Начало моей трудовой деятельности совместилось с концом хрущёвской оттепели: к этому времени мне исполнилось восемнадцать, и после одиннадцатилетки я уже работала учительницей в начальной школе, и это был мой первый трудовой опыт. До обеда я, как всегда, вела занятия, а послеобеденное время посвящала не только проверке тетрадей и составлению рабочих планов, но ещё и с удовольствием занималась общественной работой. Любимым занятием на этом поприще были мои выступления по местному радио с лекциями. Как теперь понимаю, я была увлечена не столько лекциями, сколько возможностью своим хорошо поставленным голосом покрасоваться в деревенских радиотарелках. Но ещё больше мне нравилось звучать в репродукторе, что висел в центре деревни на столбе перед клубом, потому что от него звуки моего дикторского мастерства разносились чуть ли не по всей округе. Тематика лекций была разная: от воспитания детей в семье до рассказов о знаменательных датах. И вот, с одной из таких тем, посвященной Международному женскому дню, я и выступила накануне праздника. А надо сказать, что в этот день транслировалась речь Хрущёва (помню, это было в начале марта и вьюжило с такой силой, что зиме, казалось, не будет конца), и получилось так, что моё, заранее спланированное время совпало с временем выступления Генсека. Уж не знаю, чему была посвящена его речь, только в моём повседневном графике значилась МОЯ речь, поэтому я даже и мысли не допустила, чтобы уступить эфирное время Никите Сергеевичу, пусть моя речь и предназначалась всего лишь для одной, отдельно взятой маленькой деревушки, что затерялась среди Васюганских болот. Более того, в необходимости своей речи я была убеждена настолько, что считала её не менее важным мероприятием, чем речь нашего уважаемого партийного лидера. Итак, к назначенному времени я прибыла в радиоузел. Радист Веня, усадив меня перед микрофоном, тут же без всяких церемоний «выключил» Никиту Сергеевича и «включил» меня. С полным осознанием исключительности своей миссии, опять же, – не менее важной, чем миссия Никиты Сергеевича, – я с наслаждением приступила к процессу. Вслушиваясь в звуки собственного голоса, я старательно произносила слова моей речи, а когда закончила её, Веня, не мешкая ни секунды, проделал обратную манипуляцию: «выключил» меня и «включил» Никиту Сергеевича. Но Генсека в эфире уже не было. Тревожно глянув на меня, Веня почему-то забеспокоился и через некоторое время озадаченно проговорил: - Слушай, а Хрущёв-то и не говорит уже. - Ну, и что? Чего ты испугался? - Да не знаю, - замялся он, - как бы нам того… - Чего, того? - Не попало! - За что? - искренне удивилась я. - За то! - округлил глаза Венька, - надо было после Хрущёва с речью-то со своей… - Да не бойся ты! - не моргнув глазом, ответила я. - Просто, его выступление закончилось, вот и всё. На следующий день колхозный бригадир, а он в деревне был самым главным начальником, пригласил меня в контору. - Ты соображаешь, что ты наделала? - был его первый вопрос. - А что я наделала? - не чувствуя за собой никакой вины, удивилась я. - Неужели не соображаешь? - Нет. - А если подумать? - И что я такого наделала, Григорий Иванович, что вы отчитываете меня, как школьницу? - выпалила я с чувством собственного достоинства. - А ты и есть школьница, потому и отчитываю. Раньше за такие вещи… - За какие такие? - Такие! Вот скажи – чего ты влезла в речь Никиты Сергеевича? Раньше за это… - Что вы заладили… раньше да раньше! - В тюрягу бы тебя упекли раньше, вот что! И Веньку туда же. - Ну, это раньше. - Думать надо! - сверкнув глазами, сказал бригадир. После этой выволочки радиовыступления сами собой сошли на нет, потому что из деревни мне пришлось уехать: к тому времени родители переехали в Казахстан, и после окончания учебного года за ними последовала и я. С той поры в моей деревеньке я так ни разу и не была, - не довелось, - и на то были разные причины: сначала из-за того, что возможности не совпадали с желаниями, а позже желания не стали совпадать с возможностями. Но слава богу, что тогда этим всё и закончилось, потому что в стране всё ещё продолжалась оттепель, и страшно представить, что было бы со мной и моими культурными изысками, да и с радистом тоже, если бы не этот благодатный глоток политической свободы. Правда, Веньке от Григория Ивановича досталось всё-таки больше. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
