Глава 4

 

28 ноября…День Рождения Алевтины, мы собрались за одним столом. На улице трещал мороз, нас ослепляло космически яркое солнце, оно залило нашу страшную кухню Божьим светом и чистотой. Ужасные коричневые стены на кухне все в разводах, освещались солнцем, выворачивающим все наши грехи, словно эти стены наизнанку. Светлые головы, ну просто ангелы во плоти, добрые, и светящиеся. И Аля, и Феликс, все выглядели отдохнувшими. Феликс блестел и сиял, как начищенный самовар, коего уже было не сыскать даже у древних старушек-революционерок.. Улыбался, шутил невпопад, что было на него совсем не похоже. По такому случаю, он даже надел новый галстук, ужасающе голубого цвета, который никогда не надевал. Удивительно, но мы все преобразились и были нарядные, похожи на матрёшек, яркие, нищие, красота!!! Аля одела ярко розовое платье, явно с чужого плеча, нацепив красную брошь, а у Капитолины на шее красовались облупленные, пластмассовые бусы. В ужасном кримпленовом костюме, ядовито зелёного цвета с алыми цветами, она выглядела, как перекрашенная игрушка, от неё разило одеколоном.

-Бабка, ты что пьёшь его что ли?- пренебрежительно вопрошала Алевтина.

-Замолчи дура!- коротко и ясно отвечала та.

Мы сели за стол и начали отмечать, разговаривали, шутили, пили, закусывали, даже танцевали. Стол был накрыт до отказа, тут были и разные салаты и колбаса, и осетрина, и сладости и фрукты, и зелень, даже варёные раки возвышались на высоком подносе на ножке. Креветки, копчёная курица, было всё, было даже то, чего здесь просто могло не быть. Мы были кротки, доброжелательны, вежливы каждый по-своему любил своих ближних. Позже Аля пригласила каких-то бабищ и мясников, с которыми она работала в столовой, и началась настоящая вакханалия с истериками, битьём посуды. Под вечер мне было не до смеха, я не выходила из туалета, меня выворачивало наизнанку, а в дверь всё стучались и мне казалось, что эта орава больших и жирных бабищ сейчас выломает дверь и она с грохотом обрушится на меня. Выйдя, наконец, я увидела, что они вместе с безумными, бородатыми мясниками танцевали, топая своими копытами, казалось, что мы сейчас окажемся в гостях у нижних. Как они все смогли уместиться в малюсенькой комнате, мне было непонятно. Прыгая и топчась на месте, они то и дела пихали друг друга, наступали друг другу на ноги. Это было сборище, домашнего блеющего, мычащего и кричащего скота, страшное ржание доносилось оттуда. Виновницы торжества пропал и след. Дверь в комнату Капитолины была приоткрыта, я зашла и увидела, как она в своём зелёном костюме, полулёжа на старом продавленном диване, мерила своё давление, ей явно требовалась скорая.

-Что с вами? Может вызвать скорую?-

-Нет, иди сюда, что-то скажу! Девочка я умираю! Муж меня зовёт к себе по ночам! Скоро комната наша с мужем освободится, хочу что бы хорошие люди сюда поселились…И она с силой вдохнула воздух, кто то из танцующих, немного убавил грохочущую музыку и мирно закудахтал. Комната окрасилась нехорошим, болезненно- жёлтым цветом.

-Эля, ты всегда думала, что у меня старой бабки не все дома? Ты ошибаешься, это порча, да, да! Я это чувствую, завистники на службе были у меня, сейчас все уж поумирали!-

Я слушала её, вдыхая запах старости, страшный, застойный, одеколонный запах старости. Бумажные цветы в старой вазе казались символом похорон.

-Все уж на том свете и меня за собой, тянут! Ночью приходят, зовут, на кровать ко мне садятся, душат! «Капитолина!» говорят «Хватит небо своими грехами коптить!»

Иконы в красном углу дрогнули, а зажженная свеча погасла. Старуха поднялась и с ужасом указала своим узловатым пальцем в тот угол:

-Вот видишь, опять свечи гасят…По мою душу пришли, призраки чёртовы…Оставьте меня в покое!!! Без вас отойду!!!- крикнула бабка в пустоту, в сторону икон. -Муж вот тоже покоя мне не даёт, когда прилетает, светится весь, и свет ослепляющий от него исходит из-за спины прямо! Бывает, прилетит и сидит по голове гладит, улыбается, я ему говорю «Что улыбаешься дурень?» Вроде как! Ан нет, улыбается так таинственно и молчит! Без меня видимо скучно ему! Помню, как познакомились мы с ним! Жара стояла неимоверная! Привезли, нас значится, рабочих тракторного завода, помогать колхозу пшеницу убирать. Ох, как же я уморилась тогда. Мне тогда ещё 17 всего годков то было, маленькая, рыжая вся в веснушках! Ой! Страшно смотреть! Это сейчас уже вон белая, беззубая да плешивая!-

Я посмотрела украдкой на её убогую култышку, на голове, и сальные седые волосы, собранные сзади на шпильки. В таком одеянии она напоминала мне мышь. Весь вид дополнял острый мышиный нос. Тем временем она продолжала.

- Вот на этой уборке я своего Мишаню то и повстречала, все девки к нему тогда лезли, а он выбрал меня маленькую, рыжую. Лисой Патрикеевной в шутку называл! Ага! Помню ты кидаешь это зерно, а он сзади подойдёт, хапнет своими лапищами, напугает и рад! Да славные были времена! Знаешь Эля, как там было красиво! Сидели мы в комбайне и любовались, вокруг солнце и желтым, желто, ни тучки на небе! Я от жары свою косынку сниму, а он моими волосами играет и гладит их и перебирает, «Золотой ты мой человек!» говорит!-

Я представила эту жаркую, солнечную, советскую колхозно-полевую идиллию двух честных, советских, обманутых людей. Они ещё в это время не знали и верили в своё счастье, которое их ждёт впереди. Представила их белоснежные улыбки, как у рабочих и колхозниц с ярких плакатов. Да конечно я не отрицала, что они оба и в кошмарной бедноте были счастливы, потому что действительно любили друг друга. Счастливы вдвоём, в своей комнатушке в 8 квадратов с видом на стену. Большой Медведь и Маленькая Лиса, сошедшие к нам прямо из детской сказки. Да, скорее всего, они прожили долгую и счастливую жизнь, мне было этого не узнать. Детей они так и не нажили, в этом Бог их обидел, но они не расстались, были друг другу верны и всегда поддерживали друг друга. С её слов я как-то слышала, что у неё всё-таки получилось выносить долгожданную девочку, с которой они буквально сдували пылинки, заваливали всевозможными сладостями, игрушками, розовыми платьями, носили на руках. Медведь-Михаил и Капитолина-Лиса ликовали от того, что у них наконец-то появилось своё сокровище, рыженький, курносый, волшебный ангелочек по имени Танюша. Она умерла в 3 года, неизвестно от какого недуга, вот так просто умерла и всё. Этот удар Лисичка выдержать не смогла и слегла на целый год. Они выстояли и так же вместе выбрались из этой ямы страданий, горя и вечного траура. Она высохла, поседела и голубые её глаза превратились в бесцветные стекляшки. Я ещё успела увидеть её мужа Михаила, он умер два года назад и уже два года она разговаривает с ним, как будто он до сих пор среди нас. Действительно, крупный по комплекции человек с большими ручищами.

-Так вот, Миша, жди меня, раз уже не терпится, скоро вместе будем, ты только дождись, немного осталось!- она подошла к иконам и перекрестилась. - Тебе там не холодно среди облаков то у Бога? Али как?- этот монолог мог продолжаться бесконечно, И я тихонько ускользнув, оставила её, убедившись, что ей уже лучше. Тем временем веселье у Алевтины набирало обороты. Среди грохочущей музыки и топота, огромного, как мне казалось стада, раздался звук битой посуды. Вдруг из дверей выпали два пьяных мясника все в крови. Упав на пол, они начали дубасить друг друга по чём свет стоит. Пьяная орава выскочила вслед и свора пьяных бабищ, жёлтых, красных, белых, стала их разнимать. Я стояла, как вкопанная и не могла пошевелить ни одной мышцей своего тела и лица, руки дрожали, я просто смотрела, как они превращают в кровавое месиво лица друг друга. Скорее лиц уже не было видно, обои окрасились в бурый цвет. Самая последняя к ним подбежала Алевтина с налитыми кровью глазами.

-Что стоишь дура??? Вызывай ментовку!!! Живо!!!-

-Я уже вызвала давно! Ещё тогда, когда они сюда пришли!- из своей закрытой, полутёмной комнаты крикнула Сурьма.

-Ах ты паскуда!!! Змея!!! Мои друзья, что не люди? Не люди я тебя спрашиваю??? Открывай!!!- Алевтина была сама жутко пьяна, абсолютно забыв про драку, она орала благим матом -Я тебя спрашиваю! Ты, жрала за моим столом, я тебя напоила, накормила, а ты на меня доносы пишешь? Милицию вызываешь? Голодранка несчастная!!! Открывай, я тебе говорю, поговорить надо!!! Открывай сука приютская!!!-

-Иди проспись!!!-

Обессилев, пьяная Аля повернулась и шатающейся походкой прошлёпала мимо меня, упала на диван и тут же захрапела среди осколков стекла, объедков, бутылок, абсолютно забыв про существование окровавленных мясников, заклятого своего врага Сурьмы, и про то где она сейчас находится. Она была где-то в космосе, в прострации, но не с нами. Сколько мы её не будили, не толкали, не поднимали, всё было тщетно. Милиция всё-таки приехала и отсортировала тех, кого забрать в числе которых были и сама Алевтина, а кого можно и оставить. Из оставшихся были только абсолютно трезвый и шокированный Феликс, да две бабёшки, которых мы сумели выпроводить своими силами. Вот так кроваво, темно и бешено закончился день, Алевтининого рождения, начавшийся так солнечно, ясно и безобидно.

В эту ночь мы все плохо спали, и оставшийся один Феликс, и Сурьма и я, словно предчувствовали что-то нехорошее и леденящее душу, мы ворочались с боку на бок, ходили в зад, в перёд. Сурьма то и дело выходила курить на кухню. Феликс то и дело включал у себя в комнате болезненный ночник, и только я лежала, не вставая, думая о принце и прикасаясь взглядами с луной, светившей в моё окно. Удивляло то, что не было слышно оханья и бормотания Капитолины, меня это насторожило, вдруг повеяло холодом. Мне показалось, что я слышу чьё то приглушённое пение, похожее на колыбельную, но голос был не земной и даже не детский. Пение доносилось из дверей старухи, я выглянула из своей комнаты и увидела из под дверей пробивался яркий луч. Вдруг, пение прекратилось, и свет резко потух, стоял страшный сквозняк. Мне стало страшно и не уютно, я резко закрыла комнату и легла обратно мне казалось, что кто-то ходит рядом и так же скрипит половицами, словно привидения у Капитолины. Я накрылась одеялом с головой и незаметно для себя провалилась в забытье.

Утром я проснулась от резкого вопля Сурьмы.

- Бабка-а-а померла-а-а-а!!!! На кого ж ты нас покинула-а-а-а!!! Я подскочила, словно ошпаренная, вот кто прилетал к ней ночью это ангел с того света её убаюкивал.

-Это ангел её с того света убаюкивал!!!!!!!!- вырвалось у меня неожиданно.

-Чего ты говоришь девка?- Зарёванным голосом спросила меня Сурьма Андреевна.

-Ничего…- тихо заходя в комнату с покойницей, говорила я. Феликс сидел около диванчика на стуле в позе мыслителя, скорбно опустив голову. Еле проспавшаяся Алевтина, стояла рядом с ним.

-Угораздило её под новый год умереть, весь праздник нам испортила старая ведьма!- проговаривала Аля сквозь зубы.

-Уже Новый год?- ошалело спросила я.

-Да! А как же! Ты что? Что с тобой?- спрашивали они по очереди

-Дело в том, что я ложилась спать после твоего дня Рождения с 28 на 29 ноября! А сейчас уже Новый год! Не может же….быть…так! Как же так не могли же они выпасть из моей жизни! Подожди! Алевтина, а почему ты тогда с похмелья? –

-Вчера с бабьём получку отметили, а что? Мне уж месяц как 36 лет, ты что окстись!-

-И вы хотите сказать, что всё это время, я бодрствовала? И жила обычной жизнью?-

-Ну да, как обычно со своим дипломатиком туда-сюда, туда-сюда, а как приходишь, да пожрать себе готовишь, потом сидишь и плачешь, и кстати иногда винцо потягивала, да!- наперебой, перебивая друг друга кричали жильцы.

Ноги мои подкосились.

-А почему тогда я ничего не помню? Это что же получается, неужели я целый месяц была в трансе?- чуть не плача спрашивала я.

-Это не известно, лучше сходи к врачу или академический отпуск возьми, совсем заучилась!-

Мы стояли вокруг дивана с покойницей и молчали, мы не знали, что делать, куда звонить, где брать деньги на её похороны. Родственников мы не знали и никогда не видели.

-Может пошарить у неё по шкафам, да по шкатулкам? Может найдётся адресок какой-нибудь?- с жадностью повторяла свои предложения Алевтина.

-Не адресок тебе чувствую я, нужен, а деньжат или золотца стырить надумала, да?- упрекала её Сурьма.

-А что? Зачем покойнику деньги?-

-Слушай рыжая ведьма, проклятая! Деньги она явно на свои похороны оставила, а не тебе жадюге нахальной!-

Вдруг я опомнилась, непонятно откуда, но я знала где лежат и деньги и золото, и старые фотографии и адреса дальних родственников.

-Я знаю, знаю где!- и из под паркета я достала небольшую пачку денег. За ковром в прорубленной выемке стоял стаканчик, в нём лежали золотые кольца, серьги, и здоровенный рубин, величиной с перепелиное яйцо.

-Откуда тебе известно?- с подозрительным взглядом спросила меня Алевтина -Она тебе всё рассказала задолго до того как окочурилась?-

-Нет я просто знаю, а откуда не могу объяснить!- в недоумении отвечала я. Мне стало страшно, «Откуда я знаю? Я же очень редко к ней заходила! Это был единственный раз, когда я зашла поговорить с ней по душам!»

Мы все вместе сообща, организовали похороны, пригласили их родственников, накрыли стол, а украшения положили вместе с Капитолиной в гроб, под алчный блеск в Алевтининых глазах. На оставшиеся деньги свозили в церковь на отпевание. Похоронили всем нашим небольшим миром с честью, с достоинством. Заказали ей памятник из белого мрамора, и возвышался он очень красиво, летом среди тёмных кладбищенских берёз, когда я одна единственная приходила её раз в год навещать. Была красивая советско-полевая сказка про Лису Патрикеевну и Михаила Потапыча и не стало. Не стало их самих и их вечной, бескорыстной любви.

Болезненную, нехорошую комнатку Капитолины заняла её грудастая, горластая племянница, которая позже привела также своего дружка наркомана, и началась для нас новая адская жизнь. В мою комнату то и дело кто-нибудь долбился своими большими кулачищами и орал благим матом, дошло до того, что я, что бы лишний раз не выходить, поставила у себя биотуалет. Алевтина с Феликсом притихли, и не было ни бабищ, ни мясников, которые по сравнению с дружками Аллочки, были просто детьми. Друзья нашей новой сожительницы оказались ребятами неробкого десятка, их было много и они не кончались, каждый день приходили новые и новые приятели. Это было похоже на размножения микробов, приходил один и приводил ещё двух, эти два приводили ещё пятерых. Наша квартира превратилась попросту в проходной двор, а какие грандиозные вечеринки любила закатывать их весёлая, дружная компания. От такого веселья вешались не только мы, но и все соседи у нас в подъезде. Это было похоже на ядро заразы, приехала Аллочка и заразился весь подъезд, и очаг заболевания начался у нас в квартире. Эти дружки были везде куда не глянь, на лестничной площадке они танцевали, курили, веселились, дрались, пили, обоссывали углы, и ломали поручни у лестницы. А в нашей квартире не было видно ничего из-за дымной завесы и перегара. Милиция запомнила нас всех по имени и отчеству, потому что вызывали ментов по одному и тому же адресу несколько раз на дню. С пришествием Аллы мы опустились на дно и превратились в загнанных, забитых, дрожащих крыс. Жизнь была похожа на жизнь в чистилище. Красногубая, белокурая дьяволица, голодная и кровожадная, она была готова сожрать нас и устроить чистилище не только в этой комнатке, но и во всей нашей квартире. Мне иногда казалось, что рот её измазан кровью. Наступали времена, когда у неё кончались деньги, присылаемые заботливыми родителями на жизнь, но тратимые обычно на алкоголь и наркотики и у неё начиналась ломка. Это были страшные времена не только для нас, но и для неё. Друзья, как правило на этот период тихо терялись, потому что безденежный человек их не интересовал. Она громко выла запёршись у себя в бабушкиной комнате, скрючившись на этом же стареньком диване, на котором скончалась её бабушка. Иногда она ходила молча из одного конца коридора в другой, похожая на моль, уставившись в одну точку. Когда деньги приходили вновь, пьяный праздник начинался с новой силой, её губы вновь приобретали кроваво-алый оттенок, возвращались её вечно матерящиеся и безумно-ржущие друзья, готовые отца и мать продать за крупинки белого порошка или несколько таблеток. Мы звонили в милицию, скорую, да куда мы только не звонили, «мамаево полчище» не исчезало. Не помню, кто предложил позвонить её родителям, выпытав у неё телефон во время очередной ломки, мы всё-таки их уведомили в том, куда уходят деньги, присылаемые ими своей дочке. Через 4 или 5 дней приехал её папа на иномарке со своей свитой, забрал свою дочуру на лечение, а комнату пришлось опечатать. Мы вздохнули свободно, особенно я, потому что обычно её подвыпившие и одурманенные дружки любили стучать и ломиться ко мне, зная что здесь то уж точно им отпора не будет. Потерю памяти на целый месяц я не смогла объяснить до сих пор. Только потом я поняла, что целый месяц моей жизни украла покойница Капитолина. Она, старая плутовка, потому что меня потом узнавали на улице незнакомые, пожилые люди, говоря, что я приходила к ним от лица Капитолины, видимо старая ведьма, завладела моей душой на целый месяц, ладно хоть не дала мне сессию завалить. Иногда, позволяла мне показываться в универе. Покойница знала, что умрёт, это ж надо воспользоваться моей душой без моего ведома. «Царствие тебе небесное бабка Капа!», иногда про себя думала я, вспоминая этот инцидент с потерей себя. Её мне почему то было жалко, ведь всё таки нелёгкая, но счастливая у неё была судьба хитрая, Лисья.