Ангелоподобные барышни с рессепшена без тени мысли в бездонных и чистых глазах. Пожилые тетеньки из отдела медицинского страхования негромко обсуждают интимные подробности личной жизни какой-то эстрадной звезды, вычитанные ими из пестрящих яркими фотографиями газеток. Телевизор их может убедить в чем угодно. Сисадмин как всегда безмятежен, выражение его лица абсолютно непроницаемо. Круглый, приземистый, он ступает неспешно и плавно, будто по коридору медленно и беззвучно катится большой биллиардный шар. Начальник службы безопасности – тоже мужчина весьма крупный, но в его взгляде есть что-то неуверенное, а движения суетливы. Он напоминает мне вороватого медведя из американского мультика.

Часы в углу экрана отсчитываю медленно и бессмысленно уходящее время. Вот уже два час я пытаюсь разложить компьютерный пасьянс. Тяжелая пустота, наполнившая мою голову, вот-вот взорвет ее изнутри. Появляется Искандер - начальник отдела урегулирования убытков и знаком приглашает меня покурить. Я охотно принимаю его предложение. Искандер – обладатель неотразимого обаяния жулика, он умеет виртуозно материться, весело и беззлобно. Он начинает что-то мне рассказывать про решетки радиаторов и подфарники. Я стараюсь вылепить на своем лице понимающую улыбку. Вместе с нами на площадке у лифта торопливо курят, всматриваясь в экраны своих мобильников, пара незнакомых мне молодых людей.

Я когда-то ужасно завидовал таким молодым людям. Завидовал идеальным узлам их галстуков, респектабельно-стальному отливу их пиджаков, безупречному блеску их туфель. Мне казалось, что ничего такого у меня никогда не будет, потому, что я недостаточно расторопен, недостаточно практичен и слишком долго уклонялся от лобового столкновения с реальностью. Теперь узел моего красного с черным галстука почти как с разворота журнала «Chef». Теперь я, также как они, деловито сную с сосредоточенным видом из кабинета в кабинет с какими-нибудь бумажками и постоянно говорю по телефону. Но последнее время я почему-то стал воспринимать все это как какую-то странную игру, детскую игру «в большого», делового, энергичного, опытного, пробивного, уверенного в себе.

Ведь если разобраться, мне этот галстук сам по себе не очень-то был и нужен, мне и в свитере вполне неплохо. Но если его нет, значит, мой лев не убит, инициация не пройдена, значит, не состоялся как личность, как мужчина.

Сколько было сдано сессий, пройдено практик и стажировок! Сколько было сделано звонков друзьям, друзьям друзей, знакомым знакомых! «Позвони в понедельник - шеф из командировки еще не вернулся...» « Позвони через неделю – должны утвердить новую штатку…» Сколько было заполнено анкет с огромным количеством пунктов! Я до сих пор не понимаю, какой прок службам персонал от той информации, которую я давал о себе, заполняя все эти пункты. Сколько было собеседований, после которых я чувствовал себя почти зачисленным в штат, а потом слышал в трубке сухое «вы нам не подходите»!

Когда кто-нибудь задавал мне вопрос «ты сейчас где?», я начинал рассказывать про то, что «предлагают там-то, а еще зовут туда-то». Но надо немножко подождать, потому, что «шеф из командировки еще не вернулся» и еще «не утвердили новую штатку». Мне было очень стыдно, что я «нигде».

Но теперь, спустя почти десять лет после получения диплома, я вдруг перестал понимать, для чего были нужны все эти усилия. Почему я выбрал именно эту профессию, а никакую другую? И что такого интересного в моей работе, кроме денег? Почему я с таким упорством стремился попасть на нее, и почему так держусь за эту работу, торча в офисе днями и ночами? Неужели я действительно этого хочу, нежели в этом мое предназначение? Я будто бегун, который бежал очень долго, бежал изо всех сил, но вдруг понял, что уже забыл, куда и зачем он бежит. И стоит, озираясь по сторонам, не понимая, где он находиться и как он сюда попал.

Я сижу один в кабинете и все еще раскладываю этот проклятый пасьянс. Все уже разошлись по домам. Тихо, только лишь в моей голове продолжает звучать давно выключенное радио и свистит в ушах кровь.

От молчания жены, от ее взгляда куда-то мимо меня, тошнотой подкатывает муторное, тоскливое предчувствие давно назревавшей катастрофы.

- Кузьмин ты есть будешь? – ледяным тоном спрашивает она. - Кузьмин объясни мне, пожалуйста, что происходит? - Ольга смотрит на меня в упор через кухонный стол. - Мне кажется, что я живу с каким-то чужим, незнакомым мужиком! Я даже не могу понять, в чем именно это проявляется, но ты стал совершенно чужим, ужасно чужим! Я тебе надоела, ты устал от меня!? Объясни, в чем дело, в чем проблема!?

Я молчу, потому, что не могу ничего объяснить даже самому себе, потому, что стал самому себе непонятным и чужим. Фронт прорван, штабы бегут, пехота сдается в плен. Моя жизнь летит в тартарары. Меня охватывает отчаянное ликование: «Да! Пусть все летит к чертям!»

Люди, которых знал в Прошлой Жизни, так навсегда в ней и остаются, они существуют только в воспоминаниях. И если ты встречаешь кого-то из них в своей нынешней жизни, то не стоит обманываться, это уже совсем другой человек. Увидев Ее на Невском, я не поверил своим глазам. Оказывается, Она уже три года живет в Петербурге. Разведена, есть дочь, работает в престижном банке. То, что разведена – это ерунда, в целом жизнь удалась! Никаких сантиментов типа «помнишь ли ты!?» Я раньше часто представлял себе эту встречу, вероятность которой приближалась к нулю, мне так о многом хотелось поговорить с ней. А когда эта немыслимая, невозможная встреча все-таки состоялось, мне нечего было Ей сказать.

Конечно же, Она уже не была уже той романтической и восторженной девушкой, которую я когда-то любил, хотя внешне изменилась довольно незначительно. Но, расставшись с Ней там, на Невском, я внезапно невыносимо ярко ощутил все безумие, муку и счастье тех дней. Это воспоминание безжалостным вихрем напалма опалило мою душу, расплавив защищавший ее от окружающего мира титановый панцирь. Во мне вдруг воскрес сумасшедший, влюбленный подросток, от которого, как я думал, во мне ничего уже давно не осталось. Собственно, ведь ничего особенного тогда не было, так… куча разных детских влюбленных глупостей и нелепостей. Но этот юноша в три счета разделался со мной – тридцатилетним, взрослым мужиком, перечеркнув весь мой жизненный опыт и прожитые годы. И все преимущества меня нынешнего передо мной тогдашним оказались абсолютно ничтожны.

Иногда мне снятся странные сны, после которых я весь день хожу сам не свой, наполненный тихой и теплой грустью, после которых реальность как-то особенно уныла и беспросветна и я никак не могу попасть в один ритм с нею. В таких снах обычно бывает женщина, но это необязательно эротическое видение и даже ни какой-нибудь зрительный образ. Это может быть просто некое ощущение женщины, которое может длиться очень долго после пробуждения, и которое бережно и трепетно носишь в себе, будто котенка за пазухой. Первый раз в жизни такой сон, будто отголоском того, что было со мной еще до рождения, приснился мне в раннем детстве, навсегда оставив отметину в душе. И когда я увидел впервые Ее, то узнал в ней девочку из того давнего сна.

Нет ничего страшнее, чем идти одному похмельным по старым маленьким, питерским улицам серым, зимним утром выходного дня. Нет более пустых улиц во всех городах мира, чем эти улицы с узкими тротуарами, вдоль домов с темными, похожими на глаза мертвецов, окнами. И никто так не одинок, как похмельный человек, бредущий по ним в никуда.

Я грею в своей ладони мобильник, бессмысленно пролистывая записную книжку. Стоит только нажать на клавишу, и я услышу Ее голос, такой же, как и много лет назад. Мы обменялись телефонами, зная, что никогда не созвонимся. Но абонент в сети не зарегистрирован, потому, что детский сон больше никогда не сможет стать явью. Линия жизни сжалась в точку, как погибшая звезда превращается в черную дыру. Оказалось, что в ней не было ничего, кроме этого сна.

Черты ее лица плывут передо мной в тобачно-алкогольном тумане, колышущимся в такт музыке, гремящей в этом баре. Ее зовут Нина. Мы знакомы не больше часа, но я о ней знаю уже почти все: о том, что она из Иркутска, о том, что она закончила питерский журфак, за кого-то она собиралась выйти замуж, но потом передумала. Она говорит мне о художниках – футуристах, о которых она, что-то пишет. Я читаю ей стихотворение Бродского:

«Вещь. Коричневый цвет.

Вещи. Чей контур стерт.

Сумерки. Больше нет.

Ничего. Натюрморт.

 

Смерть прейдет и найдет.

Тело. Чья гладь визит

Смерти, точно приход

Женщины отразит.

 

Это абсурд, вранье.

Череп, скелет, коса.

Смерть прейдет, у нее

Будут твои глаза»

Я сижу на скамейке и смотрю на ослепительно белые бетонные плиты, на которых мартовское, азиатское солнце уже высушила лужи. Я поднимаю взгляд и вижу, что Она идет через площадь, Она улыбается мне тихо и ласково, как это весеннее, нежное солнце. В ее глазах свет всех звезд – видимых и невидимых. Этот свет все еще светит сквозь темную толщу лет. И я знаю, что, когда закончатся все мои земные пути, я снова встречу Ее и она улыбнется, как когда-то давно.