Паром плывёт мимо каменной стены. Так близко к ней, что хочется закрыть глаза и ждать столкновения. Это последний рейс сегодня. Его чуть не отменили, но от чего-то передумали. Туман становится всё гуще, всё серее – он смешан с дымом и газами города. Ничего не видно. Куда мы плывём? Я знаю, куда мы должны плыть, но к какому берегу мы пристанем, когда ничего нельзя разгдялеть? Впрочем, я преувеличиваю. Слева – очертания другого корабля. Кажется, рыбацкое судно. И несёт с той стороны рыбой.

Мы поднимаемся наверх, на открытую палубу. Скамейка холодная и влажная. Он садится, я остаюсь стоять. Вода внизу видна, и плеск её хорошо слышен. Может быть, и туман только у меня в голове? Он что-то хотел сказать за мгновение до того, как открылись двери и толпа протолкнула нас на паром.

- Я хотел тебе сказать...

Он не решается. Ему неловко. Или страшно? Да нет, ему никогда не страшно, он на редкость хорошо владеет собой. Я завидую этому, потому что легко срываюсь на крик. Он говорит, что без повода, а я-то знаю, что повод есть, но когда мною управляют эмоции – не до объяснений, а когда успокаиваюсь – нужно просить прощения, и я забываю об остальном.

- Ты слышишь?

Он спрашивает тихо-тихо. Я не слышу, не слышу. Я курю и не хочу слышать. Я смотрю на воду и завидую ей. И туману, который, может быть, только у меня голове. Кошке, которая мяукает под скамейкой. Что здесь делает кошка?

- Кис-кис-кис!

Трёхцветная. Чёрно-белая-ярко-рыжая. Трётся об мои ноги. Сажусь, она мягко прыгает мне на колени. Рука чувствует её урчание. Она щуриться, как будто хочет улыбнуться. Мне приятно так думать. А она хочет только моего тепла. Ей нет до меня дела.

- Здесь, наверху, спасательных жилетов нет?

Он смотрит на меня удивлённо. И с усмешкой в глазах. Думает, что я трусиха.

- Нет. На крытых палубах, над сиденьями.

Усмешка перебралась на губы. Он не знает, что я думаю о нём, а я ему этого не скажу. Если бы он постарался хоть чуть-чуть, он бы это понял.

Он не умеет плавать. Он не заходит в воду глубже, чем по колено, поэтому мне страшно. Наверно, он об этом знает, как этого можно не знать? За четыре года он мог бы понять хоть это. И понял. Он всё понял, но сегодня ему нравиться быть упрямым. С ним бывает такое, со мной – тоже...со мной это бывает чаще.

Как быстро стемнело! Холодно, сыро. Я закуриваю ещё одну сигарету. Противно, но надо что-то делать. Я не скажу ему, что замёрзла. Сам увидит и ему станет меня жаль. Он-то в тёплой куртке, а я - хочу ему нравиться, поэтому на мне тонкое пальто. Пусть ни минуты не видит меня бесформенной. Он спрятал руки в рукава, подбородок – в воротник. Ему тоже холодно, и он ждёт, пока я его пожалею. И предложу пойти вниз, выпить чаю. Но тогда он подумает, что я убегаю от разговора – ведь он хотел что-то сказать. Я не убегаю. Я просто делаю вид, что о чём-то напряжённо думаю, а он не слишком старается быть услышанным. Значит, ещё есть, что спасать.

Сквозь туман становятся видны огни другого берега. Ещё одну сигарету. Очень противно. Он смотрит на меня, как будто понимает, что я делаю. Почему я уверена, что этого не может быть? Ведь мы вместе четыре года. Прямо впереди растут и становятся ярче огни, а по бокам толпится холодный туман. Ещё чуть-чуть. Нас ждут друзья. Они начнут рассказывать и расспрашивать, и мы не сможем говорить о том, о чём он давно хотел сказать.

- Ты меня не дослушала, - ещё раз начинает он, - Я хотел сказать...

- Я знаю, что ты хотел сказать, - я вру только наполовину. Может быть, правды здесь даже больше, чем половина. Есть какая-то женщина. Я только не совсем уверена, что он хотел поговорить о ней. Я не хочу о ней слышать. Он не останется с ней, - Это не важно.

- Нет?

- Не важно.

Друзья обнимают его и меня, и нас вместе, расспрашивают и рассказывают. Город в тумане, как в дыму и теперь я знаю, что это не только в моей голове. В его голове происходит то же самое. Может, что-то похожее творится и с нашими друзьями. Мы во всём сомневаемся, во всём. Мы боимся сказать просто «да» или «нет», мы говорим следом «но», а если нет, то голосом ставим многоточие. Точки многоточий поднимаются вверх капельками тумана. Он ослабляет наше зрение, но позволяет острее слышать и ощущать, он не мешает нам идти к дому наших друзей, где в конце ночи мы усенём близко-близко друг к другу, головами на одной подушке.