ДОМ ЛЕТЧИКОВ

 

Этой истории уже много лет, но помню ее, как будто случилась она со мной вчера. Наверное, потому, что стала моим первым самым сильным впечатлением детства, которое мы, взрослые, даже спустя много лет нередко можем воспроизвести со всеми подробностями.

 

Сегодня произошедшее со мной приключение назвали бы модным словом «киднепинг»; в общем-то, оно и было по сути похищением ребенка, но, как сказали бы военные, во время моей первой в жизни «самоволки», или, как любят выражаться дипломаты, «при обоюдном согласии сторон». Одна из «сторон» – я, четырехлетний малыш, другая – молодая женщина, вся в черном одеянии, с приветливым, я бы даже сказал, красивым, выразительным лицом.

 

Тегеранские «трофеи»

 

Время действия – теперь уже далекий год 1944-й, место действия – Тбилиси. Это был первый приезд нашей семьи в гостеприимную грузинскую столицу, с которой, как оказалось, нас потом связали целые десятилетия. А первый – потому что за долгую «армейскую» жизнь бесконечных скитаний по городам Украины, Средней Азии, Урала и Закавказья таких «тбилисских этапов» у нас оказалось три.

 

Так вот, в тот год еще военного лихолетья семью подполковника Дмитрия Григорьевича Дерткина, моего отца, только что вернувшегося с фронта и поступившего в распоряжение штаба Закавказского военного округа, разместили в одном из ведомственных военных городков, адрес которого знали все тбилисцы не по названию улицы - Навтлугской, а по легко запоминающемуся имени, который дал ему неизвестный доселе истории какой-то изобретательный работник горисполкома – «Дом летчиков». Военные летчики со своими семьями и были первой группой, обжившей комплекс мрачноватых деревянных трехэтажных строений. Потом летчиков «разбавили» пехотинцами, артиллеристами, танкистами, местным населением, но название это прижилось, и своеобразный жилой массив стал не менее популярным, чем находившиеся недалеко Окружной военный госпиталь, Республиканский эвакуационный пункт или шумный, говорливый Навтлугский базар.

 

Вот на этом базаре и произошло событие, о котором, собственно, я и хочу рассказать. Но должен еще пояснить одну немаловажную деталь: читатели постарше наверняка знают из богатой советской военной истории, что после кратковременного ввода «ограниченного контингента» советских войск в Иран в грозном 1941-м наши специалисты и в последующие годы иногда ездили в соседнее государство. В составе одной из таких групп, побывавших однажды в Тегеране, был и мой отец.

 

А я тут при чем, спросите вы? А при том, что папа мой во время трехдневной командировки накупил в тегеранских лавках жене, дочурке и сынишке недорогие подарки, а также чудесные восточные сладости -«пахлаву», «шакар чурек», «рахат лукум» (в восторге были и соседские дети), а меня одели во всё доселе невиданное «заграничное», так что смотрелся я эффектно - в нашем громадном дворе одобрительно цокали языком, приговаривая: «Ва, прямо как в американском кино, что вчера крутили в клубе!».

И вот в таком виде «импортном» я сделал свой первый самостоятельный выход в свет, который заключался в том, что без родительского спроса покинул территорию городка и очутился у госпиталя, откуда обычно начинал свой торжественный марш очередной, только что сформированный пехотный полк, отправлявшийся на фронт, ведь еще шла война...

 

Дитя военного, я был преисполнен гордости оттого, что присутствую при таком важном событии, и пристроился маршировать... во главе военной колонны, впереди духового оркестра, подпевая зазвучавшей строевой песне: «Белоруссия родная, Украина золотая, наше счастье молодое никогда мы врагу не отдадим!». Вначале я даже не замечал, что мы уже далеко от дома, и только у железнодорожной станции, откуда должен был отправиться воинский эшелон, обнаружил, что заблудился. Плакать и причитать, как популярная нынче Гадя из сочинского КВН, не стал (мужчина все-таки!), а забрел на соседний базар.

 

Гено и кино

 

Чем меня только ни угощали там добрые крестьяне: и чурчхелой, и сушенной хурмой, и клубникой, и виноградом... Я уже начал было расспрашивать, как пройти к Дому летчиков, как подошла ко мне та самая красивая горянка, о которой уже упомянул вначале, и протянула карамельного «петушка»: «Попробуй, сынок, сама сделала... А зовут-то тебя как? Гена? Гено, значит... А не пойти ли нам с тобой в кино?» - вдруг неожиданно предложила она.

 

Я, человек, в общем-то, сговорчивый, легкомысленно согласился, и через десять минут мы уже шли по железнодорожному пути, по направлению к кинотеатру, как сообщила мне моя новая знакомая. Становилось жарко, и она предложила мне снять с себя верхнюю одежду. «А то идти нам не близко, вспотеешь, - пояснила она свое странное предложение, аккуратно складывая мои вещички в сумку, - да и по дороге надо помыться – в кино чистым надо ходить...». Я немного смутился, у нас во дворе перед киносеансом вроде никого не мыли, а тут такие странные условия... Но желание попасть в кино было так велико, что я даже и не подумал возразить.

 

Шли долго и трудно - по шпалам, на которых затевали опасные бега местные мальчишки. А я устал и начал хныкать: «Не хочу в кино, хочу домой...». - «Мы скоро, совсем немного осталось, - успокаивала меня горянка, - не скули, ты же джигит, Гено...».

 

Наконец, мы пришли к «кинотеатру», который оказался заброшенным одноэтажным строением. «Ты посиди здесь минутку, детка, я сейчас принесу тазик с водой, помоем ручки-ножки и пойдем в кино. Знаешь, такой интересный сегодня фильм, про войну...». Оставив на куче какого-то хлама, она вдруг поцеловала меня и поспешила в подъезд дома, а я стал терпеливо ждать ее возвращения.

 

...Начало смеркаться, стало прохладно (ведь май на дворе!), но женщина всё не возвращалась. Когда стало ясно, что «кина не будет», я, как сказали бы в Одессе, «открыл большой рот» и стал так громко причитать, что перепугал местных собак. На шум прибежали тамошние босяки, стали расспрашивать, кто и откуда. И тут со мной произошло то, что врачи называют амнезией: я начисто забыл и имя свое, и фамилию, и где живу. Ребята постарше успокаивали, как могли, а потом отвели в какой-то подвал, где ютились еще несколько беспризорников, напоили меня горячим чаем, дали немного хлеба, укрыли чем-то наподобие одеяла, и я, успокоившись, крепко уснул на каком-то тряпье.

 

Но и на следующий день я ничего так и не мог вспомнить. «Ты не плачь, - успокаивали меня мои опекуны, - мы обязательно отведем тебя домой, только скажи куда...». А наутро третьего дня меня, наконец, осенило: «Дом летчиков!» - почти закричал я, очевидно, чтобы не забыть. «Так бы и сказал сразу, - снисходительно проговорил тот, кого называли Резо. – Только это далеко от нас, часа три идти надо через Лоткинскую гору. Я уже ходил туда пару раз – там моя двоюродная тетя живет...».

 

Долгий путь домой

 

Мне и сейчас кажется, что возвращение домой было мучительно долгим. А тогда и вовсе бесконечным. Несколько часов мы опять шли по шпалам, а я – вдобавок босиком (предусмотрительная похитительница и сандалии мои прихватила), в одних трусиках. Правда, по дороге Резо, чтобы скоротать время, своим зычным, красивым голосом пел грузинские, армянские, русские песни, а я старался чего-то там подпевать, хотя многие слова слышал впервые. Изредка мы останавливались, чтобы напиться чудесной тбилисской воды, благо тогда питьевых колонок и просто торчащих водяных кранов в городе было в избытке.

 

Где-то часам к четырем Резо, крепко держа меня за руку, вошел в западные ворота Дома летчиков, и мы под радостные возгласы соседских мальчишек («Нашелся, нашелся!..») торжественно прошествовали к нашему корпусу, возле которого толпился народ: шутка ли – ребенок пропал! Наверное, нет нужды рассказывать, что пережили моя мама и старшая сестра, как мой папа носился с милицией и моторизованными сотрудниками своего полка по всему городу, тщетно разыскивая, как значилось в милицейских сводках, «зеленоглазого мальчика, в клетчатой курточке, коротких штанишках, брюнета (домашнее имя – Геша)».

 

Резо выглядел настоящими героем, охотно пересказывал, как они с другом нашли меня, как приютили и как большая компания беспризорников доверила ему, вожаку, доставить домой сына командира.

 

Его отвезли обратно к Лоткинской горе на мотоцикле с коляской, доверху нагруженной продуктами и одеждой для тамошней детворы. «Сначала завезите меня к тете, если можно, здесь совсем рядом, - попросил Резо. – Хочу обрадовать и ее сорванцов вашими гостинцами...».

 

Провожали моего спасителя всем нашим двором, жившим одной большой дружной семьей Дома летчиков.