Он больше не знал, что предпринять. Все перепробовал, но понять реверсов не мог никак. Утром, сидя на кухне над большой дымящейся кружкой, снова думал об этом. Ведь он не знает даже, как мог бы объяснить им значение для землян вот такого утреннего кофе, что говорить о чем-то более сложном; днем он должен принять участие в переговорах – а говорить до сих пор нечего. Изучение языка реверсов нельзя назвать трудным, значения большинства слов уже известны. Традиции – в рамках приемлемого. Терпимость к чужакам – сносная. Единственное препятствие кроется не в этом, не в незнании правил языка или традиций. Но что это за препятствие?

Он отхлебнул кофе, поставил кружку на стол и, непроизвольно отбивая ритм ложечкой о ее край, стал думать с начала. Сложные ритуалы. Длинные предложения – у них, короткие – у нас. Но с этим достаточно успешно боремся все: мы стараемся говорить сложно, они – делят предложения пополам. Впрочем, и здесь не обошлось без казуса: реверсы, чтобы быть лучше понятыми, начали использовать словечки, подслушанные у нас же; из этого ничего не вышло, поскольку в переводе получилось простое «мы хотим, чтобы вы считали нас похожими на себя», это мило, но в переговорах не слишком полезно. Единственным выходом для нас пока являются метафоры. Как ни странно, они оказались понятны всем; нужно просто чуть подумать, учесть то, что это говорит инопланетянин, и все. Например, когда мы говорим: «он просто светился», - имеется в виду от счастья; а реверсы светятся, когда разгневаны. Это просто, в переговорах между землянами тоже всегда учитываются подобные различия. А просто сказать «он счастлив» или «гневается» – нельзя, пропадает ощущение искренности сказанного. Вот и выкручиваемся: то как белье после стирки, то как уж на сковороде, то как реверсовы ресницы в предвкушении праздника середины лета. Когда-то, в начале общения двух цивилизаций, и не предполагали, что для обыкновенного понимания может возникнуть такой, непреодолимый, барьер.

Об этом же говорил Иммер, коллега-реверс, во время их многочисленных откровенных обсуждений проблемы один на один. Большой и медлительный, Иммер и думал основательно, на века. За ним можно было записывать, если бы у реверсов это не считалось неучтивым. «Согласен с Вами» - любил он повторять. Но после паузы всегда добавлял:«И все-таки имею некоторые возражения, если Вас это не обидит, конечно». Его – не обидит. Воспоминание было приятным, но все-таки, самолюбие каждый раз страдало, даже не понятно, почему.

Думая об учтивом коллеге, он забросил остывающий кофе; только ложечка продолжала отбивать ритм, уже на скатерти – глухой и задумчиво-медленный (Тук-тук, шкряб. Тук-тук, дзень. Пауза. Тук-тук, дзень, шкряб. – И то же с начала). Профессиональный филолог в нем вдруг вскинулся: как будто прямая речь. Ритм! У нас же разный ритм! – билось в мозгу, пока он сбегал по лестнице. Как будто глаза открылись (то есть, наверное, уши, но это не важно): прохожие-реверсы идут мимо, пошаркивая; сигналят автомобили; кричат о своем товаре лоточники; говорят (говорят!) – и все в одном и том же ритме. «Тук-тук, шкряб. Тук-тук, дзень. Пауза. Тук-тук, дзень, шкряб. – И то же с начала».

ПЕ-РЕ, (удар ладонью по столу) . ГО-ВО, РЫ. _______ ПРОЙ-ДУ, Т (резкий кивок).

ОТ-ЛИЧ (шумный, быстрый вдох). Н-О........................................ ...................................