу тебе свой адрес и телефон. А ты напишешь свой номер, чтобы потом я тебя нашел, если ты вдруг передумаешь наведать меня. Как думаешь?

- Даже не знаю. Мне нужно идти.

- Ну, я еще не знаю как тебя зовут.

Я машинально киваю головой.

- Да.

- Что «да»? Зовут тебя как?

У меня в этот момент буквально написано на лице, что меня зовут Саня. Нет, честное слово, мне не нужно врать, а ему угадывать. Все предельно просто. И щекотливо, но я пытаюсь убрать последнюю букву «я» со своего лица. Я стараюсь быть невозмутимым. Не могу сказать «остаюсь», ведь до этого было довольно заметно, что я изрядно нервничаю. Поэтому невозмутимым я хочу хотя бы быть или стать.

Хоть на последние пять минут. Их хватило бы не то чтобы на то, чтоб покинуть здание, а на пересечение Северного полюса, пешком и вплавь. Я бы оседлал моржей и тюленей, ехал бы на белых медведях и прыгал по скользким и гладким, похожим одна на другую, как и сами пингвины, их головах. Я терял бы равновесие, поднимался и бежал, быстро-быстро. Плевать на то, что у меня лишний вес.

Нет, честное слово. Запрягите меня в бурлаки, я пересеку поперек Волгу и на собственной спине вывезу баржу из Питера в Тихий Океан. Я протащу эту баржу по земле, еще и людей туда позову. Да, буду тащить и по земле. И по воде, если понадобится. И вот тогда-то я наконец буду худым. Очень худым, очень-очень, слишком, худым-худым.

Очень, очень, очень.

Буду как живые мощи. Как у Тургенева. Крист любит Тургенева - это было пятым, что он мне сказал. Так и сказал:

- Знаешь, а я люблю Тургенева.

Правда, увидев, что моя искренняя радость не знает границ, он решил перевести тему разговору.

Не скажу, что осознание того, что Крист подбирает темы для разговора, которые нравятся мне, придаёт мне силы, но дарит хотя бы какую-то призрачную надежду. На то, что кто-то подстраивается под меня.

Нет, честное слово. Мне надоело ждать. Я гордый - все поэтому. И толстый. Да, я просто очень выдающийся толстяк - всё поэтому. Не то, чтобы я огромный, большой или здоровый, нет.

Я просто колоритный. Крист говорит, что я заметный. Я колоритный и заметный. Это было десятым, что он мне сказал. Просто подошел и сказал:

- Эй, ты заметный.. не толстый, но зато очень… колоритный!

Он, этот самый Крист, знает, что мне надоело ждать. Это было шестым, что он мне сказал. Просто стоял рядом, и ни с того, ни с сего, спросил у меня:

- Тебе надоело ждать.

Зато здесь и сейчас я могу хвастаться, что с легкостью пятиграммовой пылинки пресеку пол земного шара.

Я ждал и тогда в раздевалке, Крист это понял. Группа парней по обыкве6нно начала приставать ко мне. Но, к сожалению, не так, как Крист. Они маньяки все, но эти парни всего лишь хотели меня побить, в отличие от того самого Криста с непонятно чем на уме.

Черт, лучше бы он тоже просто хотел меня побить. Тьфу, хотел написать «унизить», но передумал. Вот сейчас пишу эти строки, и плачу. Крист хотел меня унизить. Но, как я уже сказал, на уме у него не было драки.

Кто-то из тех парней в разделке сказал, что. Кажется, я битый. Я покорно закрыл глаза и сказал:

- Давай.

Помолчал, и опять сказал:

- Бей, и сильно-сильно зажмурил глаза.

Мускулы лица так напрягались, что даже зубы были видны, вся раздевалка слышала, как через мой туго натянутый нос проходит воздух. Все лицо было туго натянуто, и напряженно. На моем лице для нормального вида не хватало кожи. Да, кожа лица напряглась, и лишние складки, наверное, оказались на затылке.

- Бей,- сказал я и сильно зажмурил глаза,- ты мне больно не сможешь сделать.

Этот парень спросил у меня: не сомневаюсь ли я в том, что все-таки буду битый?

Я ответил: возможно. Спору нет, я- таки ошибался. Но не в этом дело. Я медлительный, и очень неуклюжий. Загнанный, трусливый и очень неуклюжий. И медлительный, и толстый - все поэтому. И Крист спросил: чего ты так боишься? Я тебя избивать не собираюсь. Кажется, эта фраза номер двенадцать.

Крист говорит:

- А что ты слушаешь кроме Лу Рида? Ты очень много времени провел вон у той папки.- и он тычет пальцем на шкафчик с самыми разноцветными коробочками. По яркости они уступают только рэгги, расположившемуся левее. Крист продолжает: тебе нравится фанк? Вообще, странное слово. Кажется, в нем есть что-то сродни джаза, как думаешь? Что? тебе все равно? Ну ладно..

- Ты, наверное, слушаешь Хендрикса? Да нет, просто я увидел, что ты там стоишь, а он - самый знаменитый, по-моему, из… а где ты живешь?

Он спрашивает это уже во второй раз, и это делал он в своем семнадцатом предложении. Не скажу, что осознание того, что Крист не знает, где я живу, придаёт мне силы, но дарит хотя бы какую-то призрачную надежду. На то, что этого он все-таки не узнает.

Но я все же подумал, что он сейчас меня может избить: я ему не ответил, и Крист схватит меня за рукав и спросит, абсолютно спокойно, еще раз.

Черт, пишу эти строки, и опять начинаю плакать. Крист сказал, что у него хорошая память. И похвастался, что знает, где я живу. Я сказал:

- Ага, руку-то теперь отпусти.

Он улыбнулся, провел кончиками пальцев по моему запястью, и убрал ладонь в карман.

- Ты знаешь, сколько у Хендрикса было пальцев?

- Где?

- На одной из рук,- задумался Крист. - Не помню на какой, но их было шесть. Круто, да? Но Плант все равно круче. Ты видел его гитару?

Никто не тянул меня за язык, и я сказал, что даже если бы у тебя восемнадцать пальцев, с такой гитарой не справишься. Стало быть, да, видел я эту фотку.

Никто меня не тянул за язык, но тогда в раздевалке, я сказал тому воину- парню:

- Нет? Мне можно пойти?

И я научился летать. Мои ноги, когда он меня ударил, оказались на уровне его головы, а он еще выше меня. Это было так круто, и почти не больно.

Не скажу, что осознание того, что Крист не хочет меня побить, придаёт мне силы, но дарит хотя бы какую-то призрачную надежду. На то, что нос у меня снова не будет разбит. Мало того, я не испачкаю пол кровью, и потом не буду мыть и убирать его. Потому что это чертовски несправедливо - я жертва, и полы еще мою. Моему обидчику ничего не было, а я- жертва. И пол мыл, уже после того, как побывал у нашей медсестры. Она очень странная женщина, даже таинственная. Мне она не смогла помочь, но по настоянию футбольного тренера и хозяйственной работницы, дала мне швабру, тряпку и ведро. Это еще прекраснее, чем тот невиданный и невообразимый полет, который я совершил.

Нет, честное слово. Если бы тот борец, тот парень- воин, попросил бы прощения, или просто похлопал меня по плечу, или попросил прощения и похлопал по плечу, я бы расплакался.

Ей-богу, ревел бы как младенец. Или если бы он похлопал меня по щеке. Да ладно, мне все равно- может и по плечу. Лишь бы все обошлось и все это увидели. Война и мир в практическом варианте.

Крист так и норовит сделать мне какой- нибудь комплимент. Просто подружиться. И он все время заглядывает в экран мобильного, моего мобильного, черт побери. Но Маша еще принимает душ. Она таже гадость! Честное слово, гадость еще та. Ручаюсь, даже Крист это понял, хотя я уверен, что его голова всегда занята мечтаниями- вот так вот. Знакомы минут пять, а я уже и такое сообразил. И Крист понял про Марию, а она всегда говорит, когда идет в душ.

Черт, она всегда мне говорит, когда идет в душ. Стоит перед зеркалом, или одевается. Или ложится спать. При этом никогда не говорит и не сообщает, куда уходит. Вот так вот - я устала, одежда такая тяжелая. В таких случаях она говорит - может халат надеть? Я-то знаю, что она днями дома сидит, и, скорее всего, пишет кому-то еще. Спрашивает, что ей надеть, и говорит, предупреждает что- ли, как она хочет выглядеть. А куда - молчок. Еще она может рассказывать всякие мелочи, касающиеся своего тела. Нет, честное слово, вам бы это понравилось. Мне тоже, а Кристу Мария показалась слишком свободной, что- ли. Вот такая вот моя Маша, я записываю разговоры на диктофон. Поэтому она звонит мне только на домашний- так уж я ее приучил. В моем телефоне есть такая функция- можно записывать разговоры. Я и записываю, на кассеты. А потом на диски- я переписываю разговоры с кассет на диски. На компьютере я монтирую дорожки. У меня есть трехминутная запись. Состоящая исключительно из описаний Марией своего тела. Если я добавлю фотографии и видео, то могу и фильм сделать.

Вам бы это понравилось, но не Кристу. Для него она какая-то другая. Странная и свободная. Я знаю, он хотел мне это сказать, но слишком боится заводить об этом разговор. Меня он не боится, но заметно страшится того, что я могу ему ответить. Вот, а на телефоне я сохраняю некоторые

сообщения. Так у меня есть письменный вариант моей звуковой дорожки.

Черт, она такая хитрая. Всегда говорит, когда идет в душ. Да, когда переодевается, и когда в душ идет. Это- настоящая лиса, гадость! Она-то знает, как я хочу оказаться под струями теплых, тяжелых, сладких капель вместе с ней. И говорит об этом. И говорит, и говорит. Она старается сделать это незаметно. Я хочу сказать, говорит она как бы между прочим. Просто вскользь напоминает, говорит. Да, наверное, это меня ужасно раздражает. Да, наверное, лучше бы это меня раздражало. Нервировало, или, на худой конец, просто не нравилось.

Не исключено, что Крист меня чему-нибудь научит. Я хочу сказать, может быть, этот парень сделает меня смелее, и тогда Маше не убежать.

Черт возьми, она вышла из душа, или нет? Гадость, каких еще поискать надо. Но я больше не буду. Я и так уже нашел, и этой парочки мне хватит на всю жизнь. Жизнь с ними, понятно.

Не скажу, что осознание того, что Мария меня обламывает и никуда ни с какими мифическими парнями не ходит, придает мне силы, но дарит хотя бы какую-то надежду. На то, что она действительно лгунья и обманщица, каких еще поискать надо. Да, верно! Так оно и есть - хотелось бы верить.

В конце концов я могу не выдержать и сказать этому настырному Кристу что-то обидное. Ну, или хотя бы что-то ему сказать, хоть что-то элементарное. Нет, ну, «привет» я ему уже сказал. Да, да, привет. Мне этого не хотелось, но я себя переборол, и ответил ему. Я серьезно горжусь собой.

-Ты не ответил, что ты слушаешь? Не знаю, что ты там себе надумал, но мне это важно. Точно тебе говорю! Ты же не хочешь, чтобы я снова сжал твою руку?- спросил Крист.

Я отходил в секцию джаза. За ним потянулся соул, если я его уже не прошел, что-то легкое из инструментального, и ,кажется, оперная музыка, которую я очень люблю.

- Хочешь, пойдем посмотрим гитары? Там,- он указал рукой на левую часть этого этажа,- много чего интересного. Чтобы ты хотел посмотреть?

- То, что я хотел бы посмотреть, я могу увидеть сам, и без твоей помощи,- прошептал я в ответ. Но Крист однако, услышал.

- Ты чего? Тебе что-то не нравится? Господи, да что с тобой такое? Хочешь, найду тебе леопардовый ремень? Ну, тот, на гитаре…

Я отходил от него дальше. Я прошептал опять в ответ, но Крист меня услышал:

- Зачем?

- Как зачем?- я слышал его поддельный изумленный голос за полками, у которых он всячески пытался сохранить равновесие, или хотя бы отыскать меня. Это было пятнадцатым, что он мне сказал: просто подошел и сказал. Он, закрыв глаза и сжав кулаки, сказал:

- Черт. Мне просто надо успокоиться.

Крист сказал:

- Найти и сохранить равновесие, вот и все.

А сейчас он говорит:

- «Зачем»? Как зачем? Такая же была у Вишеза.

Я дышу между коробками. Продавец мог бы хотя бы спросить, не нужна ли мне помощь. Наверное, он тоже боится Криста, поэтому этот паренек в зеленой форме и молчит. Но я Криста не боюсь, совсем. Это глупо, его бояться, и я бы хотел сейчас оказаться на месте того продавца. Он стоит за кассой, за прилавком. Потому что ему уже надоело сидеть- вот сколько люди отдыхают. Он просто облокотился на опору, и смотрит какой-то явно заинтересовавший его фильм в плоском телевизоре, который стоит у одной особенно большой и широкой полки с огромным выбором самой популярной музыки. Да, наверное, это было бы неплохо - да и еще фильмы можешь сам выбирать, равно как и музыку, когда не смотришь телевизор. Понятно, почему тут никогда ни до кого нет дела, абсолютный ноль. А сейчас мне хотелось бы просто выбраться, хотя бы на свежий воздух, и обязательно- самому. Да, неважно куда, главное- самому. Самый мечтательный вариант - на улице, а самый лучший- Маша, кажется еще не вышла из душа.

Хотя я заранее знаю, что возможность попасть туда есть, то мне в таком случае придется пройти уйму испытаний. В том числе унизиться. Не скажу, что осознание того, что я в любой момент могу убежать, придает мне силы, но дарит хотя бы какую-то надежду. На то, что Крист не станет меня догонять

Фразы семь, восемь, девять , и тринадцать ушли на то, чтобы сказать мне, что мы их заставим плакать. Так и было, честное слово:

- Не волнуйся, мы им отомстим.

Так Крист и сказал. Схватил меня за руку, а я не мог сопротивляться. Схватил с полочки диск Лу Рида и сборник Адамса, а я не мог сопротивляться. Он потянул меня к кассе, но я прихватил еще и своих любимых Gipsy Kings и Iron Maiden. А так я даже воспротивиться не смог.

Крист просто залез в мой карман, и не отыскав кошелек, достал пригоршню трубочек из купонов. Он неоднозначно взглянул на меня:

- Тебе уже давно за двадцать. А у тебя нет кошелька? Ты вообще где работаешь?

Я работаю помощником повара, в одной пиццерии, но этого я не говорю - боюсь. Все потому что я очень трусливый. И мечтательный. Все потому что я толстый. Все потому что я медлительный - все поэтому.

Мы ждем, заходим в супермаркет. По дороге Крист достает мой мобильный и выкидывает его в мусорку - а там уже Маша звонит. Но я не очень огорчаюсь- с ней в душе я побывать, наверное, успею.

Еще тогда он это спросил. В самом начале. Это было четырнадцатым, что он спросил. Он просто подошел ко мне, этот Крист, и спросил:

- Тебе нравятся кепки?

А сейчас он говорит мне:

- Ты не против? – и этот самый Крист кладет мои деньги в свой пустой кошелек. Затем он надевает мне кепку, и пока я стою у зеркала, рассматривая свое ушастое отражение, он расплачивается за мое- его- наше приобретение.

Шапка- хуже некуда, по-другому и не скажешь. Крист стоя у кассы, мило улыбается мне, его глаза обращены на мою голову. Он кивает мне- говорит, чтобы я поглядел в зеркало. Не надо. Я уже смотрел, спасибо; как же я себя ненавижу.

Крист подходит сзади ко мне, вплотную, и не прекращает улыбаться. Мне он будет улыбаться всегда, так он. По крайней мере, сказал мне. если мне не изменяет память, это была его четвертая фраза, обращенная ко мне. это был ужас. Я ему ни разу еще и не постарался, и попытки не сделал показать мою симпатию, даже если бы она вообще была. А ее, кажется, и не предвидется.

- Почему ты не хочешь смотреть в зеркало? - спросил Крист.

- Почему не хочу? Хочу, -ответил я.

- Но ты туда не смотришь. Почему?

- Какая разница? Не хочу. Если бы хотел, смотрел бы.

- Но ты не хочешь?

- Это не означает, что если бы я хотел увидеть в нем свое отражение, меня бы что-то остановило.

- А ты всегда не хочешь!

- Сейчас, во всяком случае, уж точно.

- Почему?

- Не знаю.

Я хотел бы попробовать стать смелее - может быть, получится.

- А если бы и знал,- продолжаю я, смотря Кристу в глаза - это совсем не значит, что об этом бы узнал и ты.

- То есть?

- То есть мне говорить тебе совсем необязательно.

- Ты так думаешь?- он улыбнулся. - А если бы я сам узнал причину?

- Мне все равно.

Я снял кепку, и начал вертеть ее в руках, разглядывая. Крист сделал шаг в сторону, от меня, и велел мне надеть ее снова.

- А так? – спросил он.

- Что «а так»?

- Посмотри теперь туда. Я купил тебе кепку, в конце концов. Ты хотя бы взглянул на нее.

- За мои деньги?

- Ее выбрал я; ты сам, хочешь сказать, купил бы ее?

- Вот именно, ее выбрал ты.

- И что?

- А что, если она мне не понравилась?

Лицо Криста становится не таким довольным и наглым. Он тянет меня за руку куда-то, и продолжает рассказ о Мясоедове, плавно переходящий в расказни и небывалые басни о Багрове, который, кажется, в Ницце и не был. Это если не верить Кристу.

- Ницца для русских вообще примечательна только в двух случаях: в Ницце умер Александр Романов; не помню какой по счету, от воспаления спинного мозга. Хотя, нет. Кажется, это был Николай Александрович Романов.

- А второй случай?

- Второй случай?- Крист про себя что-то обдумывает.

- А куда ты меня ведешь?

- Там, кажется, работали родители Багрова. А чего ты спрашиваешь?

- Просто интересно,- отвечаю я.

- Это хорошо. Сейчас увидишь.

Он подводит меня к корзине с битами, у которой в нескольких шагах стоит охранник. Оглядывая толпу, сходящую с ума у прилавков с рамками для фотографий и рулонами фольги.

- Я еще много чего тебе расскажу. И о Сербии, и еще о чем захочешь,- Крист не смотрит на меня, он сосредоточено выбирает биту, и говорит со мной, как мама, которая обращается к пятилетнему сыну. Пока сама копается в пакетах и коробках с вермишелью и рисом.

- Что ты делаешь?

- Я же кажется сказал тебе, что нас ждет много интересного.

- Ничего ты не говорил.

- Ждет- ждет.

- Что?- спросил я, снимая кепку.

- Увидишь. А ты кепку зачем снял?

- Не хочу.

- Что не хочешь? Одевай, одевай давай. Вот увидишь - тебе понравится.

- Что понравится?

- И кепка, правда, со временем, и сюрприз.

- Я не люблю сюрпризы, честное слово.

- А-а, это потому что их тебе никто никогда не делал.

Не скажу, что осознание того, что мне сделают подарок, придает мне силы, но дарит хотя бы призрачную надежду. На то, что покупкой бит и кепок все и закончится, и так же внезапно, как и началось. Кажется, сейчас мне об этом- только мечтать. И Маша пишет, и я не знаю, что делать.

- Выбрал. Теперь ты давай,- говорит Крист.

- Что давай?

- Какую себе выберешь?

- Ничего я выбирать не стану, и не надейся даже.

Я и сказать не успеваю, как Крист вновь рыщет у меня в кармане в поисках грязных хрустящих купюр.

А потом мы подходим к кассе.

А потом направляемся к выходу.

А потом Крист заставляет меня вспоминать, как звали того парня, который пару лет назад избивал меня, заставляет вспомнить, где живет Маша.

Ну, как я уже говорил ему, пусть не в душе, но я ее увижу точно. Самое смешное, что я сказал это вслух, и Крист мне улыбнулся.

Так он мне и сказал, это была его четвертая фраза. Ею он заверил меня, что мы найдем эту мою богиню и спасительницу. Крист говорит, что нашел мне какую-то железную палку на стоянке, и радостно вручил ее мне, сунув в руку- биту-то, говорит он, я не захотел.

Одиннадцатая фраза - я очень хорошо ее помню, он спросил: как думаешь, что мы будем делать? Нет, честно, что я мог ему ответить?

Как ни странно, довольно легко замечать очарование города, когда живёшь как бы в другом измерении, в другом времени, сохраняя из перечня не всегда важного но обязательного только место, естественно, сам этот город. Его можно ненавидеть, любить. Можно делать всё, что хочешь, на самом деле.

В последнее время эти улицы вселяют мне страх. Они соеденины огромной неделимой цепью, разорвать которую никому не под силу, эти самые улицы могут обьять неизличимо и надолго. Мне не важно, что на них происходит. Другое дело, что на них находится, оставляет желать лучшего таким толстым и медлительным трусам, как я. Таким ничтожным и жалким.

- Где бы ты хотел побывать? - спрашивает Крист и присаживается ко мне на стоянке, прямо на щебень, скрестив ноги по-турецки. Я сижу просто на жопе, ноги прямо лежат передо мной, ступни как будто приклеены к друг друг и мотыляют кончиками кроссовок в воздухе в такт какой-то песне, которую я уже и не вспомню.

- Даже не знаю, есть ли такое место вообще.

- Почему бы и нет?

- Не знаю, - говорю я.

- Это не ответ, - заметил Крист. Сейчас он даже не смотрит в мою сторону, явижу это из-под своей новой кепки.

- Я действительно не знаю, что тебе сказать.

- Скажи что думаешь по поводу вопроса. Это называется ответом. Это как залог успеха вопроса.

- Не думаю, что это так...- признался я.

- И тем не менее?

- Думаю, такое место есть, просто для себя я его ещё не нашёл. Или не акцентировал на нём внимание. Так подойдёт?

- Да, наверное. Немного неопределённо.

- Что ты от меня хочешь?...

- Ничего. Я просто сказал, что это немного неопределённо, вот и всё.

- Что ты хочешь от меня?

- Это страна, город? Или остров? - немного повернул туловище в мою сторону Крист.

Я замолчал.

- Это место вообще существует? - спросил Крист.

- Не знаю.

- А что, есть из чего выбирать?

- Просто есть несколько мест, которые я мог бы назвать из несуществующих.

- Несколько?

- Не очень много, но они есть. Их два, кажется?

- Почему именно два?

- А почему бы и нет? И что значит то место, где я хотел бы побывать?

- Ну...Карпаты? Или Альпы?

- Их может быть сотни. Я хочу побывать в Норвегии, и что?

- Минуту назад ты сказал, что не знаешь, есть ли такое место вообще.

- И что?

- А теперь ты сообщяешь, что можешь просто открыть туристический атлас с брошюрами и ткнуть пальцем на любой курорт или пансионат.

- Что побывать? Походить, посмотреть?

- Ты что, некуда не хочешь сьездить?

- А что, ты хочешь повезти меня?

- Нет, я просто спросил. Все хотят где-то побывать.

- Не знаю, я не думаю о путешествиях.

- По крайней мере не по существующим местам.

- И что?

- И что это за места, которых нет на карте?

- А что, на картах обязательно должно быть нанесено всё?

- Почему бы и нет? Для чего тогда карты?

- А для чего ты их используешь?

- А с чего ты решил, что я на досуге рассматриваю атлас?

- Просто сказал.

- Мне не нужно часами каждый день глазеть на глобус, чтобы решить, куда я хотел бы поехать во время отпуска.

- А если бы ты его вообще не видел, то и седел бы дома.

- Что ты хочешь?

- Ничего, ты первый вопрос задал, не забывай.

- Я просто спросил.

- А я просто ответил.

- Я не виноват, что кто-то ответить не может.

- Я не понимаю твоего вопроса. Зачем знать, куда бы ты поехал. Везде хорошо, где нас нет.

- Неправда.

- И что?

- А я люблю Калининград.

- Никогда не был.

- А хочешь?

- Не знаю.

- Вот видишь.

- Что?

- Если бы ты ответил, что хочешь, то это было бы то место, где бы ты хотел побывать. Всё просто. Так тебе и стоило ответить. Ведь в этом нет ничего сложного, я прав?

- Ну да. Просто я в Калининград не хочу.

- Вот скажи, куда хочешь.

- Да ты задрал меня! Не хочу я говорить, не знаю. Поехал бы, куда и все. В Азию, в Африку. Где недорого и хорошо. Понял?

- Да, да, почему же нет?...Я бы тоже куда-нибудь смотался, в Африку. Всех русских туда тянет. Знаешь, почему?

- Ты не русский, ты серб, сам сказал.

- И что?

- Ничего. Почему же ты туда не хочешь?

- В Сербию? А должен?

- Ну ты же почему то решил, что должен спросить у меня, так почему бы тебе с такой же лёгкой душой не свалить от меня?

- Я был в Сербии. Я там родился.

- Круто. Это интересно, ты, главное, по-другому не подумай, ладно?

- А ты откуда?

- Из Днепропетровска. Только я назад не хочу.

- Вот и тоже. Но в Днепропетровск сьездил бы. Там, наверное, неплохо.

- Это тебе кто сказал?

- У меня знакомая оттуда. Там классно. Работу найти несложно.

- Работу везде найти несложно. Если ты не инвалид второй группы.

- Нет, не спорю, просто я нигде долго не задерживался, почему-то.

- Интересно, почему.

- Перестань, попыток было не так уж и много.

- Я не сомневаюсь.

- А я думал, что все толстяки добрые.

- Почему? Потому что им всем хорошо живётся?

- Потому что люди так не говорят.

- Как?

- Так как мы с тобой.

- А...

- Нет, серьёзно. Это неправильно.

- А...и где же ты работал.

- Мойщиком посуды.

- Да, в Африку с такой должностью билет в один конец.

- Нет, это давно было. Я, скорее, не работал, а подрабатывал, пока учился. Неплохо было.

- Что в этом неплохого?

- Много работы, плюс учёба, которой, я правда, не очень тревожился. Меня привлекала идея карьерного роста, которая могла наступить после этой работы, что-то вроде испытания или хобби, любимого занятия, да и ещё приносящего такие довольно хорошие, на удивление деньги.

- Хорошие деньги у мойщика посуды?

- Да, можешь не верить, но платили действительно неплохо. Меня это очень устраивало.

- Ну да, я думаю.

- Нет, всё как для первого раза было класно.

- И где же это тебя так приняли?

- Я работал по сменам, ну, то есть по дням, в одной средней школе.

- А, что ж, я думал, будет что-нибудь похуже.

- Вот, а потом я работал в "Макдональдсе". Это ещё круче.

- Не хило.

- Не смей смеятся, это моя гордость.

- Да нет, что ты, я рад.

- А потом было место кассира в этом самом "Макдональдсе". Ну, "Свободная Касса..." и всё такое. Я долго там не продержался.

- Почему?

- Проблемы с языком. Я плохо знаю украинский, да и вообще в общении не самый приятный индивид.

- Странно, вопросов у тебя много. Я представляю количество жертв в очереди у кассы.

- Прямо там.

- Нет, ты это бросай. Хотя бы через интервал времени спрашивай что-то.

- Что?

- А что, нечего? Вот и я говорю, не может быть. Так что переставай.

Я ложусь на щебень, на землю, рядом проезжают и бибикают машины, а Крист повторяет за мной. Он ехидно и глупо улыбается, и говорит:

- Ха, теперь правила диктую я. Одевай кепку. А спросить можно?

Крист спрашивал: как думаешь, куда мы поедем? Зачем я везу тебя в единственную телефонную будку со справочником? А ты, говорит, вспоминай, звали того придурка, который тебя побил, и где всё-таки живёт Маша.

Крист говорит, что мы наведаемся к обоим.

Не могу вспомнить, какая была его первая фраза. Обращенная ко мне.

Наверное, что-то хорошее.