- Папа, а там, за городом свистеть можно? - робко спросил Крох.

- Да, если ветер будет дуть нам в спину, - запрягая лошадь в старую скрипучую телегу, отозвался отец. Он улыбнулся, заметив в глазах сына искорку восторга.

- А петь, папа? - не унимался восхищенный мальчуган.

- И петь, - подтягивая хомут, ответил гончар.

- А нас точно туда выпустят? За ворота ведь никого не выпускают?

Мальчик сомневался в том, что ему посчастливится побывать за пределами угрюмого города.

- Нам выдали специальный пропуск с личной печатью самого Дая! - многозначительно поднимая указательный палец вверх, радостно воскликнул отец.

- А зачем Даю белая глина? Зачем он отправляет тебя за ней? Ведь белая посуда запрещена.

- Это для горожан она запрещена, а во всех комиссариатах только белая. И мне приказано изготовить фарфоровый сервиз на тринадцать персон и доставить его во дворец на холме.

- А роспись на сервизе будет?

- Нет, сынок. Приказано выкрасить наружную поверхность в черный цвет, а внутреннюю оставить белой, - грустно ответил гончар. - Ну, залезай в телегу, поедем.

 

Пегая кобыла неохотно плелась к западным воротам. Телега, скрепя болтающимися колесами послушно катилась, везя Кроха в свободный мир. В мир, которого он не знал, не помнил, потому что город последний раз вдохнул воздух свободы, когда он был еще карапузом: почти три года назад. Кроху скоро семь. Он уже взрослый мальчик и помогает отцу месить глину и даже качать меха при обжиге. Он научился упаковывать сервизы, мама учит его росписи. Однажды, собственноручно сделал маленькую чашку. Теперь это его чашка. Он пьет из нее молоко. Он очень гордится ей. А родители гордятся им.

 

Солнце клонилось к закату. На облаках едва просматривался легкий оранжевый оттенок. Горожане восхищенно слушали переливы и посвистывания пернатой братии. Эти маленькие солисты напоминали людям о тех добрых временах, когда пели и смеялись все: все, у кого было хорошее настроение, а таких в городе было много, не то, что теперь. Прохожие слушали птиц. Кто-то останавливался и сквозь улыбку ронял слезу. Бесстрашные певцы не подчиняются указам человека, кто бы он ни был. И пусть он мнил себя владыкой мира и величался не иначе, как Великий Председатель Дай.

По приказу Дая стражам выдали рогатки, и те с усердием отстреливали певчих птиц. Повезло воронам - их не трогали, хоть и крику от них куда больше....

А рогатками еще надо уметь пользоваться!.. Посыпались стекла в домах горожан. Поговаривают, что один отчаянный мальчуган пробрался в парк дворца и в отместку рассадил стекло в спальне его превосходительства. Рогатки сразу изъяли у стражей и уж тем более запретили для горожан. К счастью проворному сорванцу удалось оставить с носом целую роту олухов в униформе.

 

- Стой, - хмурый страж обвел взглядом телегу и седоков. - Куда путь держите? Что везете? Где документы? - зевая, задавал он заученные вопросы.

- Вот, - снимая фуражку, извлекая из нее пропуск, пробормотал гончар.

- Та-а-кс-с, - взглянув на бумагу, просвистел страж. - Гончар Латуш, значит. А это, мабуть, подмастерья Крох? - он искоса взглянул на мальчика.

- Да. Латуш и Крох, - подтвердил гончар. - Мы и есть.

- Что везём? - страж жестом показал Кроху, что тот должен слезть с телеги.

- Ничего не везём, - пожал плечами Латуш, не понимая к чему такое внимание к его скромной персоне и старому, повидавшему виды инструменту. - За глиной мы едем. В карьер, что за лесом. Его превосходительство, Председатель Дай, изволит сервиз заказать к третьей годовщине завое... провозглашения республики.

- Не положено лопату из города вывозить, - объявил страж. - Пошлина на вывоз полагается - три даера за штуку.

- А чем же глину брать? Я же эту лопату завтра... - начал объяснять Латуш.

- Не положено без пошлины, - строго перебил страж. - И лом у вас. Это еще один даер.

- Так что ж мы без инструмента делать-то будем? - виновато глядя на служивого, спросил гончар. - Как же в карьере без лопаты-то?

- Да не смотри ты на меня так. Не я пошлину ввел, не мне ее и отменять. Хотя... я, конечно, мог и не заметить лопату твою.... но, - он поднял указательный палец вверх, - это значит, что службу плохо нес. Так что плати пошлину и проезжай.

- Друг. Ну, нет у меня четырех даеров. Понимаешь? - до гончара начало доходить, что без взятки ему из города не выехать. Идти на поклон в комиссариат, просить разрешения на вывоз лопаты?.. Так они еще день волынку тянуть будут, а на заказ всего-то трое суток. Не изготовить вовремя сервиз - лучше живьем в гроб лечь.

- А сколько есть? - оживился страж.

- Два только, - вздохнул Латуш.

- Дяденька пропустите нас, пожалуйста, - попросил Крох, его глаза повлажнели, губы подрагивали и уже готовы были свернуться в свойственный плачу узелок.

- Ладно, - махнул рукой страж. - Оформим провоз одного лома. Давай деньги, - он слегка приподнял левую руку и потряс пропуском, давая понять, что к обмену готов.

- Вот, - Латуш вывернул карман, в котором и было-то две монеты, да клочок папиросной бумаги.

Монеты перекочевали к стражу, пропуск вернулся к гончару.

- Садись, Крох, мы едем, - погладив мальчугана по голове, проговорил отец.

Огромные дубовые ворота открылись для проезда телеги.

- Боюсь, прав Дай - Бога нет, а если и есть, то он забыл нас, - прошептал Латуш, когда ворота захлопнулись.

- Здорово! - Крох не жалел монет, за такую экскурсию он готов был отдать гораздо больше, чем эти жалкие два даера. Теперь он смотрел по сторонам с раскрытым ртом. Огромный простор, зелень и яркие желтые шляпки одуванчиков, полная свобода и сама жизнь, во всех красках и переплетениях веселой радугой отражалась в детских глазах. Счастье переполняло его. Крох, послюнявив палец, определил направление ветра: ветер дул в спину, - наконец-то он может спокойно насвистывать свою любимую мелодию.

 

Лес проехали далеко за полночь. На опушке, у самого карьера горел костер.

- Смотри, Крох, там есть люди, - указывая на отблески огня, шепнул отец. - Ты... давай, это... не надо свистеть... кто его знает - может там стражи, - разволновался гончар.

К карьеру подъехали молча. Кобылу выпрягли и пустили пастись, привязав к телеге длинной вожжой.

У костра стоял седой старичок с посохом в руках, на нем был длинный серый балахон. Прямые волосы ниспадали до плеч, сзади прятались в капюшоне. Под пышной бородой поблескивал большой серебряный крест на толстой цепи. Странный странствующий монах с друидским посохом.

- Здравствуй добрый человек! - поприветствовал Латуш монаха.

- Здравствуй гончар, - отозвался тот. - И ты, храбрый Крох, здравствуй, - добавил странник. За усами и бородой не было видно губ, но о том, что он улыбнулся, говорили морщины у глаз. Вблизи, при свете костра старичок выглядел добрым мудрецом из сказки.

- Кто этот дедушка? - шепнул Крох, выглядывая из-за отцовской спины. Он с интересом разглядывал старца.

- Кто ты, почтенный старец? Откуда тебе известны наши имена? - приклонив голову, поинтересовался Латуш.

- Меня зовут Анши, - представился хозяин костра.

- Ты тот самый вечный отшельник, которого называют Анши-блаженный?! - удивился гончар.

- Ты удивлен?

- О тебе рассказывал мой отец. Он говорил, что ты приходишь, когда городу нужна помощь. Я думал, что это сказка и нам никогда не избавиться от порабощения, - Латуш смотрел на Анши с восторгом и надеждой.

- Ну, не такой уж я и вечный, - улыбнулся старик. - Мне всего-то... - он запнулся, припоминая, - сто восемьдесят три... если первую тысячу не считать.

- Ого! - не сдержался Крох, но тут же нырнул за отцовскую спину и притих.

- Ваше избавление только в ваших руках, - неторопливо продолжил блаженный, жестом приглашая гостей присесть. - Я лишь старый пастух, но не воин.

- Значит это только сказка? - разочарованно пробурчал Латуш.

- И в сказке много правды есть, коль люди помнят стыд и честь.

- Люди помнят все. Помнят и плачут. Мы безоружны...

- А что это за сказка? - усевшись на пенек, хлопая глазами, спросил Крох.

- Я расскажу тебе сказку, храбрый стрелок Крох, - улыбнулся старичок. - Сказку о том, почему злые люди пользуются посудой из белой глины. Ты же хотел это знать? Вы же за белой глиной сюда приехали?

- Да! - Крох от удивления приоткрыл рот, он смотрел на старика, как на настоящего волшебника.

- Так вот, маленький Крох, было это давным-давно, когда еще не было на земле ни вас, ни меня. Великий волшебник, имя которого скрыто от всего живого, бросил на землю грош волшебный. И сказал, что в борьбе добра и зла жить будет человек. Отдал он злу мрак, а добру свет. И началась борьба. Зло, и свет заполучить желает, и с тьмой расставаться не хочет. В ночь и в день, год за годом, век за веком борьба шла. Добро-то, оно скромное, на чужое не претендует, потому и грош волшебный добру помогать будет. Только не каждому он в радость. Коли у человека мысли злые, грош ему смерть принесет. Поэтому хозяином монетки должен быть человек добрый, тогда и зло силы потеряет. А грош это еще и ключ от врат Шиим.

- Дедушка, а что такое Шиим? - спросил Крох.

- Так волшебник назвал мир равный, где и добро и зло равную силу имеют.

- Дедушка, а зачем вообще зло нужно? Почему волшебник одно добро на земле не посеял?

- В начале одно добро он и сеял, маленький Крох. Да переросло оно. Когда оно одно, то неминуемо во зло превращается. Вот и выросло зло из семени добра. Так вот... а на чем я остановился?

- Ты говорил о ключе, - помог вспомнить мальчик. Он очень любил сказки, но слушать их доводилось редко, потому что и они были запрещены Даем.

- Да. Грош этот из чудесного металла выкован. Из металла, которого кузнец не знает. И письмена на нем начертаны витиеватые, непонятные, да крест святой. Вот... однажды монета юноше в руки попала. Много дел славных с ее помощью он сделал: помогал обиженным, наказывал обидчиков; темные помыслы людские в светлые обращал; тьму дремучую освещал, - поводырем душ живых стал. Но возгордился однажды, Богу подобным себя мнить стал, и грош ему этого не простил. Принялся он душу юноши терзать, жизнь его забирать. Так бы и умер несчастный, не понимая, что гордость его виной ему. И в гордыне бросил он монету, в немощи своей её виня. В родник грош упал. Годы шли, и молва с ними по земле разбредалась: испив иль умывшись водой из родника того, добрый духом - силы черпал, а злой - чах на глазах. Прознали злые люди о роднике, и засыпали его глиной темной да землей черной. Так исчез и родник, и ключ Шиим с ним. А злодеи с пор посуду только из белой глины заказывают: боятся они, что попадется глина из родника засыпанного, и повержена гордыня их будет, и изгнаны они будут с плеч людей мастеровых. Искали добрые люди грош долгие века, рыли глину темную в поисках. Вот и здесь, тоже искали, но глина тут особая белая, чистая - вот и бросили рыть. Теперь только гончары приезжают, ведь из глины сей прекрасная посуда получается - звонкая, волшебная.

- Дедушка, а ты знаешь, где юноша монетку бросил? Уж больно нужна она нашему городу, - в глазах Кроха отражался огонь бушующего пламени костра, а может, это были искры надежды, вспыхнувшие в душе маленького мечтателя.

- Не о себе ли ты, старый Анши, историю нам поведал? - задумчиво спросил гончар.

- Стар я уже и блажен умом - где правда, а где вымысел - сам не знаю, - старик встал, оперся на посох. - Пора мне от костра к отаре своей, ведь пастух я. Ночь-то темная - овцы заблудить могут, уж больно избалованные они у меня - по ночам парами бродят. А вдруг схватит кто? Ночью-то? Да шерсть и мясо себе заберет? С парой-то овец любой справится. Не серчай гончар на меня, не воин я - пастух просто. И ты, Крох, нос курносый не вешай - в добро верить надо и творить его во благо и без корысти, тогда и зло повержено будет. А чернь от монетки той всегда белью обращается!

Старик выдержал паузу, приподнял посох, на вершине которого, золоченой звездочкой горел крест, перекрестил костер и гостей: - Прощайте люди добрые, да храни вас Бог.

- Прощай Анши-блаженный, и тебе пусть Бог в помощь будет. А то ведь, правда твоя, ночь темная, а овцы разбалованные... - отозвался Латуш, когда старик сделал первый шаг в темноту.

- До свидания, дедушка Анши, - выкрикнул Крох. - Ты хороший дедушка! - добавил он, уже не видя старика.

 

Латуш проснулся с рассветом и, не откладывая, отправился найти глину почище да посырей. Нашел и нарыл с запасом. Крох наполнял корзину, а отец веревкой тащил из ямы, высыпал в телегу. Так, еще до полудня, усталые, но довольные они отправились в обратный путь. К радости Кроха ветер дул в лицо, и он, вдохновленный простором и лесной свежестью, щурясь от яркого солнца, пел песенку, которую сочинил в карьере.

Крох перестал петь, когда пегая труженица выкатила тяжелую телегу из леса. Впереди, мрачной громадой, встала огромная стена с почерневшими наглухо запертыми дубовыми воротами.

- Смотри, папа, какой мрачный и неприветливый наш город, - вздохнул Крох.

- Мой мальчик, когда-то он дышал счастьем. Улицы наполнял смех и добрые улыбки. Детвора с радостным визгом гоняла мяч по мостовой, из окон домов доносилось пение кухарок и нянь. Мама пела тебе колыбельную, и люди останавливались у наших окон, чтобы послушать ее прекрасный голос.

- Мама пела?!

Крох не помнил маминых песен, ему казалось, что она и вовсе не умеет петь.

- Это злой Дай запретил маме петь?

- Это он и его двенадцать министров, - вздохнул отец.

Он поднял руку, давая сыну понять, что этот разговор пора прекратить. Затем соскочил с телеги, подошел к воротам, постучал.

- Чего надо? - послышалось из-за ворот, и в приоткрывшемся лючке появилась голова стража.

- День добр... то есть, здравия желаю, господин страж.

Латуш обращался к тому же стражу, который выпускал их вечером из города: - Это мы - гончар Латуш и подмастерья Крох. Мы привезли в город глину для заказа его превосходительства Председателя Дая.

- Давай пропуск, - недовольно буркнул страж.

Гончар извлек из фуражки листок с печатью, отдал стражу. Страж взял документ и закрыл лючок. За воротами загромыхало, заскрипело, они вздрогнули, и тяжелая створка немного отворилась.

- Что везём? - промычал страж, выходя за ворота.

Крох понял, что с телеги следует слезть, что тут же и сделал.

- Смышленый подмастерья - схватывает налету, - пробормотал страж, подходя к телеге. - За провоз лопаты в город полагается пошлина, три даера за штуку, - объявил он.

- Мы же вчера ее вывозили и платили?! - изумился Латуш.

- В вашей декларации указан вывоз одного лома - его можете беспошлинно ввезти, а лопата не указана, - перебил страж. - Или платите, или это контрабандный груз, - добавил он безразлично.

- Но, вы же знаете, что у меня нет больше денег! - Латуш похлопал по пустым карманам.

- Лопата является контрабандой, - заявил страж: - Она конфискована.

Он взял лопату и занес ее за ворота.

- За попытку провоза контрабанды полагается штраф три даера, - продолжил он, вернувшись.

- Но у меня же нет денег, - повторил Латуш, его глаза повлажнели.

- В счет уплаты штрафа конфискуется лом и... - страж осмотрел телегу, потом гончара с ног до головы, - И фуражка, - хмыкнул он, снимая с головы Латуша почти новую фуражку: подарок тещи ко дню рожденья.

- Но... - начал было гончар, в его взгляде загорелся огонек гнева, в руках появилась дрожь, кулаки сами собой сжались.

- Никаких 'но'! - прервал страж. - Или молча катись домой, или ща быстро в башню провожу, как врага республики, - пригрозил он.

- Пойдем, сынок.

Латуш дрожащей рукой обнял сына, взял под уздцы кобылу - они поплелись по улице Ремесленников. На их счастье страж не сразу заметил, оставленную кобылой большую парящую кучу: следствие хорошего аппетита в карьере.

 

Отец, перекусив, отправился к кузнецу Бумбу просить в долг лопату. Крох принялся вручную вымачивать и разминать глину. Ему не терпелось помять белую вязкую массу. Он с удовольствием давил руками густую бель и наблюдал, как она струйками сочилась сквозь пальцы. Сердце мальчика едва не остановилось, когда он нащупал твердый предмет в большой глыбе.

- Неужто это она - волшебная монета?!

Он запустил в глыбу другую руку, вынул облепленную округлую пластинку и окунул ее в воду:

- Ура! Это она!

 

Едва мальчик успел осознать, что стал обладателем главного оружия добра, как с улицы послышался цокот подкованных сапог. Крох насторожился. Он спрятал грош в карман и влез на телегу, стоящую у самого забора. Выглянул за забор: мимо прошагали двое стражей. Неясное чувство тревоги заставило Кроха посмотреть, куда они пойдут. Стражи остановились у входа в дом, и один из них рукояткой сабли громко постучал в дверь.

- Кто там? - послышался голос матери Кроха.

- Стражи. Это дом гончара Латуша? - выкрикнул тот, который стучал.

- Да, - отозвалась мама.

- Открывайте немедленно.

- Секундочку, - голос матери звучал испуганно.

Лязгнул запор, послышался скрип дверных петель.

- Вы супруга гончара?

- Да, - ответила мама.

- Где ваш сын, Крох?

Этот вопрос прозвучал как гром - мальчику показалось, что сверкнула молния.

- Зачем вам мой мальчик?! - голос матери был близок к паническому страху.

- Он обвиняется в покушении на жизнь Председателя республики, его превосходительства Дая! Он стрелял в Председателя, когда господин Дай прилег отдохнуть в своей спальне! - выкрикнул страж, и быстрым шагом направился в дом.

Послышался глубокий вздох и звук падающего тела. Крох понял, что мама упала в обморок. Ему хотелось броситься к ней, помочь. Но за ним пришли стражи, и ему надо уносить ноги, хотя бы для того, чтобы спасти волшебный грош.

Одного мгновения было достаточно, чтобы он перемахнул через забор и прошмыгнул в переулок Ткачей. Сзади послышался топот и крики бегущих стражей. Еще мгновение и потайная доска в заборе портного Штопа отведена в сторону, нырок в щель, и доска вновь на своем обычном месте. Стражи пробежали мимо к Мельничной улице. Крох, перескочив штакетник, отделяющий двор Штопа от двора газировщика Пунша бежал дальше. Нырок в дыру забора Пунша, в Освежающий переулок - минуя родную улицу Ремесленников, на улицу Пекарей. Дом пекаря Була, забор, калитка - во дворе в куче песка играет приятель Сдоб.

- Ты чего такой красный и запыхавшийся? - удивился Сдоб, когда Крох устало свалился на песочный замок.

- За мной гонятся стражи, - глубоко дыша, выпалил Крох.

- Ты что опять свистел? - спросил Сдоб, вспомнив как месяц назад, Крох уже влетал пулей в его двор, уходя от погони.

Тогда Крох наврал другу, что просто свистел - он не хотел хвастать метким выстрелом по стеклам узурпатора. Не то, что бы Сдоб мог растрепать - скорее, что бы друг не переживал за него. Теперь пришло время рассказать:

- Нет, я тогда... стекло, помнишь? Теперь они обвиняют меня в покушении на жизнь Дая. Я пропал! Но... но у меня кое-что есть, - задыхаясь, тараторил Крох. - У меня есть волшебный грош. Мы... мы можем прогнать их всех из нашего города!

- Какой грош? Кого прогнать? - перепугавшийся Сдоб смотрел на Кроха широко раскрытыми немигающими глазами.

- Волшебная монета дедушки Анши. Она прогонит Дая, - пытался объяснить Крох.

- Какого дедушки? Как можно прогнать Дая, ведь у него есть оружие, а у горожан даже на вилы разрешение требуют?

Сдоб знал это, потому что недавно у папаши Була изъяли инструмент и оштрафовали на целых десять даеров.

- Я же тебе говорю - монета волшебная! - объяснял Крох, но Сдоб не знал сказок.

- Пойдем в заброшенный дом Реча, там все расскажешь, - предложил Сдоб.

Он, конечно, ничего не понял, но точно знал - другу нужно спрятаться.

 

Самого Реча Крох не помнил или вовсе никогда не видел. Взрослые говорили, что он был писателем, как Хвал, только лучше. Дай приказал изъять книги Реча и свезти их на площадь. Там и состоялась казнь: Реча привязали к столбу и сожгли на костре из его же книг. С тех пор дом Реча пуст, но люди в тайне приходили сюда с цветами, которые удалось найти и сорвать до стражей. Стражи выкапывали цветы с корнем, мяли и бросали в мусор.

В этом заброшенном, но не забытом доме Крох и пересказал Сдобу сказку старого Анши. Сдоб был старше Кроха - он отличался сообразительностью и редким по тем временам воображением. Он придумал освятить монетой воду в городе, особенно ту, которую используют пекари, мороженщики и газировщики. А когда люди начнут пить и есть приготовленную на этой воде пищу, тогда добрые пополнят свои силы, а злые станут чахнуть.

- Крох, а ведь стражи живут на улице Стрелков и кушают дома. Они покупают все в большом республиканском магазине Дая: папашка называет его 'задармагом' - туда все мастера свозят то, что сделали.

- Ну да, папа тоже отвозит туда посуду. Только денег за неё привозит совсем мало, а продают ее в десять раз дороже, - уныло подтвердил Крох.

- Значит, они пьют и едят как все, - воодушевился Сдоб.

- Ты думаешь, что им станет плохо, и они оставят пост?

- Боюсь, что пост они не оставят, даже если будут умирать. Я слышал, что одного дворцового стража застали спящим, так теперь он сам в круглой башне сидит.

- Да?!

Крох был удивлен. Он думал, что стражей никогда не наказывают, поэтому они все такие наглые.

- Пора действовать, - Сдоб хлопнул друга по плечу. - Пойдем к колодцу в Освежающий переулок, там берут воду газировщики и мороженщики.

- Ты не забыл, что меня ищут?

Крох побаивался выходить на улицу.

- Пойдем. Я впереди, а ты за мной. Если что, встретимся в разрушенной кузнице, на окраине у моста Перемен.

 

Озираясь по сторонам, пугаясь каждого шороха, дворами, известными только им лазами, друзья благополучно добрались до колодца. Но как только Крох распахнул дверцы и взялся за ведро, Сдоб принялся толкать друга локтем в бок.

- Ты чего? Больно же! - обиделся Крох.

Из-за крыши колодца он не мог видеть, что с Мельничной улицы в переулок свернули двое стражей.

- Лезь в колодец, - стараясь не шевелить губами, шепнул Сдоб.

- Зачем? Я привяжу монету к ведру и опущу, - принялся объяснять Крох.

- Лезь быстрее! Стражи! - вновь шепнул Сдоб, и шагнул навстречу блюстителям порядка.

- Эй, малец! Иди-ка сюда, - услышал Крох, и ноги в коленях невольно подогнулись.

- Иду, господин страж, - громко отозвался Сдоб, надеясь, что теперь-то Крох точно сообразит залезть в колодец, пока его не заметили.

- Да это сын пекаря Була, - разглядев мальчика, пробурчал второй страж.

- Ты тут Кроха не встречал? - глядя в глаза подбежавшему мальчугану, спросил первый.

- Нет, господин страж, не встречал, - отчеканил Сдоб.

Жизнь в атмосфере мрачного города научила его очень убедительно врать, даже глядя прямо в глаза стражу.

- А ты чего болтаешься по улицам? Скоро стемнеет. О комендантском часе не слыхал? А ну-ка, марш домой! - прикрикнул страж.

Сдоб не заставил повторять дважды. Он развернулся и быстро зашагал в сторону улицы Ремесленников.

- Ты что, пить захотел?

Крох и так едва держался за швы внутренней кладки колодца, а, услышав это, едва не свалился в воду.

- Хорошая мысль. Но, я хотел посмотреть, что тут делал этот маленький толстяк Сдоб.

Крох слушал и дрожал всем телом. В колодце было очень холодно, сыро и скользко.

- Ничего тут нет. Пойдем лучше Пунша на квас тряханем, - вновь донеслось сверху.

- И то верно, квас куда лучше простой воды, - это было последнее, что удалось услышать Кроху.

Он вздохнул с облегчением и вскарабкался вверх. Сквозь щели дощатых ляд было видно, как стражи входят во двор Пунша. Крох привязал грош к ведру и потянул вниз. Звон цепи заставил мальчика замереть. Ему показалось, что этот звук слышит весь город. Стражей не видно. Теперь он медленно, сантиметр за сантиметром опускал шумную цепь, пока ведро не погрузилось в воду. Крох не знал, сколько следует держать монету в воде, и вылезти сейчас он тоже не мог, поэтому решил дождаться, пока стражи уйдут с переулка.

- А ты видел, как эта водяная крыса трясся, когда узнал, что Кроха видели в его дворе? Ха-ха-ха!

Стражи уходили, высмеивая перепуганного газировщика.

- Крох вылезай, они ушли.

Голос Сдоба развеял последние сомнения и мальчик, продрогший до костей, решился вылезти.

- Ну и холодина там! - стуча зубами, пряча замерзшие руки подмышки, прошептал Крох. - Крути ручку - тяни ведро, - добавил он, пританцовывая.

- Теперь к моему дому. Из нашего колодца берут воду все пекари и кондитеры, - предложил Сдоб, когда монета вернулась в карман Кроха.

 

Колодец на улице Пекарей находился у самого забора Була. Его не было видно с мостовой, потому что по обеим его сторонам росли плакучие ивы. Они разрослись настолько, что несведущий человек в сумерках не разглядит позеленевшую от времени и сырости крышу колодца. Кроху уже приходилось прятаться от стражей в этом природном шалаше: однажды он заигрался со Сдобом до наступления комендантского часа.

- Я бегал к твоему дому, - начал рассказывать Сдоб, когда волшебный грош уже был привязан к ведру, - там дежурят стражи.

- А маму мою ты видел? - спросил Крох.

Его очень беспокоило ее состояние. Он не на секунду не забывал, что мама потеряла сознание от ошеломляющей новости. Он чувствовал свою вину.

- Я видел в щель, как она месит глину, а твой папка сидит за гончарным кругом. За ними присматривает страж. Он кричит и ругается.

- Скоро они от другого кричать станут, - со злостью буркнул Крох и вытер рукавом слезу со щеки.

- Мотаем! - шепнул Сдоб: - Стражи идут.

- Сейчас, ведро спущу.

Крох быстро спустил ведро в воду. К счастью обошлось без шума: здесь поводком служила не цепь, а пеньковая веревка.

- Быстрее, ко мне во двор, - выпалил Сдоб и, приоткрыв калитку, исчез за забором.

- Не успею, - шепнул Крох и нырнул в щель между забором и колодцем. - Ой! - чуть слышно воскликнул он.

В случайном убежище было полно холодной воды. В траве, у самой головы мальчика, вытаращив круглые глаза, сидела большущая жаба.

- Ку-а-а-а, - раздувшись как мяч, громко квакнула лягушка.

Крох крепко зажмурился и перестал дышать: он боялся этих холодных амфибий почти так же, как теперь стражей. В голове страшным эхом отдавался стук подкованных сапог и шмяканье прыгающей пучеглазой твари.

- Ей, вылезай! Как ты туда забрался? - смешливый голос Сдоба прервал звенящее эхо.

- Я еще в жизни так не боялся, - кое-как протискиваясь в очень узкую щель, заикаясь, произнес Крох.

- Сдо-об. Ты где, сынок? - послышался голос мамы Сдоба.

- Я здесь, мама, - отозвался мальчик.

- Пора домой. Я уже и ужин приготовила.

- Сейчас иду, мамочка, - выкрикнул Сдоб, пожимая плечами.

- Иди, а то она сюда выйдет, - опустив голову, пробормотал Крох.

Ему стало настолько грустно, что слезы невольно покатились по щекам. Никогда еще ему не было так одиноко. Никогда он не проводил ночь без близких людей - мамы и папы.

- Переночуешь в амбаре. Я принесу тебе еды, - понимающе произнес Сдоб. - Пошли, - позвал он, когда его мама вернулась в дом.

 

В амбаре было тепло и сухо - Крох быстро просох и отогрелся. Ему хотелось есть, и было ужасно одиноко. Прошло больше часа, как Сдоб ушел в дом, и его все нет. Крох сидел на мешке муки и тихо плакал.

- Крох. Это я Сдоб. Я принес тебе еды, - наконец послышалось со двора. Заскрипели дверные петли, на пороге появился силуэт мальчика со свертком. В блеклом лунном свете он казался тенью.

- Спасибо Сдоб.

Крох повеселел, внимание друга немного воодушевило его.

- Крох, тебе нельзя ночевать здесь, - печально начал Сдоб: - Папашка рассказал о приказе Дая использовать собак-ищеек. Они запросто найдут тебя в амбаре. Он еще сказал, что их можно сбить со следа молотым перцем. На, возьми перец. Когда поешь - уходи. В дом Реча нельзя, там есть твой запах. Иди к мосту Перемен. Насыпь перца в ботинки и на одежду, а когда пойдешь сыпь за собой. Завтра встретимся в разрушенной кузнице. Я побежал. Удачи тебе, друг.

Сдоб вручил большой пакет с перцем Кроху и пулей вылетел из амбара.

 

Когда Крох покидал двор Була, из переулка уже доносился лай собак. Мальчику было очень страшно. Он впервые был в ночном городе один. Но лай ищеек в переулке не оставлял времени на переживания.

Обсыпавшись перцем с головы до ног, он сверкал пятками по спящему городу, стараясь запутать следы. Он мчался через кусты, перелезал через заборы, петлял в переулках, и, наконец, добрался до моста. Там, под мостом, между двумя дощатыми настилами была небольшая щель. Здесь Крох и провел ночь, чувствуя себя в относительной безопасности.

 

Утренний свет расчертил яркими линиями мрак подмостья. Крох открыл глаза и заворожено смотрел на ровные стенки солнечных лучей, пробивающихся сквозь щели настила.

'Сколько пыли, оказывается, летает в воздухе!' - подумал Крох, рассматривая всевозможные крючочки и хвостики, наполняющие каждую солнечную стенку.

- Шире шаг! - донеслось сверху, и тотчас страшный топот десятков подкованных сапог разорвал утреннюю тишину.

Солнечные стенки замелькали, то, исчезая, то, появляясь вновь - они сплошь заполнились густой пылью. Кроху перехотелось дышать от такого зрелища.

Стражи прошли, а пыли становилось все больше. Крох решил перебраться в разрушенную кузницу. Вылезти оказалось гораздо трудней, чем влезть, но он справился, хотя исцарапал ноги и руки. Было больно, но Крох не плакал.

 

К полудню, озираясь по сторонам, пришел Сдоб.

- Ночью приходили стражи, - начал он рассказ: - Они перевернули все вверх дном - искали тебя. Но это не главные новости!

- Не понял?

- Ночью пропали шестеро стражей, теперь остальные разыскивают их!

Сдоб захохотал.

- Ты чего ржешь? - вновь не понял Крох, ему-то было не до смеха.

- Папашка сказал: началось! Баста! Хана им всем! Он сказал, что появление Анши-блаженного это знак к бунту, и он, похоже, уже начался.

- А наша монета? Она сработала? - Крох надеялся на волшебную силу гроша.

- Пока не ясно, но папашка и дядюшка Пунш уже отвезли в 'задармаг' продукты на этой воде. Надо подождать. Кстати, я ведь и тебе еды принес, - опомнился Сдоб, он протянул Кроху сверток.

- Спасибо, Сдоб, - Крох развернул пакет и вздрогнул: между двумя калачами лежала рогатка!

- Скоро она тебе пригодится, - хихикнул Сдоб. - Я побегу, узнаю новости. Будь здесь и жди меня, - добавил он и исчез в кустах, которых здесь была целая роща.

 

До вечера Сдоб прибегал еще несколько раз. Новостей не было, за исключением того, что поиски Кроха перестали быть главной целью стражей: 'серые мундиры' безуспешно искали пропавших коллег.

На ночь Крох вернулся под мост, а утром все повторилось, но теперь переполох в городе начался значительно раньше. Грохот на мосту разбудил мальчика еще до рассвета. Голоса стражей уже звучали по-другому: в них слышался страх. Крох спешно перебрался в кузницу, с нетерпением ждал появления друга.

 

- Хана им! - это были первые слова вбежавшего Сдоба. - Этой ночью исчезли еще десять стражей, и все шестнадцать нашлись у самых стен дворца Дая - голые и связанные. В городе переполох. Стражи в панике. Дай, спрятался за стенами дворца. Мэр, ха-ха! выступает на митинге, призывает сбросить Дая. А комиссары... О-о! Я не знал, что они такие хорошие... - съехидничал Сдоб. - Министры сбежали. Горожане отнимают у стражей оружие - те почти не сопротивляются. Похоже, что волшебный грош сделал свое дело! Тебе можно выходить из убежища. Бери рогатку, пойдем.

- Ура! - воскликнул Крох, и вприпрыжку побежал домой, к маме.

На улицах было полно народу. Мужчины и женщины с лопатами, вилами, граблями и топорами гонялись за вопящими стражами. Пойманных разоружали, били, царапали, связывали по рукам и ногам, укладывая тут же - на тротуаре.

- Мамочка! - вбежав в дом, срывающимся от счастья и плача голосом выкрикнул Крох.

Он бросился в объятия матери. Теплые и ласковые руки, пропахший глиной и кухней фартук, дорогой и добрый мамин запах перехватил дыхание. Крох заплакал навзрыд, уткнувшись лицом в такую родную, такую теплую и мягкую мамочку.

- Сыночек, крошечка моя, моя кровиночка! - только и смогла произнести мать, впившись руками в грязные волосы сына.

Она беззвучно плакала.

- А где папа? - отрываясь от подола матери, вдруг спросил Крох.

- Он там, сынок, на Дворцовой площади, - ответила мать, продолжая обнимать сына. - Они все там: и кузнец Бумб, и Пунш, и Бул, и Штоп, - все.

- Мама, я туда, - встрепенулся Крох, выскальзывая из объятий матери.

- Нет, сынок! - выкрикнула мать, но мальчуган уже не слышал ее.

Он мчался по улицам, улыбаясь. Его перепачканное лицо с чистыми от слез щеками светилось радостью. Ему казалось, что он не бежит, а парит - он ощущал крылья за спиной, он даже слышал их шелест и хлопки взмахов. Это было великолепно.

 

На площади ревела толпа. Ворота дворца были заперты. На стенах, у бойниц стояли стражи с луками и мушкетонами. Люди требовали открыть ворота. Попытка штурма пока не предпринималась.

- Папа! - крикнул Крох, заметив отца в первых рядах. За гулом толпы Латуш не слышал сына, а взгляд его был обращен к дворцу.

- Папа! - протискиваясь ближе, кричал мальчуган, но отец не оборачивался.

- Па-па! - еще громче крикнул Крох, когда в попытке пробраться сквозь толпу, его вытолкнули вперед. Теперь он был ближе всех к стене, а от отца отделяли всего несколько метров.

- Сынок!

Латуш, наконец, заметил сына. Он повернулся к нему и раскрыл объятья.

- Папа, смотри! - крикнул Крох, заметив, как страж в бойнице на стене натягивает тетиву лука, целясь в гончара.

Отец не понял, о чем хотел предупредить сын. Он продолжал смотреть и ждать. Крох быстро вынул из кармана рогатку и один из приготовленных им в кузнице металлических осколков. Лук выпал из рук стража и полетел вниз, став трофеем горожан. Лучник очумело смотрел на Кроха, усердно массажируя большущую шишку на лбу.

Этот меткий выстрел послужил сигналом к штурму дворца. Откуда-то появился таран - огромное бревно, обвязанное множеством веревок. Оно раскачивалось, готовясь разнести вдребезги старые дубовые ворота. Выстрелы из рогаток и луков пресекали любые попытки немногочисленных стражей высунуться из бойниц. Ревущая толпа, готовая разорвать ненавистного узурпатора заполняла узкий проход распахнувшихся от первого же удара ворот.

- Сынок! Мой храбрый мальчик! - прошептал Латуш, наконец, обняв сына.

- Папа, папочка, - Крох крепко прижался к отцу.

- Латуш, надо освободить узников башни, - выкрикнул кузнец Бумб, и побежал к распахнутым воротам.

- Крох, сынок, беги скорее к маме, я должен идти, - взяв мальчика за плечи, произнес отец. Спустя мгновение он уже бежал рядом с Бумбом.

 

- За тобой не угнаться, - тяжело дыша, выговорил подбежавший Сдоб. - Знаешь, что произошло на митинге?

- Нет.

- У мэра пересохло в горле от пламенных речей. Ему подали газировки дядюшки Пунша. Он выпил и умер, - Сдоб хохотал, ему не было жалко мэра: Бул называл его вором и прохиндеем, а мальчик не мог этого не знать.

- Пойдем, опустим волшебный грош в дворцовый колодец, - тут же предложил Крох.

- Побежали, - согласился Сдоб.

- Стой! - остановил его Крох.

- Ты чего?

- Видишь дядьку в зеленой фуражке?

- Где?

- Вон, смотри, он отделился от толпы и направился к западным воротам, - Крох протянул руку, указывая другу направление.

- Ну, дядька как дядька, - пожал плечами Сдоб.

- Это воротный страж, а фуражка на нем папина, понял?

- Понял, - ответил Сдоб и полез в карман за рогаткой.

Меткости обоим мальчикам было не занимать, поэтому оба металлических осколка угодили в голову переодетому стражу.

- Вы что делаете, сорванцы?! - выкрикнул мельник Жерн, хватая мальчишек за шиворот.

- Дяденька Жерн, это страж с западных ворот, - выпалил Сдоб.

- А на нем папина фуражка, которую он забрал позавчера, - добавил Крох.

- Сейчас, - отпуская мальчуганов, закатывая рукава, пробасил мельник. - Сейчас мы вернем имущество доброго гончара.

Спустя пять минут страж был связан, а Крох держал в руках папину фуражку.

- Вот теперь идем к колодцу, - вспомнив о деле, весело объявил Крох.

У колодца никого не было, но на дверцах висел большущий замок.

- Что делать будем? - спросил Крох друга.

- Придется искать дворцового водоноса, - развел руками Сдоб.

- Дедушка Анши говорил, что волшебный грош еще и ключ какого-то Шиим. Может попробовать им открыть?

- Попробуй, - неуверенно выдохнул Сдоб

Он не был уверен, что это сработает.

- Ну, давай, монетка, открой замок, - прикладывая грош к замку, зажмурившись, прошептал Крох.

- Смотри! - воскликнул Сдоб. - Замок открылся!

- Вот это монета! - хлопая глазами, произнес Крох.

- Узурпатор мертв! Узурпатор мертв! - ликовала разноголосая толпа, заполнившая парадную лестницу дворца. - Свобода! Свобода! - доносились выкрики с балкона.

- Хана гниде, - буркнул Сдоб.

 

Ведро, с привязанным грошом было еще в воде, когда от круглой башни, поддерживая друг друга, подходили первые освобожденные узники.

- Мальчики, нам бы водицы испить? - попросил бледный обросший старик, усаживая на лавку своего едва живого товарища.

- Сейчас, дедушка, - с готовностью отозвался Крох, и принялся крутить ручку. - Вот, пейте, пожалуйста, - пропыхтел он, сдвигая тяжелое ведро к подставке.

- Спасибо, малец, - поблагодарил старик, и прильнул к долгожданной воде.

Когда он оторвался от ведра, Крох с изумлением увидел до боли знакомое, совсем не старое лицо дяди Болта, станочника с Ремесленной улицы, его заперли в башню осенью.

- Дядя Болт? - неуверенно спросил Крох.

- Да, маленький Крох, это я, - ответил тот, поднося ведро к губам своего искалеченного спутника.

- Спасибо, мальцы, - напившись, произнес второй дядя. И он теперь не казался дедушкой, даже встал сам. - Так ты Крох? Сын Латуша? - вдруг спросил он.

- Да, - ответил Крох, хлопая глазами. Он не узнал этого дядю.

- Тогда, я твой дядя Форф, - улыбнулся тот и потрепал мальчику волосы.

- Дядя Форф?! - переспросил ошеломленный мальчуган.

Крох знал, что его родной дядя, такой же гончар, как и папа, сидит в круглой башне. Но он совсем не помнил его - ведь это было так давно, почти полжизни назад.

Впечатленный Крох не заметил отца: тот тащил на себе старого немощного узника. Латуш усадил его на то место, где минуту назад отдыхал его брат Форф.

- Папа! - вдруг воскликнул Форф. - Папа, ты жив?!

Крох обомлел. Он понял, что это его родной дедушка. Мальчик заплакал. Рядом заплакал Сдоб.

- А ты чего? - поглядывая на друга, спросил Крох.

- А мой дедушка погиб, тогда... - всхлипнул Сдоб. - А дядя Речь, был моим родным дядей, - добавил он, закрывая лицо руками.

- Вечная память великому творцу Речу! - произнес дедушка. - Его книги целы. Они в большом кувшине, который я зарыл под твоим рабочим навесом, сынок, - обращаясь к Латушу, добавил он.

- А можно... можно... их почитать? - вдруг спросил Сдоб, в его заплаканных глазах зажглась искорка.

- Они твои. Твои, по праву, - ответил старик.

 

Освобожденные узники все подходили к колодцу. Они пили воду, и к ним возвращались силы. Крох наполнил еще одно ведро, отвязал грош и повесил его на той же веревке на шею.

- Здравствуй старый бродяга Анши. Вот и довелось нам, встретится вновь, - приветствовал дедушка, вышедшего из-за деревьев парка седовласого старца с посохом в руке.

- Здравствуй гончар Глин. Постарел ты с нашей последней встречи.

- А ты все такой же старый блаженный. Не берет тебя старость, видно не простой ты человек, Анши.

- Смотри-ка Глин, не эту ли монетку ты тогда искал? - спросил Анши, посохом указывая на Кроха.

- Как знать? Я ж ее не нашел.

- А вот внук твой нашел.

- Та самая, значит?

- Да, Глин, она.

- Выходит не напрасно я рыл, коль грош моему внуку достался, - хмыкнул Глин.

- Старый пастух Анши, теперь-то я уверен, что ты приходишь, когда городу нужна помощь, - приветствовал мудрого старца Латуш. - И в сказке этой - правда.

- Я лишь старый пастух, - ответил Анши. - А ваше избавление всегда только в ваших руках, - повторил он уже известную фразу.

- А как же монета?! - удивился Крох.

-Теперь и ты, маленький Крох, стал героем сказки, - вдруг сказал Анши. - А грош... Его я бросил далеко от этих мест... Значит, он сам нашел достойного хозяина. Возьми и эту цепь, Крох, - Анши снял толстую серебряную цепь и протянул Кроху.

- Спасибо, дедушка Анши!

- На этой цепи и на этой груди ему самое место, - задумчиво добавил старец:

Где сердце пламенем пылает,

Где сын в бою отца спасает,

Где дружба и любовь всесильны,

Где сказка с жизнью неразрывна,

Там тьма расступится пред ним,

Раскроются врата Шиим,

Добро вернется свежим вздохом,

И Дай повержен будет Крохом