Её звали Лилия. Лилия Черкашина.

Впервые она появилась в нашем «ведомственном» дворе почти четверть века назад. Скорее, не появилась, а впорхнула, принеся с собой дуновение легкого майского ветра и зависть всех обитателей. Её нельзя было назвать красавицей: на овальном кошачьем лице аккуратненький ротик и вздернутый носик. Ярко-рыжие волосы, по моде сороковых годов, заправлены под зеленую ленточку в тон изумительным изумрудным глазам. Зубы крупные, ярко-белые, как с рекламы зубного порошка. Пряный аромат духов и аккуратная фигурка. Вот эти-то глаза и божественная пластика женщины из картин военных лет притягивали магнитом и сводили с ума всех мужчин двора, от мала до велика. И от ревности всех женщин, которых тогда численно было, как минимум, в два-три раза больше. А тут еще такая краля! Кто она? Сколько ей лет? Где жила все это время? Никто не знал этого. Да и не нужно – она появилась и смутила покой тихого уютного дворика.

 

Не остался равнодушным к обаянию Лили и Игорь Кириллович Светин – генеральный директор одного из предприятий, доселе человек полностью положительный и хороший семьянин. Прошло не так много времени, и бывшая жена Игоря Кирилловича выехала вместе с двумя детьми из трехкомнатной ведомственной квартиры. Теперь ее место заняла новая жена, Лилия Светина. Детей она не хотела, зато мечтала стать актрисой. Чего только не сделаешь для любимой женщины? А Лиля грелась в лучах любви и положения мужа, и хорошела на глазах.

 

Но то ли надоело ей это все, то ли положение Игоря Кирилловича пошатнулось, только в один прекрасный момент на жизненном пути у Лилии Светиной встретился некто Грецкий. То ли поэт, то ли критик, но ужасно талантливый, а потому не признанный. Поэтому-то и был свободным художником. От него всегда пахло третьим днем запоя. Жизнь поэта и его Музы была светла и безоблачна. И все бы ничего, да только стал иссякать поток денег, которые Игорь Кириллович выдавал бывшей жене в надежде на то, что она вернется, залезая при этом в казну предприятия. А вместе с этим стал потихоньку угасать интерес Грецкого к своей очаровательной подруге. И в один прекрасный момент новая Муза поэта Грецкого указала Лилии на дверь и в доступных народных выражениях объяснила, что с ней будет, если та сама отсюда не уберется. Лиля и сама рада была бы вернуться к бывшему мужу, да только возвращаться уже было не к кому: Игорь Кириллович застрелился в собственном кабинете.

 

Из театра Лилию тоже недвусмысленно попросили. А запущенная в нее первой женой тарелка с нарезанными огурцами, сопровождаемая словами проклятия, на похоронах Светина укрепили женщину в намерении что-то изменить в своей судьбе.

Это «что-то» появилось незамедлительно вместе с бравым военным. Но тот был ужасно ревнив и слишком быстро понял, что иметь за спиной такую Лилю – все равно, что держать диверсанта в собственном генеральном штабе: перебежит при удобном случае. А это не та перспектива, к которой он сознательно стремился. Поэтому рыжеволосая бестия получила отставку из сердца бравого офицера, оставив себе лишь его фамилию и небольшую комнату в коммуналке.

 

Прошло не так много времени, и эту комнату разделил с ней архитектор Борис, молодой, но подающий надежды. Сам он был откуда-то из глухой провинции, поэтому очень скоро в Лилиной комнате появилась и мама Бориса со своим зоопарком: кошкой и канарейкой. Кошка откровенно презирала Лилю, а канарейка всюду гадила.

Лилия по-прежнему мечтала о сцене. Она буквально грезила ею. И понятно, что стоило на ее пути встретиться г-ну…, да она его и фамилию сразу же позабыла – на столько это был «проходной вариант», Борису с мамой, кошкой и канарейкой было в срочном порядке указано на дверь. Ибо господин тот был осветителем на студии киноактера. Величина, казалось бы, совсем малозначительная, но позволило это знакомство нашей героине попасть одним коготком на вожделенную киностудию. А уж, как говорится, коль увяз коготок….

 

И понеслось….

На некоторое время Лиля пропала из поля зрения знавших ее людей. Поговаривали, будто она даже снялась в нескольких кинокартинах. Правда, их, картин этих, сами говорившие не видели, но… Да и обсуждалось это лишь на первых порах – со временем о рыжей бестии двор благополучно забыл.

 

День был майский, солнечный. По дорожке вдоль забора, некогда отделяющего наш «ведомственный» дом, а ныне просто служащего воспоминаем о былых временах , медленно шла пожилая женщина. Она шла и вглядывалась в окна дома, в сидящих на лавочке вечных старушек, в играющих в песочнице детей. Искала ли она кого-нибудь или что-либо вспоминала?

Женщина была уже не так молода и не так хороша. Некогда ярко-рыжие пышные волосы заметно поредели и подернулись сединой. Изумрудные глаза превратились в блекло-серые. Да и зубы её вряд ли бы сейчас стали предметом рекламы… Но не узнать женщину было невозможно. Лиля… красавица Лилия, что сводила с ума и разбивала судьбы. Эх, если бы кто-нибудь сейчас смог прочесть мысли этой женщины, с тоской глядящей на дом. А думала она о том, что здесь, в этом дворе, когда-то была счастлива с Игорем…или с Борисом… или с…(всё время она забывала его имя)….о том, что не смогла вовремя оценить и всю последующую жизнь жалела об этом. А еще о том, что сначала не хотела, а потом и не смогла иметь детей.. О том, что жизнь пропорхала и мимо.. Но главное, о том, что вчера вечером на киностудии был банкет и знакомые «девочки» со столовой позвонили, чтобы она пришла и забрала остатки, а значит, у нее будет еда на несколько дней.

Женщина шла вдоль забора, состарившегося и облупившегося, как и её жизнь… Её звали Лилия. Лилия Черкашина...