Глава 1

Это произошло тогда, когда мне не исполнилось и двадцати. В то время на дворе уже стояла глубокая осень, время, когда люди обычно как мыши забиваются по норам в тесных полутёмных квартирах и боятся выходить в страшную темноту, слякоть и неизвестность. Обычно в это время «организмы» мечутся от скуки, простуды и глубокого чувства безысходности, обычно в ожидании очередной пьянки, Нового года, первого снега, какого то чуда что-ли…а самое главное каких то жизненных авантюр. Вообще в моём представлении именно осень движет человека на те же авантюры, подвиги, какие то попытки к глобальным изменениям в их никчемной жизни. Главное что бы у человека были мечты и стремления к лучшему, высокому, гуманности, доброте, в конце концов. Человек должен желать не материального, а духовного он должен подпитывать душу, а не тело, нормальный человек не откликается на пропаганду и рекламу, он не побежит покупать, то что ему «впаривают» из всех щелей, даже если у него будут на это средства. Человек приобретает, навязанные ему товары, вещи от душевной бедности и ограниченности. Итак, человек должен стремится к закатным высям, гнаться за мечтой, человек должен ощущать в себе душу, а мы обычно злимся от личной неустроенности, бедности. Грусть среди нас не такое редкое явление, но и не такое частое, как ненависть, почему же мы привыкли ненавидеть, подумать только, полжизни человек может потратить на ненависть, злость, отчаяние, но полюбить ближнего нам очень трудно. Этому учила церковь до революции, когда же всё что строилось веками, было разрушено за какие то десятки лет, человечеству пришлось заглушить в себе душу, что большинство с радостью и выполнило. «Бога нет!» произнёс кто-то с трибун, и люди забыли о существовании своего внутреннего мира, если «Бога нет!» значит можно делать, всё что заблагорассудится и за это им ничего не будет.

Я решила вернуться туда откуда всё началось, наступила эта жуткая осень…Когда я выходила на балкон своей маленькой комнаты, я дышала воздухом, пропитанным, грядущим чудом, как мне тогда казалось. Слушала тишину, вглядываясь в темноту, я долго слушала звон в ушах, звон, словно сверлящий меня изнутри, мне становилось от этого жутко. Вдруг внизу раздалась длинная цепочка мата, произнесённого с таким удовольствием, с каким пожалуй оратор произносит свои речи, выступая с трибуны, громко, смачно, самозабвенно, следом раздался дружный гогот первобытной компании, они смеялись словно недавно угробили мамонта и сейчас ликуют под дружное улюлюканье. Я не увидела не философа-оратора, ни его первобытных товарищей. Я осталась стоять на месте, заворожено стоять и ощущать себя частью природных явлений, я вдыхала полной грудью слегка морозный воздух, от чего голова моя пустела и даже слова снизу и отборный мат до меня не доходили.

Ещё вчера он меня не знал, не знал кто я. Ещё вчера я была для него всего лишь «лицо и волосы». Артур, так его звали был нелюдим никто о нём ничего не знал, знали только то что во время разделения Германии, мальчиком он эмигрировал в Россию, его мать не выдержала эти перемены. Он был молодым преподавателем на нашем факультете. Я видела его несколько раз, он заменял нашего старого преподавателя по немецкому языку во время отлучек последнего, но мне хватило и этого, что бы заболеть. После этих «встреч» моё сознание помутнело. Я смотрела на него и любовалась, как на чудесное изваяние воина. Чёрные, как уголь волосы, светло-серые, большие глаза, густые брови, лукавые морщинки около глаз, смуглая кожа. Весь его образ, словно слитый с восточно-персидских мотивов, ну просто никак не вязался с северной кровью белокурых, бледнокожих викингов. Мне казалось, что он всегда готов был рвануться в бой, и был всегда на чеку, хоть и много шутил, показывал нам всем свою белоснежную широкую улыбку, но всё же в его глазах всё равно был этот отпечаток вечной настороженности и напряжённости, словно этим взглядом он от нас ограждался и боялся. Увы, старый, вылинявший свитер, тёртые джинсы, скрывали образ персидского принца. Шутки же все сводились к теме, которую мы в данный момент конспектировали в свои тетради. Я хотела даже завалить экзамен, что мне и удалось лишь бы прийти на пересдачу и увидеть эти глаза полные тайны, задумчивые и такие непостижимые. Глаза, как синяя яма, из которой уже не выбраться.

Я не то что бы в него влюбилась, мне доставляло огромное удовольствие наблюдать за этой тайной завесой, которая витала около него, любовалась его образом. Я фантазировала о том, что он особо засекреченный агент в образе пресловутого Джеймса Бонда. Одинокий человек, о котором ничего неизвестно, всегда был для меня привлекателен. Помимо персидского принца иногда он мне представлялся благородным королём из средневековья, сильным и настигающим меня в лунной морозной ночи, на своём чёрном коне. Мне казалось, что Артуру Эдгаровичу очень подошёл бы чёрный конь, арабский жеребец и средневековое одеяние. Сидя на лекциях, я видела, как он крадёт меня и увозит в своё тёмное манящее логово, он просто демон сладострастия в человеческом обличье.

Не волновала меня моя внешность, я была занята развитием интеллекта, но не красотой, хотя я не жаловалась на непривлекательность. Каждую пару я наблюдала за ним, упиваясь своими фантазиями, и у него не получилось втолковать мне аспекты немецкого языка. Позже я всё-таки узнала, что он живёт один, в однокомнатной квартирке, которая перепала ему от его отца- дипломата. Родственников здесь на Родине у него тоже не было. «Скажи мне Артур Эдгарович, кто ты!?» повторяла я про себя сидя в своей тесной коммуналке, которую забыли расформировать.

Вместе со мной проживала старушка Капа Андреевна, у которой произошли изменения в мозге от старости, молодая бездетная семья Феликс и Алевтина, и женщина не знающая своего происхождения. Мать оставила её в чужой семье, и её она искать не стала, имя у неё было странное, почему её назвали именем химического элемента, она понять не могла.

Звали её Сурьмой, а назвал её так приёмный отец, которому по его словам, просто понравилось это название того, чего он и сам не знал. Личную жизнь свою она так и не устроила, помешал её нрав, она не умела вести себя иначе, нежели как по-волчьи, её всё-таки удочерили, удочерила бездетная семья. Приёмные родители избавились от неё, когда у них появились свои дети. Какую душевную боль они причинили ей, они так и не узнали. Её выкинули просто, как надоевшую собачку. Отдали по её словам в холодный детдом с серыми крашеными стенами, пропахший плесенью и нечистотами, пройдя эту адскую школу, она потеряла доверие ко всем людям вокруг. Сурька до сих пор любила её, единственного, любимого человека на всей земле, свою приёмную маму. Приёмный отец умер 10 лет назад в пьяной драке, кто-то пырнул его ножом меж рёбер. С тех пор её «мать» выживает под гнётом своего родного сына. Рассказывала мне Сурьма, что после того как родился ребёнок, она маленькой, всё же приходя по праздникам часто натыкалась на закрытые двери, ей просто на просто не открывали, тогда свои подарочки сделанные своими руками пропитанные бескорыстной любовью маленькой девочки, она просто оставляла на коврике у двери. Бескорыстный, полный благородства человек стоял передо мной, не смотря на все эти обиды и боль, которую ей причиняли, она любила эту семью. Выросшая в детдоме, превратилась в злого, загнанного волчонка. В отрочестве связалась с пьющей компанией хулиганов, и тоже начала пить различные суррогаты, но ей удалось выбраться из болота и начать новую жизнь. Эту комнатку ей дали от детдома, её это вполне устраивало, детей иметь она не собиралась, да и сейчас ей уже было поздно. Она просто не знала, что такое быть мамой, она не видела матери, но свою приёмную маму она очень любила, и даже приходила к ней с подарками обязательно на Новый год, 8-е марта, День Рождения. Обычно подарки были связанными из ниток, вышитые на лоскутках, рисунки, все, чем обычно любят заниматься обычные девочки. Слёзы наворачивались слушать её исповеди, она была неглупой женщиной, в данный момент занимающаяся ремонтом обуви на заказ в обувной мастерской. Она мне казалось не имела пола, иногда можно было подумать, что это мужчина, а подойдя поближе понять, что это женщина, даже голос у неё был мужским. Обычно она любила курить на кухне, задумчиво встав у окна и вглядываясь в темноту и ночь, курила она много и очень это дело любила. Я же со своей стороны любила общаться с ней по вечерам и слушать истории из её жизни. Улыбалась она очень редко, иногда мне всё-таки удавалось поймать эти моменты, и в улыбке я всё же видела вечно неподдельную грусть. Глаза были полны знаниями всего мироздания, и иногда мне казалось, что ей тяжело от этого груза безумия её знаний.

-Слышь, Элька!- окликала она меня, -Старуха то моя(это про свою приёмную) опять заболела, операцию ей сделали, я деньгами помогла, как никак и её тоже кинули!- и немножко помолчав добавила,

-Пропадёт она без меня, на улице окажется! Сынуля ей частенько на дверь указывает! В прошлый раз в больницу за ней не приехал, мне пришлось её чуть ли не на себе увезти!-

Я смотрела на неё, и мне хотелось плакать,

-Вот смотрю я на тебя Элька, ты ж какая то странная! Ходишь, что то там у себя в голове всё крутишь, крутишь, хахали то что тебя вообще не интересуют? Видимо ещё зелёная совсем, али как?-

- Поживём увидим!- поддельно усмехаясь отвечала я, а самой было совсем не по себе.

- Интернет вон есть! Там всякие такие, как ты находятся!-

На выражения она была груба, но не из злости, а потому что привыкла, поэтому я не обижалась, просто она видела людей на сквозь.

-Ещё посмотришь, кто тут «такой, как они»!-

-Посмотрю, посмотрю!- выдержав паузу,- Ты знаешь, я ведь мать родную свою нашла!-

Я замолчала и впала в ступор, и осталась сидеть, смотря ей в глаза в упор.

- В дурке увиделись, через людей справки кой какие навела- она затянулась сигаретой и стала вглядываться в темень - Похожа на нашу Капитолину, только ещё тяжелее! Меня не узнала, не говорит и вообще никого не узнаёт, мычит только всё время! Инсульт с ней случился, так что обратно её уже не вернуть! Вот такие пироги!!! Чего молчишь, нос повесила? Ну повеселей же! Мысленную завесу от меня ставить надо! Хватит плакать, по себе дурочка лучше плачь, за меня никогда не переживай!-

 

Я часто любила сидеть у неё на стареньком диване, обычно разговаривать, на разные темы. Я удивлялась, этой женщине было около 45, а с ней я могла разговаривать обо всём, словно ей всё было подвластно, казалось она всё знает, и зная то, что нам никогда не постичь, она ничего не боялась. Мне казалось, будто весь мир был подвластен ей, потому что она могла объяснить любую вещь. Будь то жизнь и смерть, различные аспекты нашего мироздания, человеческая сущность, умение видеть человека насквозь, катаклизмы прошлые и грядущие на нашей земле, всё это она могла объяснить. Я могла даже открываться ей по поводу моих любовных и духовных переживаний. Я рассказала ей про Артура, на что она мне ответила:

- Забудь, чувствую, холодом веет, разрухой! Ничего хорошего не выйдет, я тебе отвечаю, что-то сидит в нём! -

- А может быть мне попробовать разгадать его?-

- Разгадать, можно, а вот свою душу ему не отдавай, вижу, что страшный силуэт сидит внутри него!-, и при этом глаза её забегали и её немножко трясло от озноба.

- Сурочка Андреевна! Прошу тебя помоги мне, посоветуй, как мне поступить, не могу я больше! Все мысли о нём, спать не могу, ничего больше, никто не нужен!-, выпалила я ей свой сумбур.

- Молчи ненормальная, себя пожалей! Нормальных мальчишек что- ли вокруг тебя нет, вот увязалась прям! «Страшное» говорю, внутри сидит! Лучше бы матери своей внимание больше уделила!-

Что правда, то правда, у меня была МАМА, но всего лишь один звук остался от этого слова, и для меня это слово уже давно утратило смысл. Мама моя Любовь Гордеевна, давно была в эмиграции, как это принято называть документально. Я же назвала это скорее предательством, не заслуживающим моего прощения, а ровно и моего старшего брата. Мой отец Николай Захарович умер, когда мне не было ещё и года и естественно выпал из моей жизни полностью. Мама в начале исправно выполняла свои обязанности, и содержала меня и брата Аскольда, но потом, то ли от психоза, то ли от продолжительной депрессии стала заливать свои «душевные страдания», как она любила выражаться, попросту алкоголем и подолгу отлучаться из дома. В пьяных вакханалиях она забывала про нас, и мы были полностью предоставлены сами себе и соответственно быстро повзрослели. Нет, мы не упали на дно, мы не стали беспризорниками, но родственники нас за глаза стали называть «волчатами». Единственное, за что я ей благодарна, это за то, что она ни разу не привела, ни одного своего хахаля к нам домой. Мы с Аскольдом выжили, благодаря лишь нашей бабушке со стороны папы, «мамина мама» умерла, отравившись в молодости, от несчастной любви, и я не знала её. Бабушка нас подкармливала, следила за нами и дала нам неплохое воспитание, но жила от нас отдельно, потому что ухаживала за своим больным мужем. Именно она сделала меня той, кем я являюсь на данный момент. Если бы не она, то я также как Сурьма, не знала бы, что такое быть женщиной. На нашу мамочку иногда всё-таки накатывала эпизодическая совесть, и она устраивалась на работу, приносила нам иногда денег, но пыл её остывал уже максимум через месяц, и она снова отправлялась в загулы. Со временем я закончила школу, и поступила в университет, без чьей либо помощи и получала мизерную стипендию на неё и выживала, иногда подрабатывала разносом газетёнок по выходным. Мать же, наконец, найдя выгодного во всех отношениях мужичонку, уехала в Израиль, продав нашу квартиру, я благодарна ей хотя бы за то что она не оставила нас в тот момент на улице. Нам с братом удалось, всё-таки отсудить по комнаткам. Уехав, не попрощавшись, она попросту выкинула нас из своей памяти больше мы её не видели… Но вот недавно она прислала нам письмо, что находится в бедственном положении. Писала, что этот благодетель, выгнал её из дома и сейчас она временно живёт в какой то замызганной ночлежке. Мы на её просьбы о помощи не откликнулись…

-Так вот Сурьма, а теперь скажи, нужно ей моё внимание или нет? Нужно её лишь свою задницу от голодной смерти спасти!!!-, и я отвернулась к окну.

- Выпьешь немножко винишка? А я себе кой чего покрепче налью!-, я молчала.

-Ну, молчание, знак этого, как его, мать его, согласия!-

- Как знаешь-, успокоившись немножко выдавила я из себя.

- За тебя!-

-Сурьма Андреевна ответьте мне, для чего мы живём?-

-Каждый сам знает, у каждого своя миссия!-

-Но ведь многие живут просто так, не принося никакой пользы не обществу не людям! Разве у них есть миссия? Миссия пить, насиловать и убивать?-

-Это тоже можно считать миссией, у кого-то она положительная, а у кого-то отрицательная! Все мы живём под Богом Элечка! Одни утверждают, что он есть другие иначе, но я могу ответить одно, мы живём здесь не просто, как бактерии, которых сюда заселили! Мы имеем души!-

Я представила, как из бактерий, начала возникать цивилизация. Вот они, бактерии разрастаются, разрастаются, они превратились в простейших. Эти бактерии растут и развиваются их всё больше. Дальше больше, организмы, обезьяны, люди, войны, катастрофы, оружие, города, страны, техника, самолёты, космические корабли… Ликуйте!!! Человек достиг своего апогея!!! Ура товарищи!!! Куда дальше? Ещё техники!!! Роботы, люди и роботы существуют бок о бок, они уже заменяют нас! Мы создали искусственный интеллект! Наука научилась воскрешать мёртвых, теперь любой богач может воскресить нужных ему людей, земля перенаселяется. Мы покупаем воду и воздух, на земле больше нет этого. «Возьмите золото, дайте воды!» произнёс кто-то, нам не нужно твоё золото, мы хотим жить как нормальные люди, мы умираем, нам нечем дышать, мы превратились в биороботов и можем обходиться без воздуха и воды, они нашли выход. «Ура товарищи!!!!!» и вдруг «Бах!!!!!» произошёл взрыв и темнота, остался бескрайний, непонятный, бесконечный космос. Да и по ходу некому уже понимать, космос поймут другие, другие планеты…

Перед сном решила принять душ, раздевшись и встав под горячую струю, я забылась. Я закрыла глаза, а горячая хлорированная вода стекала по моей голове, по тонким волосам, по лицу, обволакивала тело, глаза и губы. В дверь стучались, крича, что сейчас не моё время посещения ванной, я не обращала внимания, я думала о нём и от горя растворилась в воде, меня как будто не стало. Слёзы, вода, всё смешалось…