Рунич остановился у торчащего из земли уголка мраморной плиты.

- Как думаешь, надпись сохранилась? – обернувшись к Устину, сказал он.

- Если это не обломок чего-нибудь более массивного, то вполне вероятно.

- Считаем это первой точкой осмотра, или поищем легких путей? – усмехнулся Рунич.

- Застолби, дальше пройдем – авось наткнемся.

- Мне кажется, что это кладбище, если это вообще кладбище, века эдак двадцать второго или третьего. Везет мне на пустышки последнее время.

- Крестись, когда кажется. И не скули, итак тошно, - отмахнулся Устин. – Ставь вешку - пошли дальше.

Устин пнул ногой странным образом скрутившийся в шар сушняк, тот словно мяч поскакал по низкой плешивой осенней поросли.

- Неплохой удар, приятель! – щурясь от лучей восходящего солнца, подтрунил Рунич. – Слушай, а там вроде плита!

 

- «Анатолий Николаевич Пичугин, 2107-2301», - уныло прочитал Устин.

– Места здесь тихие, ловить тут нечего, - невесело объявил Рунич. – Я ж тебе говорил – везет на напрасный труд.

- Да погоди ныть! Территория огромная – будем искать.

- Ты что, думаешь, здесь триста пятьдесят лет хоронили?! – Рунич покрутил у виска.

- Сам ты – идиот! Истории не знаешь! Уже к середине двадцать второго века хоронить на городских кладбищах практически прекратили – трупы сжигали в крематориях: печи такие специальные были. Кто землю выкупил рядом с родичами, того закапывали, а так всех в пепел. В поселках – да, а это городское кладбище: смотри сопок сколько – на весь горизонт, - развалины это. Здесь крупный город был, может даже Воронеж!

- Хрен там, Воронеж! Вон под датами читай – «Белгородский» какой-то! Слышал о Белгородском? Я – нет.

- Вот я и говорю – сам идиот! Белгород, тупица – город такой был!

- Всезнайка, блин, - обиделся Рунич. – Моя родина Прага – откуда мне знать про какой-то никчемный городишко?

- Городишко этот на плоскогорье, от моря далеко – сюда слабая волна при потопе доходила – не заилилась земля, как в других местах. Где ты еще видел, чтобы надгробья из земли выглядывали?

- Не припомню – везде сровняло все к черту.

- То-то! Ладно, пошли искать золоченые купола. Про купала знаешь? Это церкви были. У церквей в старину кладбища часто устраивали… Или у кладбищ церкви… Не важно. Думаю, среди руин должны быть более древние могилы девятнадцатого, двадцатого веков.

 

Евхара откинулась на спинку стула, потерла уставшие глаза.

- Сколько процентов на этот раз? – привычно спросила Эллиа.

- Не больше восьмидесяти трех.

- Это никогда не кончится! Ничего у нас не получится! Будь проклят тот профессор вместе со своей панацеей!

- Сколько можно, Эл? Его итак уже миллионы раз прокляли. Одним больше, одним меньше…

- А я не перестаю удивляться наивности наших предков! Это ж надо такое придумать – панацея! Поверили в красивую сказку – ни тебе болезней, живи себе хоть триста, хоть пятьсот - пока не убьют… Тупоголовые!

- Но ведь живем же! Кто ж знал, что так выйдет?

- Должны были узнать! Умными стали, в томаты рыбьи ячейки ДНК внедряли – морозоустойчивость, видите ли… Стволовые клетки – панацея!.. Раз уж не дала природа вечной жизни, значит, на то причины есть!.. Должны были узнать!.. Ради себя, ради нас, ради рода человеческого!

 

- «Петр Григорьевич Трубицин – купец второй гильдии, 1854-1915», - считывал с большого гранитного валуна, обрадованный находкой Устин.

- Наконец-то настоящий человек, без примесей, без изъянов! Где ж вы косточки, гроб из досочек! – потирал руки Рунич. – Копаем?!

- Погоди. Опять облом! – досадливо проговорил Устин, выковыривая из земли пластину нержавеющей стали.

- Не понял?

- «Надгробье установлено у стен храма в честь…». Этот Трубицин где-то недалеко, но не под камнем. Да и валун за это время давно бы на глубину ушел – фундамент под ним, а не могила!

 

- Легко тебе говорить, Эл! Если б тебе сейчас предложили возможность рожать, растить собственных детей – здоровых карапузов, ты бы долго думала?! Сто, двести, триста лет? Ждала бы временных испытаний мутации вживленного генома?

- Возвращенного генома предков – нет, не ждала бы. А искусственного... – Эллиа на мгновение задумалась. – Не знаю, - проговорила тихо.

 

- Слушай, Устин, а они – эти, из двадцатого века, они, наверное, мечтали жить долго и счастливо, да? Они, небось, думали: как это замечательно, если, скажем, палец лопатой оттяпал – через год новый вырастет?

- Наверняка, - усмехнулся Устин, подчищая лопатой края ямы.

- А ты конечности терял?

- Не приходилось.

- А я пятерню верхним люком так прихлопнул, что Евхара сказала – проще отрезать, нежели по косточкам собирать. Год росли, прикинь. Хреново без пальцев было.

 

- Евха, а правду говорят, что наши - из тридцать первого, что ли… видели туземцев с детьми на каком-то острове?

- Скорее инопланетян найдут, чем детей! Глупости это, Эл – сказки со счастливым концом.

- А если бы нашлись нормальные?!

- Сомнительно. Комов рассказывал… Знаешь Комова? Это один из ветеранов – ему лет восемьсот уже! Так вот, он говорил, потоп страшнейший был! Луна к Земле настолько близко подошла, что волна горы переваливала! Добавь радиацию!.. Какие туземцы? Какие аборигены? Птиц до сих пор почти нет!

 

- А вот и косточки! Черепушка! Ай, красавец! – вынимая из-за пазухи упаковочный пакет, приговаривал Рунич.

- А ты откуда знаешь?

- Что?

- Что - красавец? Может, это женщина?

- Да какая разница, приятель? Лишь бы цепочка ДНК сохранилась в нужных процентах! Если женщина – назовем Евой!

- Сколько их уже было – этих Ев? Хоть бы одна сгодилась…

- Вот ты, Устин, историю знаешь, да? Скажи, а какого хрена генофонд в пробирках не сохранили? Сами от потопа укрылись, а сперму не спасли?!

- Задолбал ты – неуч! Ты что, не знаешь, как началось?

- Ну, знаю, что придурками большинство стали. Знаю, что какой-то полоумный запустил ракету в астероид, а он - возьми да в Луну ударь…

- Скажи – спасибо, что не прямиком в Землю! Луна нас и спасла!

- Ни хрена себе – спасла! Да лучше б сдохли тогда еще, чем так жить…

- Может, и лучше – как знать… А вот ты, похоже, того…

- Чего – «того»?

- Ты обследование на активность чужака давно проходил?

- Проходил. Года два… или три… не помню.

- А не тридцать, часом? Надо, надо тебя на перекомиссию отправить – что-то ты заговариваться стал.

- Думаешь, я – того.. начинаю… типа, свихнулся, как допотопные? – Рунич слегка ошалел от такой мысли.

- Ничего я не думаю, но провериться надо.

 

- Ты не ответила, Евха – если бы нашили настоящего, ты бы смогла?..

- Вернуть утраченное?

- Избавить от лишнего!

- Пока жив профессор, у нас есть шанс.

- Какой профессор?! – Эллиа заерзала на стуле и напряженно уставилась на Евхару.

- Другой! Успокойся, глупая! Профессор Ной – мой отец!

- А-а-а! Я уж подумала, что жив тот самый.

Помолчали с минуту.

- В саду Эдамском было множество плодов. Ева вкусила от древа познания… - задумчиво проговорила Евхара.

- И тут же познала Адама! – смешливо прервала Эллиа.

- Дурочка! Вкусив от древа познания, человек пришел к другому запретному плоду – вечной жизни, - уподобился Богу! «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы он не простер руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно». За первый плод Адам был изгнан из рая, а, вкусив второй – мы лишились всей земли! Так говорит мой отец.

- Мы не найдем?

- Мы будем искать… прощения…

- А мы его заслуживаем?..

 

(с) Михаил Ера 2008