У короля Александра было много увлечений.

Конечно, на первом месте навсегда пустила корни любовь к супруге - стройной, неугомонной, рыжей королеве Герде, мечтающей о военной славе еще с тех времен, как ее папа-генерал собственноручно выстругал для единственной дочери сабельку.

На втором месте пристрастий его величества обосновалось изобразительное искусство. Об этом свидетельствовала знаменитая картинная галерея Александра, занимавшая все западное крыло огромного королевского дворца. Наслаждаться ее собраниями приезжали искусствоведы, художники, государственные деятели и прочие важные особы со всего мира. Галерею король холил и лелеял, собственноручно вытирал пыль с особо ценных полотен

Но было и третье место - любовь к лошадям.

Короля восторгала гармоничность, сила и грация этих благородных животных. Наверное, никого из эстетов не оставит равнодушным облик породистого скакуна, горячего, танцующего или летящего во весь опор по дороге иль бездорожью.

В конюшнях Александра насчитывалось около полусотни лучших представителей лошадиного племени, и с каждого можно было написать шедевральную картину.

Король с удовольствием наблюдал, как конюшие занимались выездкой, устаивал скачки, в которых частенько принимала участие его супруга. К тому же, она частенько и выигрывала. Потому что выбирала себе самого горячего и сумасшедшего жеребца, выпивала пару капель коньяка и потом, чудом держась в седле, укрощала коня-демона, не стесняясь при этом в выражениях:

- А! Скотина! - ревела, понижая голос до тех нот, которые вполне подошли бы командиру взвода. - Со мной тягаться?! У! Вражина!

Конь смирялся, рано или поздно. Наверное, не было такого жеребца, который бы не смирился с крутым и упрямым нравом королевы.

К сумасшествию и горячности лошади, как правило, присовокуплялось высокая резвость и скорость. Приплюсуйте сюда малый вес королевы, и станет понятно, почему она выигрывала почти каждые заезды. Если она и не оказывалась на первом месте, то лишь по причине своего неучастия в скачках. Иногда (такое случалось) ей было лениво.

Сам же Александр, как это не удивительно, верхом не ездил вообще. Кони перемещали его лишь посредством кареты.

Почему?

Его величество в детстве был очень впечатлительным и ранимым ребенком, и именно в детстве его прямо в глубокую, грязную канаву сбросил добродушный пони соловой масти, коротконогий и толстенький. Сбросил не специально: споткнулся бедняга о какую-то корягу, сам упал, ободрал свои лошадиные коленки, а наследник престола через его голову кувырнулся в достославную канаву. Так и отбилась у будущего короля всякая охота садиться в седло. Это выяснилось тогда, когда король Фердинанд подарил сыну Александру нового пони, пегого, со смешной челкой. Мальчика усадили в седло, и тут с ним случился первый в его жизни обморок. Побелев, похолодев, королевич свалился в траву, а когда пришел в себя, его забила нервная дрожь.

Впоследствии эта дрожь била Александра всегда, когда он слишком близко подходил к лошади. И ничего не мог он с этим поделать. Ноги становились ватными, сердце теряло привычный ритм, а воздух отказывался поступать в трепещущие легкие, и высокий, статный здоровяк-король с видом весьма бледным и скорбным обседал в обморок.

Королева Герда об этом знала, потому очень трепетно относилась к супругу: называла "неженкой" и любила стряхивать пылинки с его широких плеч. Неделю спустя после свадьбы она попыталась разрушить фобию супруга к благородным животным, но финал этой попытки был предсказуем.

- Щас хлопнется, - уверенно сказали тогда два конюха, наблюдавшие, как юная королева подводит молодого короля к самой мирной кобыле, какая только нашлась в конюшнях.

Его величество не стал разрушать правильность их утверждений и хлопнулся. Конюхи пожали друг другу руки и пошли поднимать короля, Герда же занялась обмахиванием мужа своим платком, чтоб привести его в чувство.

Зато сын королевской четы - шустрый королевич Виктор - не унаследовал отцовских слабостей. От Александра он взял внешность: голубые глаза, светлые волосы, стать и рост (уже в свои девять лет королевич отличался прекрасно сложенной, гармоничной фигурой и обещал превратиться в неотразимого юношу), а от Герды - характер, бесстрашие и упорство. И уж он-то - Виктор - нисколько не боялся лошадей, обожал своего рыжего пони и мог хоть целый день на нем кататься по королевскому парку...

 

Одним прекрасным июльским днем король Александр сидел, вытянув длинные ноги, в плетеном ивовом кресле, под любимым вязом, в парке, и потягивал из фарфоровой чашечки душистый кофе с коньяком. Кружевная тень, которую давала листва дерева, ненавязчиво защищала его величество от жаркого солнца, сын, растрепа-Виктор, носился рядом туда-сюда со своим бумажным змеем, и Александр думал: "Вот он - рай". Не хватало только Герды, но она (тоже мысли короля) могла бы внести разлад в сегодняшнюю идиллию какими-нибудь слишком энергичными идеями.

Королева отсутствовала - она уехала кататься верхом к Лунному озеру. А сына, как обычно, оставила на отца. "Мальчиков должны воспитывать папы! - так говорила Герда. - А наш сын еще мимоходом и тебя воспитает".

Все было бы ничего в этот славный летний денек, если бы порыв ветра, до этого наполненный ароматами луговых цветов и шорохом листвы, не донес до почти задремавшего короля истошный крик сына:

- Пап-пап-папа!

Каждый родитель, слыша такие отчаянные интонации своего дитя, в миг преображается в героя древних эпосов, готового защищать чадо от любого проявления зла, даже, если понадобиться, от всего личного состава адского воинства.

- Виктор! - мужественным воплем огласив округу, король швырнул в сторону чашку, блюдце и бросился спасать своего потомка.

Без всяких сомнений, с личным составом адского воинства Александр бы справился, шутя. Но в тот миг он остолбенел.

Виктор, мелькая белой рубашкой, изо всех сил бежал вдоль ряда розовых кустов. За ним, далеко вперед выбрасывая смертоносные ноги, скакала агрессивно храпящая вороная лошадь. Всадника на ней не было. Зато глаза ее налились кровью. Со стороны дворца спешно прибывал целый полк слуг, а за взбесившейся лошадью на гнедой кобыле неслась Герда и вопила голосом, который покрыл бы залп артиллерийской батареи:

- Стоя-аать! Твою ма-аать!

Это, видимо, относилось к взбеленившейся лошади, потому как Александр уже стоял, а Виктору останавливаться было незачем.

- Герда не успеет! Слуги не успеют! Господи, укрепи меня! - простонал король и, сделавшись белее белого, кинулся-таки наперерез предмету своей давней фобии.

Вороная дико заржала, когда Александр ухватил ее за храп. Что ни говори, рука у его величества, когда надо, оказывалась вполне железной, и лошадь остановилась, даже на задние ноги присела. Она еще пыталась вырваться, дергая головой, храпя и танцуя на одном месте, но король словно в землю врос - стоял, уцепившись за уздечку, и хлопал глазами, глядя прямо в красные глаза животного. Не заметил даже, что поранил кисть стальной пряжкой, только прошептал:

- Господи, какая ж ты страшная...

- Алекс! - торжественно взревела Герда, подлетая справа. - Ты герой! Ты чудо! Представляешь, Чернушку напугал фазан - вылетел прямо из-под копыт. Она скинула пажа и, вся такая безумная, понеслась к конюшням. А тут Виктор! О! Я чуть не умерла со страху! - она спешилась и подбежала к мужу, потянула к себе. - Да пусти ты ее.

- Где Виктор? - еле слышно поинтересовался король.

- Да вон - хлюпает носом за кустами. Все в порядке, - и повиснув у супруга на шее, Герда подарила ему самый жаркий поцелуй, на какой только была способна. - Снежинка моя, ты великолепен... Ой, что это? - ткнула пальцем на кровь, что залила весь правый манжет рубашки короля.

- Господи, - в который раз помянул всевышнего Александр, - это чудовище меня укусило.

И, вспомнив о своей старой привычке, король, закатив глаза, обсел в обморок...