Покаяние

 

Под старость лет, я часто вспоминаю события, которые происходили в моей жизни. И, что характерно, те моменты жизни, когда я считал себя действительно счастливым человеком, вспомнить не могу. Не получается. Они надежно затерялись в глубинах моей памяти. Ярко и отчетливо, словно это было вчера, вспоминается то, за что мне до сих пор стыдно и больно. Несмотря на то, что прошли с тех пор долгие десятилетия. И одно из этих воспоминаний связано с рогаткой.

 

В детстве, у мальчишек нашего города, каждый год были разные увлечения. То все дружно делали луки и соревновались, кто выше пустит в небо стрелу. То в моду входили самострелы из деревянных катушек от ниток с привязанной к ним резинкой, которые стреляли тонкими деревянными стрелками, и обладатели самострелов, собираясь группами, состязались в меткости, стреляя по картонным коробкам из-под обуви. А в тот, памятный мне год, все дети увлеклись рогатками.

Не желая отставать от приятелей, мы с другом пошли в лес и долго выбирали подходящие для рогатки раздваивающиеся ветки деревьев. Мне повезло, и я нашел почти идеально подходящую для метательного снаряда ветку. Срезав ее перочинным ножиком, я принес ее домой и неторопливо и тщательно стал делать рогатку. Резину для нее я вырезал из найденной возле воинской части противогазной маски, а кожушок из язычка старого ботинка. Рогатка получилась классная. Лучше чем у всех моих знакомых. На свалке мы с другом нашли два старых аккумулятора и наделали из них небольших свинцовых шариков. Для стрельбы ими из наших рогаток.

 

Каждый день мы ходили купаться на озеро. Туда мы шли по асфальтовой дорожке, которая тянулась почти до самого озера, а обратно шли через лес. Дорога через лес была гораздо длиннее, но нам торопиться было некуда. Мы гуляли. У нас были каникулы. И в тот день, искупавшись, мы пошли домой лесом.

В лесу не было ветра, стояла почти полная тишина, нарушаемая только трелями певших свои песни зябликов. Достав из карманов рогатки, мы на ходу постреливали в стоявшие рядом с тропинкой деревья.

Услышав очередную трель птицы, я посмотрел на дерево и увидел сидящего на ветке зяблика. До березы, на которой он сидел, было более пятидесяти метров. И сидел он высоко. Почти на самой макушке. Я вложил в кожушок рогатки кусочек свинца и выстрелил в птицу.

Я не должен был попасть. Расстояние до зяблика было большое, и выстрелил я не целясь, на вскидку. Просто так. Не ставя перед собой задачи попасть в нее. Но моя судьба и судьба певшего свою веселую песню зяблика уже тесно переплелись. Выпущенный из моей рогатки кусок свинца все-таки нашел цель. Задевая за веки березы, птица упала на землю.

- Попал! – радостно закричал мой друг, и мы бегом бросились к упавшему зяблику.

Я поднял с земли еще теплое тельце и увидел, что на ярком, красивом оперении краснеет капля крови. Птица была мертва. Осознав, что я только что совершил, я пришел в ужас. Мне стало очень плохо. Кроме сильной душевной боли и отчаяния я ничего больше не чувствовал. А друг хвалил меня за меткий выстрел.

 

Придя домой, я закрылся в своей комнате, достал рогатку из кармана и разорвал ее на две части. А потом заревел. Я был один, и стесняться было некого. Больше всего на свете мне тогда хотелось вернуть время назад. Я ни за что бы не выстрелил в птицу. Но вернуть время нельзя. А как бы хотелось прожить жизнь сначала, но с теми мозгами, что есть сейчас. И не совершить ничего дурного. За что потом долгие годы будет очень стыдно. И больно.

 

Служа в армии, я при любой возможности ездил с сослуживцами на охоту. И в нашей компании был Петя Кострюков. Начальник финансовой службы нашей части. Его любимым занятием была стрельба по воробьям. Когда они веселой стайкой облепляли какой-нибудь куст. Увидев скопление воробьев, Петя с улыбкой говорил:

- Моя цель!

И стрелял по ним. А потом с той же мерзкой улыбкой, смотрел, как мертвые птицы падают на землю. И ему не было плохо. Наоборот, он был доволен. А я, видя лежащие на земле комочки, которые секунду назад радостно чирикали, не чуя беды, сразу вспоминал убитого мной зяблика. И ненавидел Кострюкова с его старой, задрипанной двустволкой.

 

Все мы совершаем в нашей жизни поступки, о которых потом сильно жалеем. Но исправить уже ничего нельзя. Прости нам Господи грехи наши тяжкие!