Что не взбредёт в голову дождливой ночью? Прогуляться по мосту, по которому уже лет двадцать как запретили ходить. Он очень высокий и раскачивается на ветру, а те, кто не может жить, любят назначать там свидания... Не знаю, с кем. Важные свидания. А она–то хотела жить, и в ту ночь – особенно. Так, без причины.

После захода солнца мост прекрасен. Днём он величественно сер и равнодушен, а в темноте – именно прекрасен: то мигает, то сверкает одним цветом до утра, а в следующую ночь - другим. Я расспрашивала: никто не мог сказать, от чьего настроения это зависит... Каждый раз – сюрприз.

Ольга шла, как на свидание. Тщательно оделась, уложила волосы, брызнула на них несколько капель запаха – со свежей сладостью, нежный, летучий, но не покидающий её. А началось всё с беспокойства – с чего же ещё? Смотрела в окно, опять не получались дымные кольца, больше всего хотелось молчать. За это приходилось слушать. Не сиделось, не стоялось, как будто нужно куда-то идти, и она помнила, что очень нужно, а куда - забыла. Машины под окном встали и тоскливо загудели, ей представилось так отчётливо: самая обездвиженная пробка сейчас – на мосту, и никто её не заметит. Ольга дошла пешком за двадцать минут. У неё был большой прозрачный зонтик и тонкие каблуки.

Слишком перегнувшись через решётчатое ограждение, приподнявшись на цыпочках, на самой середине, он стоял и думал. На мгновение она узнала его мысли, но тут же позабыла – он увидел её. Весь мокрый и дрожащий.

- Пойдём?

- Пойдём.

Кто спросил, кто ответил? Они пошли в ту сторону, откуда пришёл Андрей, поспешно рассказывали друг другу о себе.

- Что ты там делал, Андрей?

- Этого я больше делать не стану.

Дом Андрея пах табачным дымом и апельсинами. К утру она не чувствовала этих запахов, они впитались в неё. Всё шёл дождь, они не вставали до полудня. Кто-то ей позвонил, она сказала, что счастлива и не надо её тревожить, позвонит сама. Андрею не звонили и не стучали в дверь, было так тихо, будто справа и снизу нет соседей. Потом они на автобусе переехали через мост, Андрей проводил Ольгу до дома и остался, она заперла оба замка и никого не пускала. Разве друзья не понимают, что значит «счастлива»?

Андрея полюбила даже капризная рыжая кошка с голубыми глазами, сторонившаяся всех, а хозяйку милостиво подпускавшая к своему толстому телу. На ночь им приходилось запираться в спальне – персиянка норовила спать у Андрея не голове.

Близкие утверждали, что заметили перемену, только сама Ольга всматривалась и ничего не видела. Впрочем, и они не могли пояснить своё безликое «какая-то другая» .

- У тебя влюблённый вид, - улыбнулся Андрей, - И у меня, наверно, тоже. Все замечают, один я не вижу.

Он подарил Ольге другое лицо города, в котором она жила всегда - неистовое, нездоровое и настоящее. Без неоново-зеркального макияжа оно казалось сведённым судорогой, но не страдающим, а предвкушающим запретное удовольствие. За неприметными стенами оказывались люди, каких никогда не встретить в ольгиной жизни, и к её миру они не тянулись – большинство из них ушли от него. И чем же они живут, и для чего, какие у них цели, нельзя же ни к чему не стремиться? Какие непонятные люди, до чего неопределённые существа. Вид у них такой решительный, готовый на всё, бывалый и бесстрашный, а слова точные и обдуманно подобранные.

В этот мир Андрей приводил её часто, но она не становилась в нём своей. Ольгу принимали благосклонно, даже приглашали и обещали зайти в гости, но она чувствовала, будто не достаёт какого-то признака, детали, мелочи, важной, однако, чтобы стать одной из них, и –ближе Андрею. Он, судя по всему, этим необходимым обладал, а она оставалась элементом орнамента, но не частью конструкции.

- Жизнь – если всегда на грани: ожидание, наслаждение, любовь – через страх, ненадёжно, шатается, скрипит под ногами, того и гляди – развалится, рухнет. Остальное – существование, - так поучал некто в парике из косичек, - Мы балансируем, в каждую минуту всё для нас может кончится и мы торопимся пользоваться тем, что осталось.

Ольга слышала в его голосе недосказанное: «А ты-то крепко стоишь и уверенно ходишь, ты не с нами». Оттенки интонаций и полуоткрытые взгляды чего-то ожидали от неё и Андрея. Но в полумраке и зеленоватом дыму многое мерещится.

- Кто он такой? – спрашивала мама. Она - не из любопытства, ей действительно важно знать. Самый первый раз Ольга задумалась о том, кто такой Андрей. Он много говорил о себе, а ничего не рассказал. Неужели это важно?

- Мамочка, ма-мо-чка! Он такой!... Замечательный, особенный, мне так интересно с ним, я так много узнала, с ним всё видится по-другому!

Дочь влюблена, дочь счастлива. Обнять её и пожелать всего, самого...что ещё можно сделать? Или всё остальное тут - лишнее?

- Ты хочешь быть моей женой?

Тревога в глазах Андрея, голос растрескался. Ольга смеялась.

- Ты можешь ожидать отказа? Ну и ожидай. А я очень, больше всего на свете хочу!...

- И в радости, и в горе, в болезни?..

- Да, и так далее, по пунктам! – она сжимала его лицо в ладошках и улыбалась. Его глаза, как болото, поглащали ольгин свет, не отражая ни лучика.

- Надо тебе кое-что показать, - Андрей достал из-под свежей газеты лист. Ольга посмотрела: знак «плюс» напротив трёх больших латинских букв, последняя похожа на выставленные из кулака указательный и средний пальцы, изоборажающие уши, рога, или победу. От этого листа она узнала фамилию Андрея. Бумага была составлена за два дня до встречи на мосту.

 

Будто было задумано – снова дождь, пробка и до неё нет дела. Теперь её не укрывал зонтик, волосы растрепались, пахли дымом, переходить на другую сторону она не собиралась. Только до середины. Ольга знала, зачем сюда приходил Андрей. Она-то решила, что он ждал её! Он шёл на свидание с другой, та с ним не встретилась, плюнула, но кто-то нужен в замену.

- Вот. Вот она – я, - Ольга думала вслух и никто её не слышал.

Середина. Ольга посмотрела вниз. Тёмная вода, низкие, медленные волны. Мигающая дуга разноцветных отражений далеко, до неё не долететь. Всё равно. Перелезть через ограждение, оттуда – один шаг. Никаких прыжков

- Подожди. Возможно, жизнь на самом деле должна висеть на волоске? Сейчас я так остро чувстую всё в себе и вокруг себя, а если это – на много лет? Я проживу ещё пятнадцать, двадцать... Могут придумать лекарство. Зато больше нечего бояться! – Ольга говорила громко, но рядом с густеющим потоком автомобилей собственный голос слышался бормотанием, - И ведь нас много.

Она замолчала, прислушалась, повернула голову. С той, другой стороны, где её мама, дом, друзья, шёл кто-то под зонтом, в нарядном и благоухающем, как на свидание.