От корпусов огромного завода Остались лишь скелеты, и теперь Глядят в канала медленные воды: Каркас и крыша… Стены, окна, дверь, Куда толпа рабочих перед сменой Степенно направлялась – где они? Вскипела гуща жизни бурной пеной… И не осталось места в наши дни То тут, то там стоявшему заводу. На месте их – торговые ряды, Оно попроще: если в ступе воду Толочь. Но недалече до беды… А корпуса – снести до основанья – Не поднялась, наверное, рука. А может, дело вовсе не в желанье – А просто: возводилось на века! * * * Я не сплю – это память меня Через темень всё водит кругами, Не затихшей мелодией дня Кружат звуки в нарушенной гамме. Это память включает огни На забытых почти перекрёстках, Где улыбки друзей и родни… Где решения резко и хлёстко Принимала, была молода, И шагала тогда – без оглядки. Что ж ты, память, тревожишь года, И событий сбиваешь порядки? * * * Мы частички космической пыли. Мы – оттуда, а после – туда… Варианты путей: или-или – Переменчивы, словно вода. Воплотимся когда-нибудь снова, Тут не важно: индусы иль нет – В спелый колос, в надёжное слово, В шум ручья, в электрический свет… И, поверьте, всё – равно почётно: Кирпичом ли, сосудом для вин, Точкой с хвостиком – в записи нотной… Только, чтоб не начинкой для мин!.. * * * Дивной песней Шута он полвека назад растревожил И любить научил, и мечтать о далёкой звезде. До озноба и слёз, до счастливых мурашек по коже – Эта память – она и сегодня со мною везде. Для меня – это он, паренёк с той фабричной заставы, "Где закаты в дыму", так мечтавший о светлой судьбе, Для рабочих людей, что её заслужили по праву. За неё и погиб, ничего не желая – себе… Это голос его в первый раз поделился негромко: "Я люблю тебя, жизнь!" – и запали навеки слова В неокрепший умок и невинную душу ребёнка. И, поверив ему, я тогда оказалась права. * * * Пережить капель и слякоть постараемся, И травы дождаться новой тоже хочется... Может, сбудутся счастливые пророчества, И окажется, по правде, дивным раем всё… Разогреются на солнце наши косточки, Кровь по жилочкам забродит неленивая, Заплетут у речки ветви ясень с ивою, Даже пустят корешки забора досточки… Каждый год мы на весну гадаем, кликаем, Ворожим, волхвуем, шепчемся да молимся… Уверяя, что неправда, и что роль – не вся, Что она у нас такая, развеликая!.. * * * Толщей солёной воды Спёрто дыханье, Предощущенье беды Гонит сознанье. Греет подспудно её Хрупкое тело Гордость за дело своё – Женское дело. Здесь мужики не нужны, Им не внедриться – Очень уж корни сильны Древних традиций. С грузом уйдёт в глубину – Быстро и ловко, Тянется нитью ко дну Только верёвка. Выдох сквозь жемчуг зубов, Цедит мгновенья – Метод старинный таков – Восстановленья. Муж не кидается в бой, Словно закован: Статус кормильца судьбой – Ей уготован. А ведь ему-то, как раз, Только и нужен Блеск её огненных глаз – Чёрных жемчужин. * * * Амбиции 1. Обостренное самолюбие, чрезмерное самомнение; чванство, спесь. 2. устар. Гордость, чувство собственного достоинства. 3. Претензии, притязания. (с) Ох, и толкований в словаре Этого ненашенского слова! Знай – гадай, подняв глаза горе: Что тут устаревшее, что ново? То ли это чванство или спесь, Как считать привыкли в прошлом веке, То ли то, что было, будет, есть – В деловитом новом человеке? Но не гордость! Что вы! Никогда! Есть же в словарях ещё значенья: Притязаний сонм – вот это – да! И – поверх пределов – самомненье! Так что, выбирайте, господа, Путь амбициозный: к раю, к аду? Но не удивляйтесь: иногда Могут вас понять не так, как надо. * * * Ты за окно уныло не смотри: Погода – то, что носишь ты внутри – Эмоции, здоровье, настроенье. И может быть промозглый зимний день Волшебным, как цветущая сирень, И радостней, чем яркий день весенний. Но может быть в душе смертельный мрак, Который не развеется никак Ни солнечного луга ароматом, Ни бережно ласкающим теплом, Ни праздничным раздвинутым столом – И ничего – совсем – уже не надо… Но у тебя, я знаю – нет причин Для этих, минусовых, величин – И нечего ссылаться на погоду. Поешь, попей, оденься потеплей, Вдохни простор заснеженных полей – Не кисни, настроению в угоду! * * * В аду пирокластических потоков Кружится пепел, словно дервиш в трансе. Окрестности вулкана одиноко Сереют в обезлюдевшем пространстве. И вид – как нагноившаяся рана, Но чуть утихнет пляска бури пенной – И почвы у подножия вулканов Гордятся плодородием отменным. * * * Хоть мы по натуре и не злые, Нас, людей пещерных, только тронь: Есть у нас рабочие, большие, Руки, укротившие огонь. Как бы нас ни гнуло, ни ломало, Мы, как знаменитый нитинол. Изменились? Да. Но очень мало – Кто-то волк, а кто – покорный вол… Тот – убого, этот – авантажно, Разбрелись по шарику Земли. И теперь уже не очень важно, От кого мы все произошли. Что там: глина? рёбра? обезьянка? – Кто чего о том ни говори, Лишь бы полыхало сердце Данко – Да ещё б, у каждого, внутри! * * * Вроде бы, первое марта… Улёгшийся снег Делает улицу более зимней, чем было зимою. Так и в душе, чуть зашоренной створками век, Горечь и холод весне никогда не сдаются без боя. Вроде бы, первое марта… Начало весны. Значит, обманчивый снег ненадолго улёгся вольготно. Скоро взойдёт первоцвет на опушках лесных, Ну, а пока что подснежникам – тихо, тепло и дремотно. Вроде бы, первое марта… Кружится Земля Вместе с великой когортою прочих небесных созданий. Мы ж – суетимся, сезонами жизнь разделя, На полосу неудач и период свершенья желаний. * * * Ах, как хорошо, что руины тропическим лесом Порой зарастают, лишь тем оставаясь доступны, Кто движим действительным, искренним к ним интересом. Так скрыты и капища майя – громады-уступы, Поросшие зеленью монстры – ручная работа, А, может быть, всё ж, без пришельцев бы не было дива? Да, нет же, скорей, без людского кровавого пота – Оно б не восстало из мрака: огромно-красиво! И это прекрасно, что нет проторённой дороги, Что лишь одному королевскому грифу доступно Смотреть с высоты. Как смотрели жестокие боги, Вовсю упиваясь кровищей и запахом трупным… Ушли в никуда, вероятно, в других измереньях Попрятали майя сокровищ своих мегатонны… А крошки-колибри (размер не имеет значенья), На красочном фоне, сравнительно с ними, огромных Порхающих бабочек – яркий пример парадокса, Смещенья размеров и сути, значений и цели… И я б защитила надёжно, не хуже Форт-Нокса, Руины, которых ещё отыскать не успели. * * * Ты огонь подарил моему неумелому сердцу, И впервые открыл то, что в мире – довольно не ново, Только я не всерьёз приняла прозвучавшее скерцо, Лишь буквально поняв итальянское звучное слово. Нет бы, вспомнить слова Маяковского, дескать, планета Для веселья, увы, приспособлена мало и плохо… И, вперёд заглянув, догадаться: мелодия эта – Не оставит меня до конца, до последнего вздоха. * * * Мы дарим любимым огонь наших солнечных душ, При этом, немного сродни становясь Прометею. В ответ – далеко не всегда дифирамбы и туш – Порою такое, что сердце в груди холодеет. И это его, наше сердце, терзает орёл, Ему достаётся страданий удар настоящий. Влюблённый – заведомо – в сердце стрелу приобрёл, А кто-то – и в печень… Но в сердце – значительно чаще. Мешает любви затаённая зависть богов, Что часто из тайной – мгновенно становится явной. У каждой любви разливанное море врагов, Поди, разберись, кто из них самый страшный и главный! И кто-то, злобясь, подсылает коварно орла – Нутро разрывая, терзать чуть зажившие раны… Бывает планета для боли – тесна и мала, Безжалостен Зевс, а посланцы его – неустанны… * * * Становится вдруг нестерпимо и яростно больно, Как будто всё рушится в мыслях направленным взрывом, Да так, что мгновенно срывается клапан контрольный – И вовсе не важно – казаться при этом красивым… Бывают моменты, внутри и извне, впечатлений, Когда не успеть отразить на бумаге явленье. Возможно, сумел бы конкретный и признанный гений, Иль смог бы стерпеть – наделённый избытком терпенья, Держа при паршивой игре – предостойную мину… Когда закружит, всё сметая, эмоций торнадо, Избыток воды прорывает любую плотину – А вдруг, это то, что в такой ситуации – надо?.. * * * "Для вас – века, для нас – единый час. Мы, как послушные холопы, Держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы!" А.Блок "Скифы" Извечный буфер и преграда Препона, бампер, зона, щит… У вас – веселье – до упаду, У нас – башка с утра трещит. Мы, двухголовыми орлами, Глядим на обе стороны. Но шутковать не надо с нами – Мы задним разумом сильны. Россия – пышная подушка – Мягка под вашей головой… Но наставлять не надо пушки – Уколем остью перьевой! * * * Не раскидывай карты, гадалка, И судьбой – не шурши на платке. Мне тебя по-хорошему жалко: С затрапезной колодой в руке, Всё пытаешься мне, деловито, Заглянуть, мимоходом, в глаза, Чтоб понять, где собака зарыта, Где – рвануть, где – включить тормоза. Не надейся узреть под личиной: Что болит, где болит, как лечить – Ты от следствий не сможешь причину По улыбке моей отличить. А в колоде – усталые лица, Мне знакомы – предельно давно. Я в валета успела влюбиться В раннем детстве. Тебе не дано У него мои выпытать тайны, Перепутаешь с правдою – ложь! Может, что угадаешь случайно, Пальцем в небо разок попадёшь… Так что, в прошлом – тебе ли копаться? А грядущее – тёмная ночь. Ты не жди от меня ассигнаций, А ступай, драгоценная, прочь. * * * От избытка и запаса: Хлеба, силоса и мяса – Не природный катаклизм, А продукт цивилизаций, Разных вер и разных наций – К нам пришёл капитализм. Он, подобно грязи пенной, Накопился постепенно – И сложился не за миг. Был когда-то перспективен, А теперь – уму противен. Ибо всех ведёт – в тупик. * * * Боятся все – и в этом нет сомнения! Сюжет для теле-радио-вещанья: Богатые боятся ограбления, А бедные – дальнейшего нищанья. Безвестного пугает смерть – в бесславии, И в тягость слава – выскочкам проворным. Болящие – молебнами о здравии Взывают, в страхе смерти, к силам горним. Мужчин страшит отсутствие влечения, А женщину – отсутствие мужчины. Тюрьмы боятся все без исключения: Кто – просто так, а кто – не без причины. Боится грома, кто напуган грозами, Успешный бизнесмен – боится краха. Истерик же, страдающий неврозами, Отыщет много поводов для страха. * * * Все знают воровистую натуру Цыганскую. Но многим – невдомёк, Что обокрасть цыган – цыгана, сдуру, Практически, вовеки бы не смог. У своего, у таборного – даже Нельзя помыслить что-то своровать: Ужасный, тяжкий грех – у брата кража – За это – проклянёт родная мать. А мы? Сидим, на прочные засовы, В стальные двери – хрупкий свой мирок Упаковали. В сущности, не ново: Свои дома и души – на замок! Попрятались "пискарики" укромно И ждут удара, каждый: кто – кого… Признать бы Землю – табором огромным И никогда не грабить – своего! * * * Менгиры, Стоун Хендж и Пирамиды… Рисунки Наска – к космосу разбег – Помимо мордобоя и корриды – На что способен слабый человек! От бога и природы – мягкотелый, Лишён приспособлений, слаб и хил, Всего лишь потому, что: захотел он – Такое на планете совершил! Принять бы нам всемирное решенье: Чтоб каждый побудительный мотив Не порождался жаждой разрушенья, А нёс в себе – сугубо – позитив! * * * В нашей жизни значит мистер Случай – Далеко не всё и не всегда. И когда твердят: "Хотел, как лучше!.." – Это есть – враньё и ерунда! Верьте старой тётке: в самом деле В гнусную эпоху перемен – Сделали всё так, как захотели! И куда планировался крен – Вот туда его и совершили, Проявив невиданную прыть. Мы ж теперь гадаем: или – или, То ли быть нам с вами, то ль не быть! * * * Мы-то с вами не будем в обиде, Что реальность, такую, как есть: Кто-то видит, а кто-то не видит – Ну, не каждому слава и честь. Будем тешить свою паранойю – С точки зренья зашоренных кляч. То, что вы солидарны со мною – Перспектива побед и удач. * * * Опускается тьма, и, томимы бессонницей, Зажигаем в ночи разноцветный экран. Кто – бездумно глядит, кто-то – истово молится, В уповании ждёт исцеления ран. И, дождавшись – иль нет облегченья страдания, Погружается в волны бушующих снов, Что врачуют, и нам воздают – по желанию, Избавляя при этом от всяких оков. Наступает рассвет, и на улицах города Полируем асфальт суетливые – мы – Слуги бога-любви и вершителя-голода, Чтоб вписаться в пробел: от сумы – до тюрьмы… * * * Седая дельта, невская вода: Бушует март, нечаянный диктатор, И льдинки, словно строятся в кильватер – Чуть слышен треск подтаявшего льда. Молюсь… Но бесполезная мольба Струится над землёй довольно вяло, Поскольку, вероятно, дела мало До нужд моих – у царственного лба… Буксирчик – примитивная соха – Такую пропахал во льду прореху… Забытые перчатки – не помеха, И муфта рукавов – не так плоха, И выручит – неверною весной. А у тебя, известно: всё в порядке. Не веришь – ухмыляешься украдкой – В различия, придуманные мной: Что каслинское чудо – что забор… Старорежимность – чувствам не помеха, Но логика моя – не мать успеха: Ты скрылся с глаз: не пойманный, не вор… * * * Кто-то сильно нас всех невзлюбил, Всё с плеча да наотмашь рубя. Только ты, если сам не дебил – Возлюби, для начала, себя. Чтоб избегнуть проблем квипрокво, Ломоты на спине и в паху, Не ищи на земле никого, Кто б тебе разъяснил, who is who. Сам, поди, да во всём разберись, Где прикус, где конкретный оскал, Кто по трупам карабкался ввысь – Кто утюжил поверхности скал; У кого загрубела ладонь – У кого загрубела душа… Кто одну нестерпимую вонь, Источает, духами дыша. По прошествии дней или лет – Только тех, кто достоин того, Осмысляя церковный завет, Возлюби, как себя самого. * * * Горит в свече не воск, а парафин, Их различить – умение несложное. Так, перепутать с маслом маргарин – По сути, дело вовсе невозможное. Ведь в свечке восковой – церковный дух Во мне тревожит суть аутентичную. Но если выбирать – одно их двух – То парафин удобней и практичнее. Он меньше оплывает, не чадит, Как воск, не пахнет, не оставит копоти. Свечи декоративной внешний вид – В восторг приводит, выраженный в шёпоте. А всё-таки, свеча – не для меня, Хоть романтично робкое мерцание: Я не люблю открытого огня – И это – за пределом понимания. * * * Виртуал Я вся разошлась по стихам, и меня уже нет, Как тут кое-кто в комментариях пишет порою. Я сердце своё расплескала, и яростный свет Горит. И его никогда и ничем не прикроют. А кто-то кричит, что под "ником" простецким моим Скрывается, им неугодная, странная секта. Мой дух пролетает, рассветным потоком гоним С Невы – до Невы – першпективой, а ныне, проспектом. И видящим зло там, где не было злобы и нет, Взращённая в канувшей в Лету державе Советов, Хочу предложить лишь один, но реальный совет: Протрите очки – и увидите зарево Света. Но вы не найдёте столь сладостный вам идеал, Взирая на мир из колод, буераков и дупел. А я – по стихам разошлась, и ушла в виртуал, Ведь вам так хотелось иметь новоявленный жупел. * * * Поверили, что собственность – кумир, Что ценен – золотой оклад иконы… Создав чуму – при ней затеять пир, Чтоб кто-то перед кем-то бил поклоны, Готов был заложить и жизнь, и честь, Шагнуть в круги прижизненного ада… А в мире – столько радостного есть, За что платить ни доллара не надо! А есть ли, хоть какая-то, нужда Грешить и мельтешиться суетливо?! Ведь золото – нигде и никогда, Ни вас, ни нас не делало счастливым. * * * Я не сторонница юродства, Но в мире есть такие люди, Что не оценят благородства – Ну, от меня и не убудет, Коль покривляюсь я немного, Не покривив притом душою, И с видом сирой и убогой Снабжу желающих лапшою. Путём продуманных стратегий Не взять желанного рейхстага? Вполне возможно, в кои веки, Вильнуть тактическим зигзагом. Бывает нужно – до зарезу: В урочный час, сугубо кстати, Пустить заведомую "дезу" – Глядишь, купился подстрекатель! * * * После Тютчева – неловко – о природе… Но такие преподносят нам сюрпризы, Что нельзя не написать чего-то, вроде: Ах, зима, ну, каковы твои капризы! С ноября до февраля – шутила шутки: Редко – минус, редко – снег, а больше – слякоть… Март в разгаре, где весна? А вот вам – дудки! Не пришла ещё пора капели плакать. В ночь на пятое – насыпало сугробы – Чуть не первый раз в году – такое диво: Белизны непревзойдённой, высшей пробы, Расстелился так легко, неприхотливо, Словно, "Ванишем" отбеленный хозяйкой, Лёг ковер, а может, только что из чистки. Даже птицы городские, шустрой стайкой – Не нагадили ещё аккуратистке. Только дворник недоволен, что лопатой Приналечь придётся – третий раз за зиму… Ну, да, дворнику – найдётся виноватый, А природе-то – снега необходимы! * * * Удивительно пустой двор… Ровно-ровненько лежит снег, Задувает ветерок в створ. Двадцать первый наступил век. Вот, казалось бы, очко, фарт. Но по жизни – всё сложней, друг… Тут тебе не колдовство карт, Хоть в фаворе мастерство рук. В жизни правил – потерять счёт! Кто-то знает их, а кто – нет. А иной – хоть знает их – бьёт, Закрывает остальным свет. В этой жизненной игре – приз Достаётся шулерам – факт. Им не надо паспортов-виз, Им и музыка звучит – в такт. Пусть другим даётся круть-верть – Ну, а мы – возьмём в другой раз! Ведь красна же на миру – смерть, И не стыдно – от чужих глаз! Нам не надо волшебства карт, Пусть лежит себе двором снег. Мы же видим календарь: март! Скоро вскроется стекло рек! * * * Наша гордая мать, Наша Родина, общая, прежняя, Нам могла и поддать, То суровой бывала, то нежною. То мила, то строга – Не была самобранкою-скатертью, Но была – дорога, Пока мы дорожили, как матерью… * * * Зачин весны, обычный день, Ну, выходной, почти – обычный. Но так играет светотень – Что всё сияет непривычно. Муж в магазин с утра пошёл, А перед тем: какое чудо! Порядок в комнате навёл И вымыл грязную посуду. Вернулся… И цветы принёс: Букетик жёлтенькой мимозы. И, вроде, нет причин для слёз – А всё равно, сверкнули слёзы… А завтра снова раньше всех Она поднимется с постели, И в ожиданьи новых вех, Пойдёт неделя за неделей… Но в свете будущих времён, Раз в год, когда весны рожденье, Муж сварит куру и бульон, И даже сам спечёт печенье! * * * Я покажу тебе мой Ленинград. И ты поймёшь, что поступил не мудро, И будешь сам себе уже не рад, Что взял билет на завтрашнее утро. Начнём с того, что выйдем на канал. Ты обо мне не слышал, как о гиде? Не говори, что здесь уже бывал! Я покажу всё в самом лучшем виде. Оставим за спиною суету, И храм, и сад с причудливой решёткой, Пойдём по неширокому мосту Неспешной и размеренной походкой. Ты не Онегин, в Летний Сад тебя Не поведу гулять – пройдём по полю, Где вьётся ветер, пламя теребя, Над теми, что искали лучшей доли… Под ветром тем – листва шумит в саду, Идёт народ, на памятник глазея… Возьмём правее – я не поведу Тебя во двор знакомого музея. А во дворе, я правду говорю, Сменили, перестройкою влекомы, Тот броневик – на памятник царю… Ну, скажем так, не самому плохому. По Троицкому пышному мосту – Через Неву – куда ж ещё деваться – Мы перешли запретную черту, Лицом к лицу столкнувшись с Петроградской. Не уверяй, что помнишь, что года – Не стёрли, что ещё прощаться рано!.. Всё помню я, и невская вода, Уплывшая куда-то к океану… * * * Любимое детище добрых "старушек-на-вате", Мясисто-колючий жилец подоконников белых, Лекарство для тех, кто здоровье давно подыстратил, Попытка чуток подлечить престарелое тело… И это совсем не случайно, что ангел когда-то Вручил Моисею три ветви: одну от алоэ – Эмблемою Троицы. Стёрлись явленья и даты – Столетник растёт на окне, вспоминая былое. За тонким стеклом в побелевшем проёме оконном, Ему не страшны ни морозы, ни струи Борея. И греет его, поднимаясь, согласно закону, Струящийся воздух, нагретый водой батареи. Горчит его сок, а ведь жизнь наша – тоже не слаще – Так горечь по капельке копится впрок в человеке. И мы прибегаем к нему: кто-то – реже, кто – чаще, Чем к рюмке вина иль к лекарству из ближней аптеки. Туземец пустыни, прижившийся в наших квартирах, Он вечно для нас – самый добрый и ласковый доктор. Покуда не рухнут столпы одряхлевшего мира, С окон не исчезнет алоэ изломанный контур. * * * Истиной став прописной, Вовсе не перестаёт Истина – быть таковой. Выстрадал правду народ. Чтоб не терять головы И не терзаться потом, Что ошибался, увы – В этом вопросе и в том!.. Не зачисляй сгоряча В хлам – золотые слова: Слабенько светит свеча, Но и сегодня жива! Вытрем забвения пыль С мудрости наших пра-пра… Всё, без разбора – в утиль – Сдать далеко не пора! * * * Нынче припомнилось мне, как когда-то пороли Тело души крепостной на дворовой конюшне. И, как обычно, не баре, а те, кто по роли Были приставлены к должности, в мире не лучшей. Вот бы случился конфуз – с перспективой невнятной, Если бы вдруг кандидат отказался от этой Должности, людям нормальным – весьма не приятной! Вдруг на насилие – было б наложено вето? Как ни пытайся создать впечатленье культуры, Как ни тверди о прогрессе в развитии мозга – Прёт из-под лоска звериная та же натура, Тянутся руки к плетям, и ногайкам, и розгам. * * * Терзает ощущение беды Того, чья хата вечно – в середине. Пополнятся и сдвинутся ряды – Не нам идти – давиться на осине. Не нам бояться крови и боёв, Упаковавшись дачкою да тачкой. Иудина порода, взяв своё, Когда-нибудь подавится подачкой. * * * Заставляет нас жизнь кремневеть с каждым прожитым годом, Озлобляясь душой, изначально такой доброты! И терять свою мягкость, присущую нам от природы, Обретая мужские, не нужные жёнам, черты. Виноватых искать – непутёвое, глупое дело: Не своих же мужчин обвинять в целом сонме грехов! Я надеюсь, что мы никогда не дойдём до предела, За которым, ни слов мы уже не поймём, ни стихов! * * * Разболтались колки, оборвалась струна, И во тьме, впереди, колея не видна. Потеряться легко, путь за солнцем – далёк, Но научен и стар мой цыганский конёк. Он отыщет пути и дороги к тебе: По траве, по росе, по слезам, по судьбе, По незримым огням путеводной звезды… И его понукать я не вижу нужды. Распорола гроза неба чёрный атлас, Поливая дождём неприкаянных нас. Кто кого выбирал: то ли мы, то ль стезя – Так что, хочешь, иль нет – а иначе нельзя. Дождь затих, ветерком потянуло с реки. Я струну подтяну да поправлю колки. И не надо грустить, виноватых искать: Вижу свет впереди, и стоянка близка. Будет каждый аккорд переливист и чист, Отзовутся ему перезвоны монист. А дрожанье плеча и сверканье очей Лучше звёзд озарят сумрак южных ночей. * * * С теченьем лет и дней теряю ощущенье Реальности беды. Уныние – грешно. Но мне – уже давно: грядёт ли продолженье, И далеко ль конец – по сути – всё равно. Но я не пессимист: не хнычу и не ною, Включив энтузиазм, шагаю за толпой. И только иногда беспомощно-больною Я чувствую себя, бессильной и тупой. А наступивший март мне предлагает снова Пучину суеты предпраздничных забот. И я, среди других, мелькаю бестолково, Хотя покой души мне время не вернёт. * * * Непесенной строкой Струилась по каменьям, И убегала вдаль судьбы моей река, Не требуя порой Особого уменья, И знания всего, всегда, наверняка. А искренности свет Ценился очень мало, И даже вызывал порою чей-то смех. На протяженьи лет Мне часто не хватало Того, что обрекать способно на успех. Довольно простоты На умника любого, А каждый шаг вперёд непросто просчитать. Небесной чистоты Несказанное слово – Лишь для меня одной откроется опять. Лишь для меня воды Прибрежное движенье, И водорослей клок, и терпкий йодный дух… В предчувствии беды – Смогу ли притяженье Земли преодолеть, избрав одно их двух?.. * * * "Я не должен думать про тебя…" С.В.Ботвинник Мы с тобой расстались навсегда. В сущности, пустяк и ерунда Поделили мир на "до" и "после", Проложив чувствительнейший след. Если ты достаточно вынослив – У меня выносливости нет. Знаю, "на войне, как на войне"… Сапогом – по снежной целине – Это не в кроссовках по бетону: След глубок и виден. Но снега Растеклись водой по льду затона… Разве эта память дорога? Только шаг: от шутки – до беды… Память заморозила следы. И уже не годы пролетели, Не десятилетия – века… Снова неумолчные капели Врут, что наша память коротка. * * * Раздвинется воды незыблемый покров И нежный голосок окликнет: "Эй, рыбак! Ты здесь сидишь с утра, да только твой улов, Желаньям вопреки, не ловится никак!" Утопленница иль царя речного дочь Явилась на его запутанном пути? Доверчивый рыбак – ему б рвануться прочь, Да с места не сойти и глаз не отвести… Да им ли, что бегут простых, земных оков, Суметь на свете жить, дыханье перекрыв! Заветная мечта наивных рыбаков! Русалочья любовь – не сладостный мотив… * * * О, мой лирический герой, Хотя, скорее – героиня! С далёкой юности – поныне – Я сочиняю эту роль. Сама себе и драматург, И режиссёр, и оформитель, И билетёр, и осветитель… И добрый доктор… И хирург… И патологоанатом… А что – чужому доверяться? Склоняюсь в пояс. Жду оваций. На этом свете и на том. * * * Что весна – пора любви – в годы давние Объявили. Нам ли спорить с великими? Перепады то крутые, то плавные – Дни весенние – весьма многоликие. И весна – в календаре – не гарантия Для немыслимых скачков настроения, Ибо снег ещё лежит белой мантией, Покрывая и поля, и строения. Только крутится Земля, как положено, Ну, быть может, с кой-каким отклонением. И уже немало раз подытожено: За зимою дни приходят весенние. Да, не сразу, не в наскок: тихой сапою Март расправится со снегом и льдинами, Отжурчит вода зимы да откапает, Отбушует да отспорит с плотинами. Вот тогда наступит пик настроения, Совпадение со всеми приметами. И тогда уже, в период цветения, Все поймут и согласятся с поэтами! * * * Пишу, как все, обычно – для себя, Когда возникнет творческий порыв, И явятся архангелы, трубя, Небесные покровы приоткрыв. И ангельский воздушный трубный глас Перевожу на близкий мне язык, Понятный с детства каждому из нас, К которому с младенчества – привык. Родной язык, богатый и живой, Подвижный в проявлениях своих, Я, веточка, проросшая в подвой, Как соль земли, влагаю в каждый стих. И кто-то скажет, в дивной простоте, Совсем не той, что хуже воровства, Что угадала, и конкретно те, Я выбрала и мысли, и слова! * * * Хороша и юна – не себе и не ради продажи, И причина не в том, что он был так уж, явственно, нужен – Я вязала пуловер, купив тёмно-синюю пряжу, Чтобы тем удивить столь же юного мальчика-мужа. Это так хорошо, что порою вещички ветшают, Прежде их обладателей – худо, когда всё иначе. Жизнь несётся стрелой, не такая, уж, вовсе, большая, Как казалось тогда. И не столь бесподобна, тем паче… А пуловера – нет. Поначалу лишившийся цвета, Постепенно истлел, испытав многократную стирку. Ну, а мы бы – не прочь: эти годы, и зимы, и лета – Пережить ещё раз, не ленясь, срисовав под копирку. * * * Всё в тисках дуализма на этой планете, Как и тело с душой: Мы, внутри, зачастую, игривые дети – С виду: вроде – большой. И почтенный старик, сединой убелённый, Накопивший ума, Вдруг желает свернуть с полосы проторённой, Хоть сума и тюрьма Слева – справа от главной, проезжей дороги. А ему – всё равно: Пусть другие считают, подводят итоги – Что подбиты давно… Часто, в собственных странах: почти что изгои – Мы идём с молотка… А, теряя одно – обретаем другое, Жаль, что жизнь коротка... * * * В придорожных кустах расчирикались звонко, Те, волшебники, певчие наши дрозды… О тебе я мечтала наивным ребёнком, Незнакомый герой, Человек со Звезды! И когда одиноко и, в сущности, странно, Возле невской свинцовой бродила воды – Ты компанию мне составлял постоянно – Мой неведомый друг, Человек со Звезды. Если было весной обязательно надо Под картошку вскопать двадцать две борозды – Мне всегда представлялось, что трудится рядом, Помогая во всём, Человек со Звезды. А когда я стояла с котомкой огромной На платформе, от города в часе езды, Ты ко мне подошёл и представился скромно: Это я… Прилетел… Человек со Звезды… * * * А на улице пахнет сегодня – весной, Право слово, мне это не кажется. И берёзовой почки поверхностный слой Чем-то клейким и жёлтеньким мажется. Он тестирует мир – мой чувствительный нос, Ностальгией питая сознание. И, поверьте: весна наступила всерьёз – Я по запаху знаю заранее! * * * Ну, не пародистка по природе я – Потому совсем разволновалась… Утешаюсь тем, что я в пародии – Над собой – сама поиздевалась! *** "Я полноте дарю себя сполна": Я наедаюсь плотно вечерами. И у меня такая ширина – Не помещусь в дверной просторной раме. Встречаю рок с набитым животом, Тугим, как наслоения базальта – Мне не мечтать теперь уже о том, Чтоб шустро прыгать в клеточках асфальта. * * * "Мосты округа Мэдисон"*) Наша встреча была предначертана свыше, Этих дней четырёх – не забыть никогда… А могла залететь под счастливую крышу Не голубка-любовь, а ворона-беда. Это память-любовь на бесценные годы – Укротила бунтующий, рвущийся нрав. А могли бы, поддавшись позыву природы, Всё утратить, взамен ничего не создав. С нами всё: наша гордость, тепло, пониманье, Уваженье к себе, сохранённая честь… Нам достаточно было живого сознанья: Что ты – есть на земле, что я – есть, что мы – есть! А любовь никогда не померкнет в разлуке… Жизнь – длинна – и мгновенна, развязка проста: Над водою сплелись наши души и руки – В серо-пепельном прахе, летящем с моста. * * * *) – Роман Роберта Джеймса Уоллера и фильм Клинта Иствуда "Мосты округа Мэдисон". * * * По какому только принципу ни делят Всех людей на категории и группы! А копни такой процесс, так, в самом деле, Нас тасуют необдуманно и глупо. По богам, по языкам, по цвету кожи – Разве в этом суть различий коренная? Два мерзавца – разных рас – весьма похожи, Чуть чего – и лезет сущность их дрянная. Предлагаю новоявленный критерий Выяснения, кто агнцы, кто волчищи, Отделения зерна от дутых плевел, Понимания, кто – прочих сердцем чище. Этот способ – испытание искусством: Вот, один – замрёт в восторге, и дыханье Затаив, предастся самым светлым чувствам – А душа – по горним склонам – лёгкой ланью. У другого – на душе – тяжёлый камень – От него вы не услышите оваций… Для него, сродни трагедии и драме: Восхититься, похвалить и наслаждаться. Он стоит, скривив лицо, пред красотою: Обзовёт её творца поганым словом, Норовит, коль не плевком, так кислотою – И такое, к сожалению, не ново. Сотворить бы в нашем мире что-то вроде: Отделить бы навсегда, сейчас и присно, От того, кто лютой завистью исходит – Тех, кто может восхищаться – бескорыстно. * * * У каждого Карелия своя: Граниты валунов и стрелы елей – Лесные первозданные края, Что белой ночью к сердцу прикипели. Невероятный, сказочный узор На шпоне из загадочной берёзы. И шишкинский смолистый старый бор, И сосен застывающие слёзы. Чреватые каменьями поля, Бурлящие Кивача перекаты – На красоту богатая земля, С Россией породнённая когда-то… Немногословный северный народ И персонажи сказов Калевалы – Они со мной уже который год. Иголкою сосновою застряла, Упавшею в ладонь в ночной тиши, Смолистая, не тлеющая память, Навеки погрузилась в ткань души, Как в озеро в густой сосновой раме. Настой морошки и душистых трав У бабушки в фаянсовом кувшине… Онего-моря прихотливый нрав, Кидавшего то в бездну, то к вершине. А как не помнить дивные Кижи – Жемчужину, манящую туристов! Я и сейчас, почти что жизнь прожив, Молюсь на них – молитвой атеиста. Тот самый, из петровских лет, завод… Черники всё измазавшая горстка И ржавый привкус Марциальных вод, И молодой речник с Медвежьегорска. Лесные первозданные края, Что белой ночью к сердцу прикипели. У каждого Карелия своя: Граниты валунов и стрелы елей… * * * Избавиться поныне не могу От непосильно-тягостного груза. Гвоздики – капли крови на снегу… И красный флаг Советского Союза… Кому-то он – мулета для быка. Бык победил – неравны были силы. Но всё ж не отменён ещё пока Тот факт, что "красный" – он же и "красивый"! Но я совсем сегодня не о том, Не думайте, ребята-оппоненты. Для этого – когда-нибудь, потом, Ещё наступят нужные моменты. Мне красный цвет – и памятен, и мил. Я так и не смогла понять, поверьте, Что думал тот, кто первый сочинил Нелепый миф, что кровь – синоним смерти. Спросите практикующих врачей, Хирургов – вам из них ответит каждый: Когда река иссякнет – то ручей – Не утолит томительную жажду. Спасает донор, кровь свою даря, Ценнее крови – что на этом свете? Кровь – символ жизни – и не спорьте зря! А красный флаг – всех лучше на планете! * * * Призываю объявить бойкот Гнусной и предательской системе, Той, что вот уже который год Нагло похищает наше время! Я о телевиденье, о нём, Что внедрилось, властвуя повсюду, Что вошло в квартиру или в дом, Притворившись безобидным чудом. Времени, чтоб что-то посмотреть, Заставляют тратить нас на четверть, Больше, если только, не на треть, На просмотр рекламы – эти черти! Также стоит вспомнить и о том, Сколько в той рекламе кретинизма, Как такое скажется потом В детских неокрепших организмах?! Лишь представьте, что их трёх часов – Час украден – на просмотр рекламы. На другой же чашечке весов: Ваши семьи, дети, папы-мамы, Вашего вниманья лишены Из-за чьей-то алчности предельной, Без своей какой-либо вины!... Если ж подсчитать еженедельно! Вытянете подлинный джек-пот, Если телевидению хором, Как один, объявите бойкот, Окрестив обманщиком и вором. Чтобы убедился белый свет, Что не дураки мы и не дуры – Исключенье сделаем – ведь нет Правила без них: канал "Культура"! * * * Твердят, что сильно сладок плод запретный – На древние ссылаясь времена. Для многих – довод сверх авторитетный, А мне – сия сентенция смешна. Я даже знаю пару прибауток, На счёт того, что там – в чужих руках… На деле ж, адюльтер – предмет для шуток – Но не для тех, кто будет в дураках. В чужом саду – разумному понятно – В любое время – зелен виноград. И даже если чуточку приятно – Потом – и сам себе не будешь рад. Застынь в предвосхищеньи эпилога, Отвечу на волнующий вопрос: Как минимум, останется изжога, Дай бог, чтоб не устойчивый понос! * * * Любви нелёгкая работа – Задача сердцу и уму, Поскольку любим не за что-то, А чаще – вопреки всему. Народной мудрости приметам: Что май, что високосный год… Доброжелательным советам, Что всё проходит, всё пройдёт. Мы любим – вопреки разлуке: На год, на месяц и на день… Сплетённые навеки руки Рисует в окнах светотень. А в перестуке подвагонном Шифруем чувств секретный код, Неясный тем, непосвящённым, Что говорят: мол, всё пройдёт. * * * Давно не смотрю телевизор, И радио сразу глушу, Где, ласковой сапой, провизор Уже заготовил лапшу. О том, от чего нам лечиться. Пожалуй, от всех параной… Но Veni, и Vedi, и Vici – Один только праведник Ной. Другие – останутся между, В России, что снова во мгле… Наивно надеясь – надежду Живою застать на земле. * * * Перемены – символ совершенства, Или же совсем наоборот? Вместо наслаждения блаженством – Так и ждём: сейчас оно пройдёт. Сменятся восторги на усталость… А порой, так хочется, хоть раз, Чтобы счастья крохотная малость Билась, неразмененная, в нас! Научил бы нас мудрейший гуру, Как с собой согласия достичь, Чтоб судьбу, в гармонии с натурой, В тупичок поставить, под "кирпич". Чтоб парило время – долгим взмахом В небесах летящего орла. Чтобы я, с тревогою и страхом, Перемен от жизни не ждала. * * * Кичащиеся дрожью от волнения – Частенько вызывают у меня Непониманье плюс недоумение, Вокруг волну напрасную гоня. К чему нам волноваться в предвкушении Свершений, выступлений, эскапад? Иди вперёд – без страха и сомнения, Поскольку больше нет пути назад! А коль не так пойдёт: твоя ль, совместная, Иль вовсе автономная вина – Так это ж – жизнь, тем самым интересная, Что даль – за поворотом – не видна! * * * Пошебурши на дне веслом: Готова перемена, А что страна пошла на слом – То – море по колено Любителям ловить успех Сквозь мутную водицу. А добрым людям, как на грех: Ни пить, ни утопиться! * * * Ни одной из сказочных историй Мне под вечер душу не трави. Вспомни, как поймала ветер с моря Ветряная мельница любви. Вспомни, как натужно и сердито Тяжкие скрипели жернова, Как вплетались в грохот монолитов Первые негромкие слова. И мукою крупного помола – Мукой необъявленных разлук – Возникал дуэт из наших соло, К звуку подбирая новый звук. Это удивительно и странно: Словно Спас на пролитой крови, Устояла в вихре ураганном Ветряная мельница любви. Не в укромном, защищённом месте, От житейских спрятанном штормов: В перекрестье нордов, зюйдов, вестов – На сплетенье яростных ветров. * * * Прожитых лет тугие звенья Седой небесный ювелир Скрепляет вехами рожденья – Ухмылку прячущий Сатир… То в драгоценную оправу Поставит стразов тусклый ряд – Ведь он на всё имеет право – Кто жил, кто понял – подтвердят. А то – в цепочку из медяхи – Такой оправит бриллиант, Что сам порой взирает в страхе: Туда ли он вкрапил талант? И озирает на досуге Плоды немереных трудов… А мы находим друг на друге Цепочки прожитых годов. * * * Заставь молиться богу – дурака – Он расшибёт и лоб, и половицу. Но бурная глубокая река – Ещё не повод, чтобы утопиться. Цензуру отменили – ни к чему: В ней всё же был намёк на объективность. Теперь ресурсы сузили уму, Осмысленность – сменив на легитимность. И там, где до того вершили бал: Воспитанность, порядочность, галантность – Сегодня, словно буря, словно шквал, Накрыла с головою толерантность. Терпимость к проявлениям любым, Не чувствуя границ и грани тонкой: К "коричневым", "зелёным", "голубым" – И "чистых", и "не чистых" – под гребёнку… Притом, с несокрушимой прямотой, Наехала терпимость, как трёхтонка. А в результате – с грязною водой Швырнули за борт бедного ребёнка. Нельзя, конечно, пушками грозя, Пенять за веру, цвет, национальность!.. Но кто сказал, что, будто бы, нельзя, Рисуя объективную реальность, Конкретного подонка – называть – Как заслужил – и гадом, и подонком? Когда идёте воду выливать – Не выплесните с нею – и ребёнка! * * * "И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось..." Л.Н.Толстой "Война и мир" От растаявших вершин Килиманджаро, От прогретой солнцем яростной саванны, Мчались ветры, пропитавшиеся жаром, Согревая промежуточные страны. Постепенно остывая по дороге, Отдавая драгоценное лекарство, Добрались они, уставшие, в итоге И до нашего полуночного царства. И остатками тепла снегов коснулись, Что лежали, неприкаянны и грубы, – Чтоб, согревшись, облегчённо улыбнулись По теплу истосковавшиеся губы. * * * Подарила зима напоследок такой красоты – Маскхалатом уже задышавшую землю прикрыла, Запорошило инеем ветви деревьев, кусты – Рецидив… Но насколько же выглядит славно и мило. И с особенной нежностью смотришь на белый узор, Сознавая непрочность, мгновенность кристалликов-льдинок. А весна затаилась, как в будке – мохнатый Трезор. Чтобы, вырвавшись вновь, всё слизнуть – до последних снежинок! * * * Хорошо было Господу Богу: Всё по слову вершилось его. А сегодня – по слову – немного, Да, считай, что почти ничего Не творится на нашей планете, В растревоженной нашей стране. Лишь народ суетится, как дети, Шебутны, но послушны вполне. Чтобы что-то на свете вершилось Нужно дело – не только слова. Упованьем на божию милость Не взрастёт даже в поле трава. * * * Красивая и новая брусчатка, Решёточки затейливая вязь, Огрызок кукурузного початка, Собаки, мусор, мартовская грязь… Окрестности Балтийского вокзала, Подземный пешеходный переход И, в вихре перестроечного бала, Под рынок переделанный завод… Весенняя погода, ветер, тучи Просвет перекрывают голубой… И всё-таки мой город – самый лучший, До чёртиков, до боли дорогой!.. * * * Ритмично под полом вибрирует мощный мотор. Автобус – на диво – сварганили братья-китайцы. Воскресное утро, пока что не страшен затор, Не примет маршрутка к себе безбилетного зайца. Красивая надпись – китайский и русский язык: "Разбить молотком при аварии" – рядом крепленье, Пустое, конечно. Вы сами представьте на миг: Для нас – молоток – это ж стимул свершить преступленье. Он – словно ружьё, что висит и висит на стене, В течение первого, третьего, пятого акта… Но всё-таки выстрелит – это понятно вполне! Случайно ли, с умыслом – всё-таки выстрелит как-то. Поэтому: ныне и присно – крепленья пусты, И чем разбивать при аварии окна – неясно. Но помыслы всех пассажиров пребудут чисты – А это, само по себе, бесконечно прекрасно! * * * Большая Морская и Малая – ближе к Неве… Я море люблю, и названия эти исконны. Но вот что никак не вместится в моей голове: Что Герцен и Гоголь обижены столь незаконно. Привыкнуть к названиям прежним – сумела в момент: Историю города знаю и классиков книги… Больней – со страной совершившийся эксперимент, В её социальной политике мощные сдвиги. Названия? Что ж, пахнет розою – роза, зови Что розой её, что не розой – ей всё безразлично… Настояна жизнь на людской драгоценной крови, И всякая боль – отзывается собственной, личной!.. * * * На Дворцовой уже разбирают остатки катка, В основании той, знаменитой, воспетой колонны. И печального ангела древко сжимает рука, Осеняя крестом чьей-то кровью "залитые троны". Тучи с севера мрачно идут вдоль Невы на залив И клубятся, меняя цвета – от белёсого в чёрный. И склоняется ангел, задумчив, суров, молчалив, Словно город и я – примирившийся, но непокорный. * * * С "необщим выражением" лица, Старинные, чуть вычурные здания Несут печать создателя, творца – Синонимом восторга созидания. Барочные верхушки колоннад, Балясины причудливых балкончиков, А цветом – то в опал, а то в гранат, С избытком маскаронов и фестончиков. Расстались с вами, данью простоты С лихвою рассчитавшись за количество. Районов "спальных" сходные черты Вкусил простой народ – его величество… А "милый дом" – из символа тепла – Внезапно стал стандартным " местом жительства", Когда архитектура умерла, Всё завещав "жилищному строительству". * * * Я верила – встречу тебя так внезапно и странно, Случайно, допустим, в пути на работу – с работы… Единственный мой, ты-то знаешь, как лечатся раны: Для тела – елей, для души – море слов-антидотов… Устала одна – вся в делах – бестолково крутиться, Мелькая по жизни, ночной побелевшею молью. А ты не хотел бы увидеть, как сильною птицей Лечу я к тебе, никакой не томимая болью? А ты б не хотел мне составить дуэт для полёта? Вдвоём веселее взмывать бесшабашно и круто – Спросить бы тебя, да опять не встречаешься что-то… Такая напасть: что за лоцман рисует маршруты? Рискую опять разминуться… Другие дороги, Единственный мой, выбирают меня почему-то. Ты ходишь своими: наверное, тоже пороги, И мели, и рифы встречаешь в любую минуту. Меня отправляют в далёкие командировки, Смогу ль угадать, где твоё пролегает теченье? Я в бурях житейских достигла немалой сноровки, Так жаль, что в любви это всё не имеет значенья. Ах, как хорошо было б встретить тебя – не нарочно, Как будто без умысла, нехотя, не нарочито… Но так не выходит, а ждать – нестерпимо и тошно. Ей-богу, неужто к тебе все дороги закрыты? Однажды поймёшь, то, что я-то давно понимаю: Живём только раз, почему же не вместе друг с другом! И тотчас дорога меж нами проляжет прямая, Дорога, что замкнута столь не спасательным кругом! * * * А я вокруг не вижу ничего: Явлений суть – загадочна вполне. Вселенная со звёздами – во мне, Огромная – мерси, месье Прево! Как де Гриё – беспутную Манон, Рискуя жизнью, разлюбить не смог… Убить, уйти, укрыться между строк… Грешно тому, кто не был так влюблён! Не знал метаний изо льда в огонь, Ежевечерних выстраданных слёз: В глазах других – всё будто не всерьёз. И горести других – попробуй – тронь! Живая боль – какая это боль! Узнай, почувствуй, здесь, в твоей груди – Но нет её и слаще! Погоди – И горести умножатся на ноль! Чего ещё желать, ведь всё в тебе: Ей-богу, вот оно, в твоих руках… Господь: Исус, Иегова, Аллах – О боги! К ней, единой, я в мольбе. * * * А сколько ещё поколений сойдёт В планету свою, как в могилу, Чтоб вовсе из памяти выгнал народ Страну, что тогда победила? Уйдут ветераны, примкнувшие к ним – Блокадники, прочие "дети"… Развеется памяти яростный дым – Кому это надо на свете? Страна потребленья, не хуже других! Не то, что Союз заклеймённый… Герои? Погибли! И память о них Исчезнет, как наши знамёна. Покроется плесенью где-то в глуши Давно позабытых музеев… Кричи – не кричи и пиши – не пиши! О прошлом едва ли жалеем... А если когда-нибудь новая рать Придёт на руины державы, Сумеем найти мы, кого снаряжать Для доблести, чести и славы?.. Печальных вопросов – сегодня не счесть. Ответьте, что надо, что будет: И память, и доблесть, и слава, и честь – И гордые, чистые люди! * * * Люди, худые и в теле, Под ноги смотрят бесстрастно: "Граждане, при артобстреле…" Где же сегодня опасно? Улица, рынок, кафешка… Взрывы, и взрывы, и взрывы… Люди – разменные пешки – Пьют иностранное пиво. Вот, дождались: секонд-хэндом Кто-то фарцует законно. Ждать ли тебе хэппи-энда, Город пятимиллионный? * * * Это, видно, к дождю: всё, как есть, – без ответа. На слезу пробивает от этой напасти. А на море, как странно – не вечное лето, Как и в жизни – стихают бурлившие страсти. Там, где кучно народ обнажался на пляжах, Вредоносных лучей нахватавшийся вволю, Среди жухлой травы, средь медуз и бумажек – Только наши следы, как по минному полю. Ветер с моря – сотрёт, всё, что мы наследили, По закону осенней сырой непогоды. Холодает. Что ж ракию мы не допили – Да, стареем, дружок!.. Хоть, какие там годы?! * * * Есть сочетания звуков, согласных и гласных: Имя. Не так уж и много таких комбинаций. Имя любимого так бесконечно прекрасно – Дёргает чувства за ниточки ассоциаций. Каждый, кто носит, по случаю, это же имя, Все эти люди, несхожие между собою, Всё-таки стали на миг, хоть немного твоими, От параллелей – в душе – никакого отбою. Сладостный этот аккорд – произносишь с надеждой, Той, неосознанной, и по-фрейдистски нелепой. Хоть ничего, кроме имени, не было между – Вспыхнул в глазах фейерверк – вот и щуришься слепо… * * * Мне тебя вспоминать – бесполезно, нелепо, не надо… Ибо я позабыть до конца своих дней не смогу, Как не шли мы вдвоём по ночным площадям Ленинграда, Не стояли, застыв, у воды на речном берегу. Не забуду вовек неслучившихся наших прощаний, Неназначенных встреч, и потоки несказанных слов. То, что ты никогда не давал никаких обещаний, И не верил в возможность решенья вопроса полов. Наварю я себе диабетикам нужную гречу, Что поможет держать норму сахара в буйной крови. Буду долго глядеть сквозь окошко на мартовский вечер И с больной головы напишу три катрена любви. * * * Перед совестью – честна, Ни стыда, ни сожаленья… Давит ранняя весна, Накануне дня рожденья. Давит утренний мороз, И полуденная слякоть: То ли в шутку, то ль всерьёз, То ль смеяться, то ли плакать? Ниже плинтуса сошлись Синусоиды эмоций И здоровья – злись – не злись – Нету сил за них бороться. Но зато, себе – сама: Царь и бог – остра, как бритва – Синусоида ума На отрезке биоритмов. Прёт под небо интеллект, Споря с чувством и здоровьем… Сколько там мне стукнет лет? Ну, и пусть! Не двину бровью! * * * Толстокожая Тортилла На большом своём веку Нагребла и накопила, Собрала к строке – строку. Нет ни паспорта, ни визы, Нет и домика с трубой: Панцирь сверху, панцирь снизу – Всё своё несёт с собой. Ограниченность амбиций Не всегда у тех, кто туп: Ей же есть, чем поделиться, Что ж вы, люди – сразу в суп! * * * Тихой ночью доносится звук Из эфира далёкого: Все мы вышли из ласковых рук Гончара одинокого. Мнёт он глину, и вертит ногой Колесо обозрения, Это он, а не кто-то другой – У истока творения. Это древний и ловкий гончар – Плоть, такую непрочную, Скупо лепит без помощи чар – Дело тонкое, точное! То ль задремлет гончар невзначай, То ли нет настроения… И родится на свет негодяй – Добрым людям – мучение. Потому и выходит порой, При добротном умении, Не мудрец, не талант, не герой – А недоразумение… Я смотрю: меж друзей и подруг – Нет особых бездельников. Но не вижу, чтоб кто-то вокруг – Так уж ждал понедельников. Мы смеёмся, случается, вдруг, Над небесным отшельником… Но вращает Вселенную – круг – Под рукою скудельника. * * * Посередине двора, Чётко с востока на запад, Март прочертил "терминатор" – Между зимой и весной. Снегу растаять пора, Время капели – откапать, Только мороз-провокатор Жмётся под нашей стеной. Ту половину – весь день Солнышко греет лучами, Даже сквозь туч занавеску – Разогревает газон. Там же, где вечная тень – Так промерзает ночами, Что, продуктивно и резко, Таять – пока не резон! Словно слияние рек, Там, где сошлась с Амазонкой Чёрной струёй Рио-Негро, Воды смешать не спеша… Чёрная почва – и снег – Втравлены в вечную гонку. С этим весенним аллегро И оживает душа. * * * Видно, накрыло волной ресторанчик приморский, Вымыло в воду желе из фарфоровых плошек: Бьются медузки в приливе рассыпанной горсткой, Как на подоле у юбочки в крупный горошек. Треплется ветром подол. И качанье прилива Смыть норовит этот странный и блёклый рисунок. Слева и справа доносится хохот счастливый, И вынимается снедь из объёмистых сумок. Стёрся о камни подол, истрепались горошки… То полусферы медуз – в безнадёжной попытке – В море уйти, хоть на чуточку, хоть на немножко – Трутся о жёсткий песок в этой муке и пытке. И, не учёны смирению, – жгутся напрасно – Им не становится легче от наших страданий. Или же к нашим телам прижимаются страстно? Смысл не откроется – их потаённых желаний! * * * Не перестану, видимо, вовек Буравить взглядом встречный эскалатор, И сквозь разрез прищурившихся век Искать тебя – герой и триумфатор, Мой победитель в лавровом венце, А может, просто – в вязаной шапчонке… Мне – всё равно: румянец на лице, И сердце – растревоженной девчонки, И дрожь в коленях, в диафрагме – спазм, И потная ладошка на перилах… Но ожиданье – вылилось в маразм, А роща – так давно "отговорила"… * * * В мир весенних грёз улетают сны, Если от бессонницы спасусь. Яркой и живой, яростной весны – Может быть, я всё-таки дождусь… Притяженье зим, вьюг и холодов, Может, и смогу преодолеть. Будет расцветать марево садов Ныне, присно и вовеки впредь. Позови меня, буйная весна В край магнолий, лавра и олив! Ласковый манок, как для рыб блесна – Сладостен, приятен и красив. Поклонюсь земле, а потом… потом… Словно в сказке: раз – был таков! Хлопну по воде радужным хвостом, Удивив унылых рыбаков! В мир весенних грёз улетают сны, Если от бессонницы спасусь. Яркой и живой, яростной весны – Может быть, я всё-таки дождусь… * * * "Разлука ты, разлука…" – Шарманка завела… Ворвусь к тебе без стука, Закусим удила! Хлестнём коней горячих: Давай-ка, волчья сыть! А как ещё иначе Печаль свою избыть? Помчимся по-гусарски В цыганский ресторан, Кутнём с тобой по-царски, Чтоб каждый – сыт и пьян! Ни зла, ни перебранки, Ни драки, что с дубьём… А горечь от шарманки – Мы "горькой" перебьём! Гитарные аккорды Заглушат тот мотив. Ты снова смотришь гордо – Уверен и красив. Уйдёт из сердца мука, Опять душа вольна! "Разлука ты, разлука – Чужая сторона…" * * * Наземный путь – нерадостный и тесный. Прошу сегодня только об одном: Откройте мне, мудрейший астроном, Ночной Закон динамики небесной. Позвольте мне увидеть вместе с вами Молочный путь, созвездий филигрань, Поверх эмали брошенную скань – С чем ни сравни – не выразишь словами! И где искать надёжность постоянства? В скопленьях звёзд и в россыпи планет? Звезда давно угасла, только свет Летит сквозь бесконечное пространство. * * * Едва начав осознавать себя, Конечность жизни вдруг уразумев, На льдинки слово "Вечность" раздробя, Её мы ищем в зелени дерев, В песчинках, в легкокрылых мотыльках, В потомках, побеждающих года… Не веря, что, распавшиеся в прах, Из мира мы исчезнем навсегда. По жизни мы прокладываем след – От первой до последней борозды… А память об ушедших – это свет Угасшей в отдалении звезды, Что всё ещё струится, не спросясь, Как будто что-то тихо говоря. Минувшего и будущего связь, Момент – от декабря – до января. * * * Как де Гриё – беспутную Манон, Рискуя жизнью, разлюбить не смог… Убить, уйти, укрыться между строк… Грешно тому, кто не был так влюблён! Не знал метаний изо льда в огонь, Ежевечерних выстраданных слёз: В глазах других – всё будто не всерьёз. И горести других – попробуй – тронь! Живая боль – какая это боль! Узнай, почувствуй, здесь, в твоей груди – Но нет её и слаще! Погоди – И горести умножатся на ноль! Чего ещё желать, ведь всё в тебе: Ей-богу, вот оно, в твоих руках… Господь: Исус, Иегова, Аллах – О боги! К ней, единой, я в мольбе. * * * Или хорошо – иль ничего! Смерть – как индульгенция от Бога… Мёртвые… живые… Кто – кого? Битва в ожиданьи эпилога. Мир людей, из боли и тревог, Выглядит и днём – весьма убого. Но приходит ночь, и диалог Служит продолженьем монологов. Кажется, движение вперёд Обеспечит – только полнолунье: Явь, что полуправдой предстаёт, Сны, что отдают полубезумьем. Словно календарная весна Следом за зимой прийти не вправе: Явь – кошмарней всяческого сна, Сны поубедительнее яви. Будит, словно копьями разя, От жестоких снов – тревожный зуммер. Есть такое, что простить – нельзя, Даже если кто-то – трижды умер! * * * Сегодня некий политолог заявил по радио, что при социализме постоянно дорожали продукты питания. Так вот: НЕПРАВДА! Цены были весьма стабильны на протяжении десятилетий! Это я вам говорю! *** Не надо клеветать на наш Союз Советских замечательных республик. Ведь он и так волок тягчайший груз, Чтоб доказать, где дырка, а где бублик. Не надо клеветать – у нас и так Больших проблем и промахов хватало, То враг тихонько гадил, то дурак – Так их по всей земле – совсем не мало! И алчность в человеке до сих пор Гнездится слишком прочно, к сожаленью. И часто верх берут подлец и вор – Им всё подай – по щучьему веленью. А так, чтоб всё – конкретно – по труду, Так им не по нутру – они хитрее: Продать запасы нефти, лес, руду – Дела таких масштабов – сердце греют. Притом, стремятся прочно заклеймить Страну Советов – в прессе и в эфире. Да так, что ложь уже не отличить От правды – в зачумлённом этом мире. Те – умерли, у этих – коротка Их память. Всё – сегодня на продажу! Шурует чья-то скользкая рука, По прошлому размазывая сажу! * * * "Нынче все срока закончены, А у лагерных ворот, Что крест-накрест заколочены, Надпись: "Все ушли на фронт". Владимир Высоцкий Ах, поэты – вольные стрелки! "Да не искази" – не им указ! Правда – лишь в веках. И каждый раз, Подгоняя слово для строки, Будто ровный край гранитных глыб, Нелегко притёртых меж собой – Их сердца – надорваны "игрой"… Критики! А вы-то так смогли б? "Штормы" говорить или "шторма", "Сроки" им паяют, иль "срока"?.. Не затем, что требует строка, Не плодом холодного ума!.. Кровью "сердца горестных замет", Писаны странички сверху вниз: Не игра, не прихоть, не каприз – Боль души, да горечь тяжких лет… * * * Мы хотим, чтоб гармонично Совершалось всё в природе. Почему ж так неритмично Синусоиды проходят? Почему не совпадают Точки пиков, точки спадов? Вразнобой идёт кривая – И кому такое надо? При крутом подъёме духа, С телом – хоть ложись в больницу: "Не понос, так золотуха!" – Как в народе говорится… Если с "физикой" в порядке – С интеллектом – сразу хуже: С мыслью – мысль играет в прятки. Только мозг воспрянул – тут же Настроение сникает… Ну, и дальше – по цепочке! Вот история какая – Так и жди: дойдёшь до точки… Любит крайности природа, Только здесь решила гибко: Так кислотность гасит сода, После слёз – дрожит улыбка. Нет просвета в окоёме, С места, кажется, не сдвинусь: Ладно б, если всё – в подъёме, А представьте, всё – да в минус! * * * Следы смываются дождём И заметаются пургою… Едва ли что-то мы найдём – Эмоций собственных изгои. Следы травою зарастут, Уйдут в песок, как пирамиды… А мы с тобой – ни там, ни тут – Не ради пользы, не для виду. Следы – прибоя полоса Сотрёт с пустынной ленты пляжа… А мы уйдём, куда глаза… Где дух и тело – на продажу. На след положится гудрон, Зигзагом – кубики брусчатки… Лишь тонко вычертится он На слое зрительной сетчатки… Следы – увесисты, легки, Ранимы и… неуязвимы. И пусть дороги далеки, И поезда – проходят мимо – Следы – впечатаны в бетон Души, податливой и нежной – И давит тяжесть – сотни тонн. А значит, встреча – неизбежна! * * * Март ударил – пургой – по оттаявшим, вскрывшимся водам, По готовым растрескаться почкам на тоненьких ветках, Ошарашил весь город зарядом такой непогоды, Что и в зимнее время бывает сравнительно редко. Штормовым пригрозили по радио предупрежденьем, Снег сравнял меж собою поребрик газонов – с дорогой… Как в тумане таком я нащупаю путь к дню рожденья? Может, с горочки съеду, надеюсь, довольно пологой. Я признаюсь, к раскладам таким не привыкла: весною Я на свет родилась! Ни к чему это зимнее чудо! И давление – падает – с болью проснусь головною. И на праздник – таблетки глотать, вместо водочки, буду… Ну, да нам ли ворчать на погоду, в петровской столице? Принимаем, как данность, и дождь, и весеннюю вьюгу. Улыбаются наши слегка бледноватые лица – Что конкретно о том говорит, как мы рады друг другу! Удивляет природа своими капризами – с детства: Про глобальные сдвиги – и знать ничего не желаю! Объясненья ищу я во влажном балтийском соседстве. И, поскольку болею – я радуюсь – значит: живая! * * * Капает с карниза на карниз Нестабильный мартовских снежок… В нашем мире частных антреприз – Я сегодня – маленький божок. У меня сегодня бенефис: Постарался умница-гримёр, Он учёл желанье и каприз, Все морщинки тщательно подтёр. А углы безрадостного рта Он приподнял с чутким мастерством. И сегодня – каждая черта – Всё на месте: нужном, верном, том! Выучена праздничная роль, Я её сыграю от души. А потом, в гримёрке – мне позволь Выплакаться в сумрачной тиши. Не увидит слёз моих ни зал, Ни одна актриса, ни актёр… А пока – веди меня на бал, Постоянный мой антрепренёр! * * * Много всего в голове – говорят: эрудиция… Чаще – навалом лежит, а местами – по полкам. Запоминаю случайно, почти по традиции: Режу подряд с оголтелостью серого волка. Надо – не надо, сбираю балласт информации – Может, и сбросить когда-нибудь лишку придётся. Я же по миру гуляю, почти что, в прострации, Где-то давно растеряв указания лоций. Что – эрудиция! Вот же: обильные знания По лесу жизни таскаю – премудрой совою, А применить – не хватает ни сил, ни желания… Ухаю ночью… а то – и волчищем завою!.. * * * Висит сосулек борода На крышах сонного предместья. Ритмично талая вода Даёт урок карнизной жести. И отбивает ритм весны В таком заснеженном пространстве, Но нет небесной глубины, Мир – в бело-облачном убранстве. Рябинки бьются на ветру, Речушка жаждет ледохода, Хозяйки грустно поутру Глядят на контур огорода… А снег не тает – ну и ну! В глазах – унынье и досада, И чахло тянется к окну В сметанных баночках рассада. * * * А я – наподставлялась левых щёк – Как сказано – в комплекте: после правой… И каждый новый жизненный урок Не чувствую игрушкой и забавой, Но, не пугаясь, их переношу! Учить учёных – портить! Не пытайся! Яичную и прочую лапшу – Отдай столь многочисленным китайцам. * * * "Графомания (от греч. grapho — пишу, черчу, рисую и греч. mania — безумие, исступление, страсть), болезненное влечение к усиленному и бесплодному писанию, бесполезному сочинительству." (с) "а что мы имеем с подачи марин чекиных? кучу графоманских стихов и нелепых восторжённых комментариев?" (Из комментария) Назвали словом, вроде, бранным, И впрямь: "поэтов" нынче много… Кто отличит от графомана – Поэта, скажем так, "от Бога"? И почему дано кому-то Клеймить: позором – или славой? Не самомнением ли дутым Питается такое право? Бросать "живительное семя…" На столь бесплодное пространство – Весьма не сладостное бремя. И лишь времён непостоянство Отсеет плевелы от зёрен, Воздаст поэту по заслугам. И тот, кто с виду непроворен, Кто может лишь идти за плугом, Пласты ворочая тугие, Перелопачивая груды, Тем временем, пока другие В бутиках ищут изумруды – Окажется бессмертным, важным Умам грядущих поколений. Ведь только время точно скажет, Кто графоман – кто чистый гений. Что есть поэзия? Тональность? Прощение иль прегрешенье? Нет! Объективная реальность – В столь субъективном ощущеньи. * * * Мир переменил своё движение В результате некоей конвенции. И не уважать чужие мнения – Появилась стойкая тенденция. С минуса на плюс менять значения: Гонору, апломбу и амбициям Повсеместно делать попущения… Вскоре не поможет ни милиция, Ни колокола высокой звонницы, Ни старик, ни мать и ни красавица: С овцами – герой не церемонится, А с волками – видно, не встречается… Согрешив – ему ли в этом каяться? И на голове его – хоть кол точи. Столь упёрт, что руки опускаются – Так из хамов – вырастают сволочи. * * * А был ли когда-нибудь март – вот такой белизны? Ну, разве, в тот год, когда лета – совсем не случилось. Так дальше пойдёт – ведь, ей-богу: не надо войны, Чтоб миром – да по миру, втайне надеясь на милость… Народ обнаглел и уверовал, что ритуал – Поможет спастись от небесной, заслуженной, кары. И верой – по свету торгуют – вразнос и внавал. А Богу-природе – не надо такого товару! Содом и Гоморра, потоп… Не пытайтесь потом В руинах – обломки искать от разбитых скрижалей. Мы любим хвататься за голову – задним числом, Когда припекло, грянул гром, или крепко прижали!.. * * * Растрескались пятки босые, Как тёмная сосен кора. Устала идти по России, Куда-то прибиться пора. Хотя бы избёнку курную, Хотя бы землицы клочок, И чтоб головёнку дурную Могла приклонить на шесток. Но заняты избы, избёнки, Землянки – и той не найти. Видать, что в родимой сторонке – Мои – лишь дороги-пути. Смущает немытая рожа? Умоюсь в ближайшей реке. Каликой бреду перехожей, Без цели – зато налегке. А песни – к душе прикипели: Разбудят дешёвый уют – Такого вам раньше не пели, И после уже не споют. * * * Когда-то женщина – в прямом, Ещё неведомом эфире, Решилась сообщить о том, О самом сокровенном в мире. Простой вопрос, простой ответ: Простая сочинилась строчка… И прозвучало: "Секса – нет У нас, в СССР"… И точка. Слова, что через толщу бед, Смеясь до колик, до истерик, Мусолил весь крещёный свет: Мол, секса нет – в эсесесере! И лишь спустя немало лет Ей вновь в эфире дали слово, Чтоб разъяснить тот давний бред – Спокойно, связно и толково. О том, что было в прошлый раз, Когда ей всё казалось внове: "Нет секса – есть любовь у нас…" Такую мысль на полуслове Весьма искусно оборвал Ведущий, опытный в дебатах… И тупо ржал московский зал, И зал в Соединённых Штатах… * * * Памяти Александра Романовича Беляева Он жил в нереальном, придуманном, сказочном мире, В котором нет места болезням и немощам тела, Где души свободно парят в первозданном эфире, Ловя восходящие токи легко и умело. А бренное тело – болело, томилось, страдало, А дух – устремлялся к прекрасным заоблачным далям, И в скованном теле – пространства ему не хватало, Но образный мир обретал всё конкретней детали. А в мире реальном: болезни, трагедии, войны. А в мире фантазий: полёты души человека… Телесную смерть он воспринял светло и достойно, А сказочный мир – подарил двадцать первому веку!.. * * * Изучаем от а до зета, Мир трущоб и многоэтажек. Неустроенная планета Не даёт никому поблажек. Доброта – как в стогу иголка. Каждый в норку добычу тащит. Человека – сильней, чем волка, Опасайся – встречаешь чаще. И за правду, и за ошибку – Реже ласковы, чаще – грубы… А расслабишься на улыбку – Вдруг увидишь, что скалит зубы. Телевизор со стенки светит, Полный сисек, задов и ляжек… Нелегко в этом мире детям. Он и взрослым – довольно тяжек! * * * От истока дедовских времён, Хоть каким-то даром рукоделия, Ну, почти что, каждый, наделён: Музыкой умелое владение, Пение, ваяние, шитьё, Цветоводство или выжигание… Одарённость: каждому – своё, Надо только душу и старание. А ещё замечено давно: Тем, кому знакомо вдохновение, Тем, кому призвание дано – И чужое – по сердцу творение. Будь оно: вязание иль стих, Кружевоплетенье или ткачество… Таять от восторга – за других – Суть определяющее качество. * * * Быть на плаву, колеблемым волной – Пожалуй, это будет слишком просто. А парусом, натянутым струной – Поймать ветра сурового норд-оста, Не просто – плыть: осмысленно идти, Не трюмной крысой – вахтенным матросом – Вот это – да, и как там ни крути: Всегда матросы пользовались спросом. В суровой робе, гюйсе и штанах Из парусины – это дело вкуса! А без борьбы – колышется в волнах Пустопорожний хлам и всякий мусор. * * * Монолог П.П.Шарикова Да, ладно – шрам на лбу – придумаю потом Отмазку про фронта – легенду обеспечу… Ну, пару раз рвану привычно – за котом – А всё-таки стезёй шагаю человечьей! Смотри, как хорошо: причёсан и помыт, Избавился от блох в густой шерсти собачьей. Налажен за века их человечий быт: Квартиры, поезда, кино, конторы, дачи… А надо-то всего: ходить на двух ногах, Одёжками прикрыть лысеющее тело – И о тычках забыть, пинках и батогах, Что псиная душа за годы претерпела. Не надо рук лизать – буквально: есть слова, Которыми лизнёшь – хоть в зад – а не позорно! И хитрости людей вбирает голова: Про их забавный мир, нелепо-иллюзорный. А я-то сам – не плох, не каждый бы сумел Прорваться в высший свет из пёсьего сословья. И как бы косо кто на это ни глядел, Но мне достался шанс довольно малой кровью. А псу – не привыкать: где наглостью возьму, Полезна средь людей звериная натура. А кое в чём могу осилить – по уму – Не всем из них близка наука и культура. И я в людской среде всегда смогу найти Бесхвостых кобелей и дам с повадкой сучьей. Уж, до того свезло! По верному пути Меня в тот зимний день слепой направил случай! Не случай! Как обвал, в горах после дождя, Он накрывает нас огромной страшной глыбой. А я, за стариком и "краковской" пойдя – Сам сделал этот свой – реально верный выбор! * * * Снег лежит, и нисколько не верится, Что проснётся земля ото сна… Распласталось лимонное деревце В блёкло-сером квадрате окна. Удручённое света нехваткою, Ибо: север, да сверху – балкон, Прикрывает зелёной заплаткою, Исполняет природный закон. Обновляет колючие веточки – Нежной зеленью, чуя весну. И за тюля прозрачною сеточкой, Всеми листьями жмётся к окну. * * * Истрепались слова на ветру объяснений, Поубавился звон. Но, как в старом вине, Обрели аромат отголоски явлений, Что прошли по судьбе, по тебе и по мне… Просто – жизни своей, без тебя, я не мыслю. Это пафос, конечно, но только в другом, В затаённом, старинном, таинственном смысле. И колотится сердце, как будто бегом По ступеням судьбы мы взбегаем, как в годы Нашей юности давней. И ветер зовёт. Неподвластны ужимкам и прихотям моды Этих глаз глубина, эти брови вразлёт! * * * Телевизор гудел целый день под сурдинку, Создавал ненавязчивый фон разговору. Заводили любимую нашу пластинку, Мы, самих же себя обокравшие, воры. Грелась водка, и сохла в тарелке закуска, Состоявшая вся – из картофельных чипсов. И дрожала душа, как окрестности Куско, И белело лицо, словно маска из гипса. Находились слова, неожиданно точно Выражавшие суть непростых отношений. Мы сдавали экзамен по жизни заочной, Не боясь прямоты нестандартных решений. Телевизор гудел, приходили соседи, Разряжая собой вероятности взрыва. Я держалась вполне – настоящая леди, Поправляя скатёрку, лежащую криво. Диалектика время вела по спирали, И струились слова откровенно-нетрудно. Мы с тобой ничего у других не украли, Так безгрешно преступны, безвинно подсудны. * * * С первоцветами, зеленью, негой, С заполошенной птичьею трелью, Или в залежах грязного снега К нам приходит начало апреля – На погоду смотрю я в полвзгляда, Есть моменты важней и дороже! В этот день обязательно рядом Я хочу оказаться с Серёжей! Это ж надо: родиться в День Смеха! Так и просится факт – в прибаутки. Но здоровья, любви и успеха – Я желаю серьёзно, без шутки! Чтоб и впредь не горел в полнакала – Только ярко и с полной отдачей! Я желаю Сергею Стукало Вдохновенья, мечты и удачи! * * * Коль знаешь прикуп ты – перебирайся в Сочи, Хотя на свете есть и лучше города. А если просто так, чего-то очень хочешь – То это получить возможно – не всегда. Но есть один секрет, дарующий средь ночи В конце туннеля свет, манящие лучи: С большим напрягом сил всё то, что очень хочешь – Ты, вопреки всему, сумеешь получить! И вот: в руках – предмет стремлений и восторга, Преграды сметены потоком пуль и стрел… А стоил ли кумир – столь яростного торга, Старания и жертв?.. Ты – этого хотел?.. * * * Шесть дней беспросветных трудов – Сомнительный повод к иронии. Но с горки преклонных годов Я вижу столь мало гармонии, Что думаю, может быть, зря Господь оприходовал парочку, А взял бы, ругая, коря – Поставил клистир да припарочку, Горяченьких всыпал плетей, Чтоб впредь не томились вопросами… А то ведь, своих же детей – Прогнал, до конца не отёсанных… Потомки несчастных – с тех пор По белому свету слоняются, И только немногим – простор В полёте души – раскрывается. Для прочих: всё в мире – товар, Доход и его продвижение… Из функций, полученных в дар, Освоили лишь размножение. * * * С теплом! С весной! Она не удержалась И, хоть к апрелю – зиму потеснила! И даже недотаявшая малость – В лучах апрельских – смотрится премило! И неспроста, не раньше и не позже, Не за день, не за два, не за неделю: А выпустил весну на волю Боже – Весьма конкретно – Первого Апреля! День юмора, День смеха, День веселья – Для тех, кто в бурях юмор не утратил. Но вот для нас, конкретно – День Рожденья, Совпавший с этим днём – всецело: кстати! И пусть сияет Солнце, ведь взалкала Его за зиму долгую Природа! А мы тебе, Серёженька Стукало, Желаем только крепнуть год от года! * * * Смотрю в отраженье скользящих домов и витрин. И еду вперёд – с ощущением, словно обратно. Прохлада снимает симптомы, что твой аспирин, А буквы, зеркально, рождают язык непонятный. Мгновенно теряюсь, не в силах названий прочесть, И бьюсь о стекло преждевременной мартовской мухой. Да где этот мир, этот город безвестный – бог весть… И вся эта жизнь – в категории сплетен и слухов. * * * Почти что внезапно, за сутки, проснулась земля И вся задышала под солнцем, по-летнему жарким. Иголки травинок, поверхность земную сверля, Готовы раскинуть ковёр, драгоценным подарком. И дышится сразу иначе, и лёгким дымком С утра потянуло с недальних участков предместья… Кидаемся в лето, как с вышки – в пространство, нырком – Едва ли надёжно прицелившись в центр перекрестья. Ведь лето – оно не зима. И не ломит костей Насыщенный пар настоявшихся трав и цветенья… Но сердце усталое – просит поменьше страстей, И бродит за телом – душа, неприкаянной тенью. * * * Ты терзаешь себя – так, обычно, бывает, Вдалеке от сует и от грома оваций – Это поиск монетки – внутри каравая, Если есть, что искать, если есть, в чём копаться. От сомнений в себе доходя до истерик, Вычислять, что пустяк, что имеет значенье: Это риф впереди – или берег Америк – Если ты, с большинством, не плывёшь по теченью. Назови колеёй, или горным маршрутом, Иль путём в океане к опасным широтам… Есть на каждого цезаря – тысяча брутов, А на каждого брута – толпа идиотов. Это очень непросто, не многим и надо. Сомневаться в себе? Им же ясно предельно: Лучше мощный забор, чем витая ограда… Лишь бы – мухи отдельно, котлеты отдельно… А рефлексия – дар, что сродни наказанью, Что дано одному – не дано миллионам: Ты диктуешь законы свои – мирозданью, Или следуешь тупо всеобщим законам… * * * Крепостнических лет обветшалый уют, За деревню страдающий пушкинский стих. Это классики нам позабыть не дают, Подтверждая бессмертность творений своих. Толпы маленьких, бедных, забитых людей – Через век – наводнили больную страну… И пока не сторонний агрессор-злодей – Это внутренний враг продолжает войну. А народ, с упоением малый кусок Принимает в обмен на свободу и честь… Позабыт прошловечный серьёзный урок. И опять тот, кто смел – собирается съесть. Видно так на роду предначертано нам: "Вот парадный подъезд. По торжественным дням..." * * * Все мы – одного происхождения, Лишь позднее – Ноя поведение Разделило всех без исключения, Вопреки природе, – по рождению. На людей Господь такие бедствия По простой навлёк неосторожности: Столь несоразмерные последствия Пустяковой хамовой оплошности. Если верить Библии с генетикой – Люди – братья – в давнем поколении. Но страдают этика с эстетикой От пробелов в братском поведении. Мира центр? Вселенной ли окраина? Мы-то на Земле видали всякого… Уж не говоря о шутке Каина, Помним про Исава да Иакова. Подал нам пример кровосмешения – Праведник содомский, Богом избранный… Взгляд на мир подвержен искажению Тут и там расставленными призмами. * * * От избытка энергии, сил молодых и желания Всё изведать, узнать, хорошо б, наперёд и заранее – Столько нервов изводишь напрасно в терзаньях-сомнениях. Всё гадаешь, что лучше, что хуже, и в поисках истины, Знай: торопишь весну с молодыми зелёными листьями, Словно, что-то зависит у нас от момента цветения… А когда происходит годов и ума накопление, Понимаешь: одно лишь на свете имеет значение: Избежать бы подольше падений в бездонную пропасть ту… И тогда, результатом полученных шишек и знания, Возникает такое – всего на Земле понимание, Недоступное тем, молодым, горячащимся попусту… * * * Когда всё хорошо и замечательно (Бывают в жизни краткие периоды) – Мы не сидим над строчками старательно, Не извлекаем правильные выводы. Невзгоды – стимул творчества, как водится, И если припекло, в пределах жжения – Мы всех святых зовём и богородицу: Рифмуем строки – в виде утешения. Когда же припекает основательно: На круг порочный – горести нанизаны – Нам ни стихов, ни прозы не желательно… Лишь скрип зубовный, да фольклор неписанный… Для творчества – пространство между пиками, В ложбинке: между счастьем и страданием. Меж Януса загадочными ликами, Раздумье – между смехом и рыданием… * * * Павловских парков и кладбищ тенистые своды, Где-то ухоженных, где-то заросших и диких – Детский синоним безделья, игры и свободы – В буйной крапиве и в стеблях тугой повилики. Листьев кленовых шуршанье под гладкой подмёткой, И желудей голобоких богатство в карманах, Перстни из провода в ярких блестящих оплётках – Милым свидетельством первых наивных романов. Чувства, рождённые просто – житейским соседством, И беготнёй по окрестным грунтовым дорогам. Тем листопадом, пожалуй, и кончилось детство. Смотрит со старого фото – застенчиво-строго… * * * Неисчерпанная тема: Одиночество в толпе – Как горошинки – проблема В белой рисовой крупе. Как попали – непонятно, Неисповедим маршрут. По контрасту эти пятна – Пальцы ловко извлекут. А в толпе людской – неброски, Неконтрастны чудаки: Не в горошек, не в полоску – Выделяться не с руки. Суета сует закрутит – Хоть смотри – хоть не смотри: Одиночество – по сути, И различия – внутри… * * * | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
