При встрече со мной М. ощеривался и пытался изображать «мавашигери». При этом покрикивал «йа-йа». Я же противопоставлял ему «хиданбарай» и воинственный возглас «иу, иу». Потом на совещании он отчитывался о своей поездке куда-нибудь в Страсбург, Нью-Йорк. Бывал красноречив, умело увязывал «задачи текущего момента», стоящие перед офисом, со значением того опыта, которым обогатился или его обогатили зарубежные коллеги.

Иногда в коридоре офиса он подпрыгивал до люстры и касался хрустальных висюлек. Те приходили в движение, и был перезвон: «тленьк-тленьк». Перезвон ласкал его слух. Только ему со своим двухметровым ростом было допрыгнуть до люстры. Была ещё у него такая манера – говорить по телефону и при этом класть ноги на стол. Его слюни фонтанировали, а свободная рука блуждала и ломала, крошила, мяла, рвала всё, что попадалось. Когда он «приходил в себя», то каждый раз удивлялся «погрому», который учинил. Иногда во время пространных бесед по телефону неугомонная рука сосредотачивалась, чесала затылок, ковырялась в носу и так далее.

Офис, в котором мы работали, специализировался на защите прав человека. М. очаровал начальника знанием иностранных языков. На таких ребят бывшие партийные бонзы смотрели с придыханием. Для них они были представителями особого сословия. Они мало отличались от парикмахера дяди Арама, чей салон находился в здании ЦК партии. Арам рассказывал мне, когда брил меня, что Берия всем одеколонам предпочитал «Шипр», что Шеварднадзе в молодости был блондином. Затем добавлял, что Эдуарду Амвросиевичу не давали повышение, пока тот не выучился русскому языку. Когда я проходил мимо салона, старичок, заметив меня, быстро наклонялся к клиенту и говорил высокопарно:

- Этот парень говорит по-французски!

М. знал ещё четыре иностранных языка, помимо французского, или пять, если русский язык считать ныне иностранным.

 

На одной пресс-конференции, когда после каверзных вопросов журналистов окончательно потерял дар речи косноязычный шеф, М. вовремя подключился и урезонил репортеров. Несомненно, мощный, резвый на язык молодой человек произвёл впечатление. После этого он нашептывал начальнику ответы на вопросы не унимающихся представителей прессы. В какой-то момент М. зазевался, и шеф проявил инициативу – ответил сам. Смех в зале прекратил пресс-конференцию.

 

Он был моим начальником. Совершенно либеральным. Наверное от того, что редко наведывался на работу. Постоянно раздавал интервью, участвовал в ток-шоу. Рутинная аппаратная работа претила ему. Переждав катаклизмы перестройки, бывшие комсомольские и партийные чинуши понемножку начали теснить М.

- «Заграманичные наварситеты» мы не кончали, - острил один из них, - и пристрастия к люстрам не питаем.

Я как-то заметил ему, почему не столь прыткий Сталин одолел талантливого Троцкого.

- Пока Троцкий устраивал бенефисы на митингах, Сталин корпел в кабинетах, создавал аппарат.

- Знаю, – был ответ.

 

Мне запомнился случай с ученической тетрадью.

Очень долго в офисе говорили о необходимости разработки одного не сложного, но важного закона. Дело было деликатное. Касалось меньшинств. По умолчанию считалось, что меньшинства у нас уважают и любят, и зачем, мол, эти сантименты возводить в ранг закона. Был такой аргумент. Но западные новоявленные коллеги не унимались и гундосили на эту тему.

- Я думаю, что пришло время молодёжи заявить о себе, - заметил шеф на совещании и имел в виду М.

- Легче пареной репы, - последовал ответ.

Через некоторое время по офису для ознакомления сотрудников курсировала ученическая тетрадь. Обычная, в клеточку, 12 листов, салатового цвета обложка. Мало разборчивым почерком был написан закон. Я не стал читать текст. Поленился и посчитал, что не обязан читать рукопись, если в офисе есть компьютер и машинистка. Шеф похвалил молодого сотрудника и предложил сделать ксерокопии. И вот началось совещание. М. опаздывал. Начальнику доложили - ксерокопии делает. Тот понимающе кивнул. Он приветливо улыбнулся, когда М. вошел в кабинет, но потом помрачнел... По рукам пошёл текст, написанный мало разборчивым почерком в 12-листовой тетради в клетку. Оригинал с обложкой салатового цвета оставался у автора. Возникла неловкая пауза. Я прервал её, сказав, что документ интересный, но требует доработок и консультаций с «бенефициариями». Это слово произвело впечатление. Обсуждение прошло шатко-валко. Несколько раз прозвучало слово «бенефициарий». Решили, что вопрос надо отложить.

Тема всплыла неожиданно. На очередном заседании М. отчитывался об очередной командировке за рубеж, на конференцию. Он сообщил присутствующим, что написанный им проект закона привлёк внимание.

- Вы не только следуете европейским стандартам, Вы их создаете, - сказали ему устроители конференции.

Один из бывших партийных работников ехидно заметил мне на ухо:

- Надо полагать, он повёз туда не ученическую тетрадь.

 

Что бы ни говорили, но некому было сравниться с М., когда он желал. Он не желал, а алкал. Харизматически! Казалось, что хаотическое движение атомов под действием его энергетического поля получало направленное движение. Создавалось жуткое предчувствие катастрофы. Вдруг темнел небосклон...

 

Кажется, я был первым, кто предрёк, что быть ему «очень большим человеком». В тот момент его амбиция ограничивалась желанием (не больше - не меньше) стать послом в Америке. Но его обошёл бывший партийный бонза.

- Не кручинься, тебе только 24 года, всё впереди, пройдёт время этих ископаемых, - успокаивал я его.

И тут последовала моя фраза о его будущности. Помню, что бросил её, выходя из комнаты. Какое действие она произвела, я не увидел, более того, выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, забыл о ней. Вспомнил через 10 лет, когда пророчество начало сбываться. Я чувствовал себя Нострадамусом, разглядевшим в прохожем монахе будущего Папу Римского...

 

Как-то через третье лицо я попросил его содействия в одном деле. Он не оставил без внимания мою просьбу и обратился к начальнику ведомства, куда я хотел протиснуться. М. сказал:

- Только не думайте, что я составляю кому-нибудь протекцию. Мы тут строим демократию. Но есть такой кадр (назвал моё имя), который хочет у вас работать. Подумайте, может, он будет вам полезен.

- Я подумаю, - ответило ему начальствующее лицо. Уже прошло 5 лет. Оно по-прежнему размышляет.