Дмитрий Костюкевич ЭТАЖИ Посвящается, Дизелю. Брат, ты в курсе… Тебе ведь знакомы чудесные часы с ней, с длинноволосой чаровницей, чей взгляд туманит ум. Какой бред кружит нам голову! Какое самообольщение увлекает нас!.. Так и кажется, что она и я сольемся сейчас воедино. Но этот час никогда не наступает, и после недель ожидания, надежды, обманчивого счастья я оказываюсь вдруг еще более одинок, чем до тех пор. С каждым поцелуем, с каждым объятием растет отчуждение, такое безысходное, такое ужасающее! Ги де Мопассан, Одиночество. Небо не для нас. Нам не дано летать. И все, что мы можем, - это постараться не падать. Сергей Лукьяненко, Сумеречный дозор. Вы видите это здание? Да, да, я говорю вам про эту убогую с архитектурной точки зрение девятиэтажку, отличающейся от простой “коробки” раскреповкой фасада вертикальными выступами. Хотите заглянуть в три любые квартиры? Вот и славненько… Но, у меня есть условие. Только – три квартиры. Причем здесь магия цифр, святая троица или аналогии с тремя поросятами? Просто… три. Всё! Это не обсуждается. Ну, вы готовы? С какого этажа начнем? Первого? Хорошо. Смотрите! Если заглянуть в квартиру тривиальным способом – через входную дверь – то мы увидим островок прихожей и кусочек кухни прямо по курсу. На табуретке сидит двадцатичетырехлетний парень, облокотившись на кухонный стол, и пялится в экран маленького “LG”, разместившегося на холодильнике. По какому-то кабельному каналу идет “шедевр” японской анимации “Пакемоны”. Желтый Пикачу, ставший любимцем младшего поколения несколько лет назад (этот зверек еще долго следил за спокойствием мира с обложек тетрадок, портфелей, надувных шариков, футболок и прочей бодяги), вступил в схватку с каким-то жабоподобным собратом пакемоном, метая в того молнии из хвоста. Мультфильм вызывал у смотрящего приступы смеха. Из комнаты в кухню, транзитом через коридор, проследовал коротко стриженный молодой человек, на нем хорошо сидел светлый костюм поверх рубашки с воротником-стоечкой. Он похлопал по плечу сидящего за столом, в другой он крутил пачку “Винстона”. - Как оно, Витек? - Good! – отозвался поклонник Пикачу и К. Не отрывая взгляд от телека, он прикладывался к пиву “Крыница”, пластиковая бутылка которого была не раз проклята бабушками, выходящими на охоту за стеклотарой подлежащей сдачи. Парня в костюме звали Никита. Он подкурил, глянул в вечернее небо сквозь евроокно, и только потом обратил внимание на выбор телеэфира Вити. - Пакемоны? – улыбнулся Никита. – Ты, Витек, редкий извращенец… - Вперед, Пикачу! – крикнул тот, вскидывай вверх руку. На несчастье в ней оказалось пиво – салют из пены и брызг опустился на голову Вити и деревянную столешницу. Это не испортило настроение. Наоборот. Впрочем, эти двое нас интересуют не очень сильно. Я просто представил их вам – еще раз Витя и Никита – что бы попозже обратить ваше внимание на один отрывок из их пьяного диалога. Но это будет позже, когда друзья и коллеги по работе снова наведаются на кухню, захватив с собой бутылку коньяка, найдут в холодильнике лимоны и сыр, поставят на огонь чайник в перспективе на горячий кофе, и усевшись на полу (предварительно закрыв на защелку дверь кухни) начнут мужскую беседу, чокаясь, куря и не реагируя на крики с внешней стороны двери, лишь улыбаясь теням на вставках матового стекла… Переместимся в зал. Мы видим стол и людей за ним. Голоса, смех, звон рюмок и скрежет вилок. Некоторые стулья пусты. На угловом диване – прорехи между сидящими. В углу, возле серванта пустые водочный бутылки – Голкипер, Аквадив, Парламент… Изящные композиции из тарелок с закуской уже нарушены, как и их содержимое: расползающаяся горка бывшая некогда шубой, островки салата из кальмаров, долька лимона в салате из овощей, одинокие кусочки мясного ассорти, шпротное масло на пустой тарелке, и новопринесенные – блюдо с горячей картошкой и разогретая курица, величественно надсмехающиеся над остатками былого пиршества. Эти усмешки, конечно, временны… видите, как тянется к куриному крылышку вилка Сергея? Лица раскрепощены, пьяны и наполнены личными планами, теряющимися за блеском глаз. Всё это говорит о том, что гулянка находится где-то на половине дистанции, в своей золотой середине. Никто еще не танцует, но и трезвое молчание – уже пройденный этап. Музыка, где музыка? Ах, да, конечно… Вот кто-то переворачивает кассету, щелкает кассетником (сидишник был сломан на прошлом банкете) и Danzel через несколько секунд запевает “Pump It Up”. Собравшиеся в этой квартире работают вместе. А сегодня – и отдыхают вместе. Повода нет. Во всяком случае такого весомого как днюха или какой-нибудь праздник. На работе было собрание, дежурная раздача пинков для профилактики и по делу, и после собрания Диана предложила поехать к ней. Девчонки организовали закуску, очень приличную и вкусную (Коля, самый старший из присутствующих в полголоса сокрушался зачем было вбухивать столько денег и сил на пайку, если хватило бы колбасы, хлеба и запивона, впрочем, он и свадьбу с одним яблоком из еды справил бы). Не превращать закуску в еду – мужской девиз. Девушки его не приняли. Никто и не против. Даже Колян, в животе которого сидит не меньше четверти всех яств… Водку, запивон организовали парни. Помимо отечественного продукта Никита принес из дома две бутылки по 0,7 “Парламента” – хорошая оказалась водочка, мягкая… её прибрали себе девчонки. Купили и две бутылки “Белого аиста”. Никиту и Витю я вам представил. Упоминались также Колян и Серега. Остается – Дима, вон, видите, он облюбовал кресло и с зыбкой, загадочной улыбкой курит, глядя на Веронику. Диана просила, что бы в зале не курили… извини, Дианка, нарушение запретов в такие вечера неизбежно… Впрочем, Дианы нет сейчас в комнате. Она на правах хозяйки выбрала себе в спутники этого вечера Сергея, который со смущенной улыбкой отзывался на её кокетство и предложения выпить на бруденшавт. Минуту назад они удалились в направлении спальни (их здесь было две). Странная это была парочка: Диане – тридцать с хвостиком, дочка на сессии в другом городе, разведена; Сергей – только-только после армии, самый молодой по годам и стажу. “Что естественно, то не безобразно!” – провозглашает Коля вслед парочке. Все чокаются. Все, кроме Димы – он взмахом кисти отказывается от рюмки, продолжая смотреть на личико Вероники. На голове у девушки перламутровая бандана, и что очень странно – она идет её. Этой головке с правильным носиком и чувственными губами, покрытыми блеском, наверное, подошло бы что угодно, даже шапка-ушанка. Так-так, давайте закончим со знакомством. Пять парней я вам представил. И двух девушек. Осталось еще две… Оля. Полненькая. Добрая. Одинокая. Вика. Девушка Никиты. Пьет только вино. От вида употребляемых Никитой доз алкоголя останавливается сердце. Вида не подает. Красивая и знающая себе цену, как многие нашедший свою пару и не стремящиеся что-то кому-то доказать… или показать… Всё. Теперь к событиям. Вероника перехватила взгляд Димы и подмигнула. Он легонько кивнул, пытаясь придать лицу выражение уверенной загадочности, желания, и еще несколько оттенков, этакий суррогат образа непоколебимости и уверенности в себе. Он знал кое-что про Веронику, эти знания позволяли ему быть уверенным и немного надменным. После нескольких рюмок девочка не очень усердствовала в выборе полового партнера, но при этом в общении была естественна, весела и проста. Девушка, любящая заниматься сексом, правда, секс в пьяном угаре – это все равно, что петь серенаду под окном любимой девушки и блевать после каждого куплета. Плюс в другом – она была не из тех девушек, которые сначала сделают из ваших извилин клубок спагетти обещаниями и признаниями в любви, а потом до вас дойдут истории о минетах в туалетах кому попало или ваш товарищ расскажет вам о её предложение поехать к нему на ночь, хотя вроде бы она полчаса назад отказала вам, сославшись на месячные, а пять минут назад клялась в кристальности своих чувств к вам. С Вероникой Дима не спал, даже не целовался. Он вообще второй раз за два года выпивал вместе с коллегами по цеху. - Дима… - пододвинулась к нему Оля. В руке у неё был стакан с зеленой газировка, напоминающей детство, в котором автоматы выплевывали в пластиковый стаканчик настоящий “Тархун”. – У тебя девушка есть? Два года. А они ничего не знаю о нем. Хорошо. - Наверное… - Наверное? - Это трудно назвать полноценными отношениями. - У вас свободные отношения? - Наверное… - А ты хотел бы… ну… знать, что она принадлежит только тебе? Оля смущенно ожидала ответа. - Наверное, - сказал после паузы, подумав, что еще несколько ответов “наверное” станут панацеей от угнетающего диалога с Олей. - У тебя много девушек было в жизни? – Оля раскраснелась и принялась глотать газировку. - Нет. - Это значит – “да”… - сказала она с такой уверенностью, будто ответ “нет” на её вопрос всегда означает “да”. Не обсуждаемый трюизм. Дима лишь тихо рассмеялся. Он откинулся на спинку кресла, и разжевывая кусочек перца, пытался сделать вид, что слушает Олю. Вероника присела справа от него и тоже пыталась не обидеть подругу отсутствием внимания. А Оля тараторила: - А у меня парень… не знаю как мне себя вести… что я делаю не так? Мы с ним спали всего один раз, а теперь он иногда даже стороной обходит… иногда всё нормально… но спать он со мной не хочет… я устала участвовать в этой войне… Тем временем за столом шла другая война: между глазами Димы и Вероники. Открытая завлекающая улыбка девушки. Убежденная улыбка Димы. Потом сражение перешло в фазу физического контакта. Он протянул руку под столом и наткнулся на её ногу, положил ладонь на теплое колено. Вероника вздрогнула и расслабилась, облизывая губы. Она накрыла его руку своей, когда та уже преодолела расстояние от колена до бедра. Он улыбнулся. Сжал её кисть, быстро отпустил, и двинулся в коридор. Без слов. Приглашений не требовалось… Они остались тет-а-тет в коридоре. - Наконец-то, - сказала Вероника, прижимаясь к нему. Дима не стал уточнять, что подразумевает под собой это слово в её произношении – наконец-то они вместе в более пространственном смысле, или наконец-то они просто обнимаются. - Ты любишь свою девушку? - томно спросила Вероника. И она туда же. Впрочем, здесь не чувствовалась пресса дознания как с Олей, просто беседа… - Расскажи лучше о себе… - Есть один человек… ты его знаешь, работает у нас… я люблю его… черт, Дима, я без него вообще себе места не нахожу… Он не знал о ком она вела речь, мог только догадываться. Не важно. А как она находит себе место он был наслышан. Дима улыбнулся в пустоту. - У него есть семья, ребенок… - Ты спала с ним? - Да… два раза. Но он боится… семья… - Ясненько… Говоришь любовь? - Да! У меня никогда такого не было. Как я его хочу… Если бы он бросил жену, мы бы попробывали… - Не советую. Достигнешь желаемого и запретный плод покроется пятнами гнили. - Может быть… - резко сдалась она, крепче прижимаясь к нему всем телом. – Я думала об этом. Какое-то время они стояли молча, он чувствовал ее губы у себя на шее – просто касающееся кожи. Из спальни, где уединились Диана и Сергей, доносились слова: Кислород выдыхая вдыхая не поменять Никотин Гималая не знаю куда бежать Золотые монеты меняю на высоту Привет комета как тебя зовут? - Выводы и прогнозы делать легко, - Вероника прикрыла глаза. – Я не могу написать анонс своего будущего, всё, что я знаю, это мое отношение к жизни и любви – здесь и сейчас. Я страдаю без него – значит, что-то есть, даже если это и не любовь. Он уже собирался сказать её что-нибудь философски-утопическое, но она подняла лицо и отрыла свой привлекательный и желанный ротик. - Давай целоваться… Просто. Очень просто. Предел. Good. Он снова беззвучно рассмеялся, взял рукой девушку за подбородок и сказал: - Давай… Они целовались долго. Вероника то и дело начинала покусывать его губу, или разомкнув уста, принималась чертить на щеке Димы влажные дорожки языком. В коридоре оказался Витя: - О, бля, атака пакемонов… вызываю Пикачу. Целоваться вредно для кожи пяток… - сказал он и просеменил в зал. Дима последний раз чмокнул её в закрытые губы и отстранился. - Как я целуюсь? – спросила Вероника. - Опасно задавать такие вопросы. Она улыбнулась. - Ты хорошо целуешься, - Дима прикусил губу. - Разве такие губки могут плохо целоваться… Солнце, свети нам, солнце Свети нам, солнце Свети нам, солнце Свети всегда… - слышалось из-за закрытой двери. Он прикрыл глаза и увидел миллиарды искорок в космическом пространстве, где-то далеко - квёлый свет умирающей звезды… стихийное движение света в черном желе… хвост кометы… и волны неописуемого блеска, накатывающее на его сознание. Ничто и всё. ОНИ. МЫ. Искорки угасающие в ночи, но ищущие, ищущие, ищущие… Он захотел остаться в этой несуществующей бесконечности, слышать голос Вероники, сделать этот промежуток времени вечным. Плыть, плыть, плыть… Поцелуи, ласки… получать их от девушки с которой раньше не обменялся и парой фраз. И та, другая, которая ищет ответы, а не пытается пройти просто весь путь от чужой влаги на губах, жара соединившихся тел к попытке понять уже друг друга на новом пласте отношений. Сближение – путь к космосу. Физическая близость – дорога к несуществующей звездной пыли… душе? О-да, вы это называете душой… Хотел бы он, что бы на месте Вероники оказалась его девушка?.. Миллиарды искр… Нет ответа. Что ты ищешь, Дима? Понимание. Искренность. Влечение. Пустоту. - Пойдем, - кивнул он на дверь второй спальни. - Да, - она поцеловала его. Им помешал сотовый. Вероника что-то пробормотала, нажала “ответить” и побежала на кухню. Дима сполз по стене с сигаретой в зубах. Как просто… курить и улыбаться. Чему? Прошлому и настоящему. Будущее не смешит. Оно улыбается, другой улыбкой, и в ней мало от мечтательного упокоения. Появился Коля. - Ну как, Димыч? – подмигнул он. – Вероничка держит планку? - Хороша блядь… - кивнул Дима. - Что!? – Вероника возникла между ними, будто и не уходила поговорить. На Колю она даже не посмотрела: - Повтори! Кто блядь?! - Успокойся… - сказал Дима и попытался обнять. Коля ретировался. Она ударила его кулаками в грудь. - Повтори! – в глазах девушки было все: и не выветрившаяся страсть и подмешанная ярость. - Хорошо. Ты – блядь. И это не оскорбление. Скорей комплимент. Блядь – это женщина, которая рождена быть женщиной, которая чувствует себя женщиной и которая ни на секунду не забывает, что она женщина… это сказал Иосиф Раскин. - Чего ты мне каких-то жидов цитируешь! - Успокойся. Я не назвал тебя блядиной или блядищем. Я сказал “блядь”. И пояснил свои слова… - Я не блядь… - как-то неуверенно сказал она, и попыталась толкнуть его. Он привлек её к себе, одна рука обхватила ягодицу девушки, друга – нырнула под юбку и начала движение вверх-вниз. - Я не… - не закончила она, впиваясь губами в его шею, продвигаясь к уху, кусая, целуя, тяжело дыша… Он взял её на руки. Дверь спальни открыл с ноги и вошел в темную комнату… Никогда он так быстро не раздевался… Она, еще обнаженная, прижималась к нему. Он, одетый, сидел и курил. - Есть ли любовь? – спросила она. - Нет. - Есть только секс? - Нет. Он встал и направился к двери. В последний момент повернулся: - У тебя всё будет хорошо, девочка. Верь… В зале уже были Диана и Сергей, который играл на гитаре, напевая. Никита с Витей закрылись на кухне. Пропажу коньяка никто пока не заметил. На Диму посмотрели загадочно, понимающе. Коля заговорчески подмигнул. Кто-то спросил “где Вероника?”, кто-то ответил за Диму: “Убил и сьел”… Он пропустил эти реплики мимо ушей, сел на диван и прислушался к приятному голосу Сереги. С блеском на губах и шее, он сидел, курил легкий “Лаки Страйк” и слушал. А Серега накладывал собственные строчки слов на до боли знакомую мелодию. Может Дельфин? Ты можешь стать лучше. А можешь сильнее. Но помни, подруга: Любовь – лотерея… И нет ничего бесконечнее боли Вода в твоей ванне темнеет от крови… На кухне янтарная жидкость была разлита по рюмкам, лимоны нарезаны кругляшами, а сыр пластинками. Дзин-н-нь… стекло соприкасается. Без тостов. - А есть любовь? – спрашивает Витя. - Да… - мычит Никита, борясь с не дающимся в руки лимоном. - А что такое любовь? Пауза. Лицо приобретает практически трезвое, грустное выражение. У каждого свои воспоминания. - Это – пиздец… - парень разливает коньяк по рюмкам. - Это самая точная формулировка за последние двадцать три года моей жизни… - Витя достает блокнотик из кармана рубашки и пишет в нем… - Причем… - Никита заливает в себя пятьдесят капель “Белого аиста” . – Причем, полный пиздец. Занавес. Итак, двигаемся дальше. Третий этаж? Нет ничего проще. Вот я вижу подходящую квартиру, вы ведь понимаете, зачем я провожу для вас эту экскурсию? Если нет, то поймете… Или останетесь самым счастливым и несчастным в неведении. Проходите и смотрите… Но это будет недолгий визит… Боком к нам на табуретке посередине комнаты сидит светловолосый парень. На нем джинсы и оранжевая футболка с черным абстрактным узором на рукаве. Он смотрит на кого-то перед собой, но мы не видим собеседника. Не спешите заходить: посмотрим и послушаем. Так надо. Парень трет переносицу и начинает говорить: - Чего ты ждешь? Жертву? Я не могу всё бросить и уехать с тобой… Не могу. Все говорят, что любовь не обращает внимание на преграды, сминает их, крушит как постройки из спичек. Многие талдычат об абсолютной жертве… Стук шарика о выемки рулетки. Выпадает зеро. Хорошо, зеро так зеро, главное двигаться вперед, начинать все сначала, сжечь прошлое, отказаться от всего кроме любви, так? Эту шелуху нам проповедует люди, которые сами ничем не жертвовали, ни к чему не привязывались, пускали сопли и слезы в темной комнате над фотокарточкой незнакомой девушки. А на утро выносили на улицы лозунги: ВПЕРЕД! ЛЮБОВЬ НЕПОБЕДИМА! Ты же знаешь… понимаешь… я не могу поехать с тобой. Это разворот на сто восемьдесят градусов. И… я люблю тебя, люблю… не пытаясь вложить в это слово конфетти и иконы… просто люблю… боже, не ставь передо мной этот выбор… я не смогу без тебя… пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Самое время заглянуть в комнату. Парень сидит один и смотрит на пустой диван. Разговор с пустотой. Не репетиция, не воспоминание… проклятие. Его девушка уехала. Он остался. Один. Со слезами и словами. Пойдемте, оставим его одного. Ну, осталась последняя квартира. Девятый этаж? Девятый… Что ж… Яна сидела на подоконнике и смотрела на проспект с высоты девятого этажа. Окно было открыто настежь. Рядом с ней пачка “555”. Денис курит такие сигареты, поэтому их будет курить и она. Но, похоже для этой трагедии потребуется предыстория. Прошлое… смотрите, я могу дать вам эти образы… Затемнение. Она не шла, а подминала под себя асфальт аллеи, каждым своим уверенным касанием каблучков улицы, сотрясая и приводя в резонанс этот никчемный уголок города. Она плыла, стягивая к себе все пространство, взгляды и сигаретный дым. Если бы красота ослепляла, Денису бы не помогли и солнечные очки. Впрочем, смотреть на эту девушку было все равно опасно - для рассудка и кинопленки воспоминаний о сегодняшнем дне, в котором её образ, лицо и точеная фигура прожжет сквозные дыры… Но он всё равно смотрел. Хоть и понимал… Хоть и сильно обжигало… И шепотом по черепной коробке рикошетили мысли: НИКОГДА… НЕ БУДЕТ… ТВОЕЙ… НИКОГДА… НИКОГДА. Её внутренний стержень был сделан из титанового сплава, наверняка, из титано-тантало-вольфрамового сплава (например ТТ7К12) – более прочный, для черновой обработки окружающего мира, снятия наибольшего припуска с судеб других, когда тебя волнует только конечный результат… Такое создавалось впечатление. Денис сидел на улице возле бара, что в самом начале улицы Советской – пристанище торговцев золотом. Он смотрел на идущую девушку, забыв про дымящуюся сигарету “555” в пепельнице. Он не мог знать, что зовут её Яна, что она учится на третьем курсе в техническом университете (бывший политех, который он сам закончил два года назад) на странной для девушки специальности – технология машиностроения. Он не знал про неё ничего. Только одно, не связанное с её биографией – он бы отдал жизнь, чтобы быть с ней, целовать её, лю… Мысль оборвалась. Возникла ассоциация: ЛЁД. Он может попытаться к ней прикоснуться… и почувствует холод. Ледяная богиня. Недоступна. Для него. Боже… Яна прошла совсем рядом, окруженная облаком невидимой снежной пыли, чтобы минутой позже оставить Дениса одного – одного, и пусть улица была полна народа, все-таки – ОДНОГО. Лед. Ты хочешь плакать? Да. Зачем, она ведь никогда не была твоей? Нет предательства? Нет обиды? Нет ничего связывающего вас? Еще одна картинка… Картинка… а не воспоминание! Говоришь, ничего нет? Именно поэтому… Что? Говори? Что - “поэтому”? … Ты плачешь? Ты плачешь… Денис подкурил новую сигарету, поспешно встал и нырнул в промежность двух кирпичных построек. Дворик. Мрачный, пахнущий стариной. Он сделал глубокую тягу и принялся растирать слезы по лицу. Что со мной? Что? Он плакал. И эти бессмысленные, необоснованные слезы жгли лицо. Затемнение. Город Киото. Денис и Яна сидят на корточках перед главной достопримечательностью этого японского города – “Садом камней”, “Философским садом”, “Садом Рёандзи”… Столетия назад мудрый монах Соами вложил в эти пятнадцать черных необработанных камней огромную суть. Пятнадцатого камня не видно. Что символизирует этот камень? Ты двигаешься вдоль по деревянной галерее, но камней всё равно четырнадцать: прячущийся камень возникает, исчезает другой. Каждый видит свои четырнадцать камней… В книге Владимира Цветова, что у Дениса в руке, автор рассуждает, что ключом к идее, заложенной в “Саде камней” может быть конституция, согласно японским хроникам, составленная принцем Сётоку в VII веке: “У каждого человека есть сердце, - гласит статья конституции. – А у каждого сердца есть свои наклонности. Он считает это хорошим, я - дурным. Я считаю это хорошим, он – дурным. Но я вовсе не обязательно мудрец, а он вовсе не обязательно глупец. Оба мы только обыкновенные люди”. Они сидят и держаться за руки. Им хочется верить, что они не видят один и тот же камень. Уже кажется туманным день, когда Денис выбежал из переулка в попытке догнать Яну. И догнал. Обрушил на неё лавину слов… и выиграл? Проиграл? Потом было его предложение поехать в Японию. Теперь они здесь. И им кажется, что нет любви сильнее. - Знаешь, - говорит Яна. – Раньше я просто существовала. Любила ПАДАТЬ, вниз, в пропасть, горловину жизни… не задумываясь, не поддаваясь чувствам. Теперь я понимаю – я не жила. Вот она – жизнь, вот она – любовь. Ты и я. Он целует её в щеку и ловит одобрительный взгляд пожилой японской парочки. Мягкое течение воды в сознании, теплой, успокаивающей… Перед ними “Сад Рёандзи”. Четырнадцать камней из пятнадцати. Затемнение. - Всё, Яна. Всё! Говорю тебе по слогам: всё кон-че-но… Помнишь как в фильме “Война”: разлюбил – уходи… Не звони мне больше. Не надо… Извини. Она слышит гудки в сотовом телефоне и плачет. Идет на кухню, включает газ… что бы через минуту выключить его, и остаться одной в одинокой кухне с гравюрой Хокусая, изображающей “Сад камней”, на стене. Как больно. Затемнение. Лед. Вода. Газ. Три состояния любви. Рождение. Жизнь. Смерть. Раз за разом – в новом месте, в новой среде, с новыми компонентами. Постоянный поиск чего-то. Постоянная дорога вперед. Иногда превращающаяся в кольцо, иногда заводящая в тупик. Стремление к цели. Какой? Зачем? ВЫ РАЗВЕ НЕ ВИДИТЕ? НЕ ПОНИМАЕТЕ? ЦЕЛЬ – ВРЕМЕННА, НЕ ПОСТОЯННА, МЕЧТА СТАНОВЯЩАЯСЯ ОБЫДЕННОСТЬ. Ну и что… ведь тогда не к чему стремиться! – крикните вы. Вы правы. Как и я. Постоянный поиск чего-то. Постоянная дорога вперед. И, пожалуйста, не ищите в этом смысл… Мы снова в квартире, на подоконнике которой сидит Яна. Она перебрасывает ноги на внешнюю сторону и смотрит в ночь. Воздух пахнет смолой и влагой. В комнате работает телевизор. По “НТВ” идет фильм “Адвокат дьявола”. - А как насчет любви? – спрашивает Киану Ривз. - Излишне возвышено, - отвечает Аль Пачино. – С точки зрения биохимии ничем не отличается от большого количества шоколада. Яна отталкивается руками от холодного дерева и прыгает вниз… На кресле начинает играть сотовый. Вы видите номер – это парень с соседней квартиры. Он влюблен в Яну с детства. Безответной любовью. Девушка никогда не догадывалась о его чувствах. Просто знакомые… Сотовый нарушает тишину мелодией Benny Banassi. Прости, дружище, она не может тебе ответить. Она падает… Вот и всё. Я выполнил свои обещания. Идите домой… Не хотите? Дело ваше, а я ухожу. Перед вами ночь, следуйте в неё и наблюдайте. Да вот хотя бы за двумя друзьями, садящимися на лавочку напротив нашей девятиэтажки. Пока. Два друга поставили на лавочку полторашку Беловежского пива и две маленькие по 0,5 литра. Соломку сычужного сыра, две упаковки ставридки и компашки с солеными огурцами. - …не знаю, - продолжает говорить парень в кожаном френче. – Что такое любовь? Нет никакой любви! Есть только временное помешательство. Ну была у меня Людка, встречался, спал с ней и никто не нужен был. Потом появилась Ира – встречался, не спал, сходил с ума. Забыл. Надя. Два года с ней, родной, теплое, своё. А теперь - Юля… и опять в мозгах словно мина рвется. Второй, в штруксовой курке, курил и задумчиво кивал. А его друг продолжал: - Да, помешательство…- он посмотрел на дом на той стороне улицы и неожиданно сказал: - И причем помешательство не на первом или последнем этаже, а где-то посередине… Вот сколько этажей в этом доме? - Девять, - после паузы ответил парень. - Значит пятый этаж… помешательство на пятом этаже. - Лучше – среднем. Дома разные бывают… - Согласен. Какое-то время они сидели молча. Пока снова не заговорил парень в френче. - Знаешь, иногда вечером я смотрю на еще горящие окна и думаю, что там, в этих квартирах, какие люди, какие проблемы? Что они делают? О чем плачут? Или кто-то также сидит и смотрит на моё окно… Утро. Тоже интересное время суток. Люблю встать рано, одеть спортивный костюмчик и пробежаться по мертвым улицам, уединяясь с природой и кирпичными ловушками, за окнами которых вершатся судьбы, разыгрываются тысячи спектаклей страстей… Его друг кинул сигарету в жерло бетонной мусорки и опустил веки. Он представил себя на месте друга… Вот он открывает дверь подъезда и выходит в просыпающийся мир города. С шага он переходит на бег. Простор центральной площади со старыми зданиями и новыми модерновыми постройками сменяется неширокой улицей. Дома стоят плотно, один к одному, выставляя на показ темные витрины магазинов. Затем эта картинка редеет, застройка всё чаще образует разрывы, на десятки метров тянутся заборы предприятий, достроенных и нет. Новые стеклянные корпуса то там то тут теснят постройки промышленного корпуса. Однако постепенно снова попадаются островки жилых кварталов, одноэтажный домики, а за их спинами многотажные собратья. И, наконец, перед ним открывается панорама обширного парка. Он останавливается у озерца, уставший, вспотевший. И смотрит на воду… словно это окно, за которым есть ответы. Пиво выпито. - Ну, брат, давай! - Да завтра, брат! Друзья обнимаются. И расходятся в разных направлениях. К своим этажам и квартирам, и еще к чему-то, что ждет их на иллюзорном среднем этаже. 29 октября – 2 ноября 2004 | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
