Глава №1.

 

В небольшую круглую комнату, вошли четверо людей, облаченных в черные сутаны. Тихо потрескивали свечи, расположенные по кругу, для освещения комнаты. В центре помещалось возвышение, по обе стороны от которого стояли еще две свечи. Слева черная, справа белая. Они отбрасывали красноватые блики на небольшой бронзовый гонг, стоявший чуть в стороне.

 

У каждого из вошедших было в руках по предмету. Первый нёс перед собой большой серебряный кубок, наполненный темной жидкостью, далее шел высокий человек, держа стопку желтых пергаментов, третий нес недлинный чуть изогнутый меч, четвертый – предмет, напоминающий грубую копию фаллоса. Двое первых направились к возвышенности в центре. Другие двое, положив принесенные предметы, сели к ней лицом. Человек, несший кубок, поставил его на пол и скинул сутану. Им оказалась женщина. На вид ей было не больше двадцати пяти. Крепкое молодое тело. Русые волнистые волосы были распущенны и падали на изящные плечи. Темные глаза, чувственные губы, тонкий нос. Лицо её, казавшееся смуглым от тусклого света свечей, было крайне сосредоточено и напряжено. Из одежды на ней остался только лишь сделанный из серебра медальон, перевернутая пентаграмма с заключенной в неё козлиной головой, который висел у неё на груди. Она села на постамент, затянутый черной парчой, а потом, чуть помедлив, легла на спину. Все это время второй из вошедших стоял неподвижно, держа в руках пергаменты. Как только женщина замерла перед ним, он подошел чуть ближе и положил слева и справа от обнажённого тела по несколько старых жёлтых листов. Сутана скрывала лицо стоявшего перед алтарём человека, но можно было безошибочно сказать, что это мужчина по широким плечам и большому росту. Однако двигался он мягко, словно перетекая из одного положения в другое. Лицо его было в тени, однако капюшон не скрывал крупного подбородка с ямочкой, выдававшегося из тени. Несколько минут ничего не происходило, и слышно было лишь дыхание женщины, да ели слышное шипение горящих фитилей. Помедлив еще некоторое время, мужчина в центре наконец протянул руку вверх и взялся за толстую верёвку, свисающую с потолка. Там, в верху, куда не достигал свет свечей, был подвешен массивный колокол, от его языка тянулась вниз веревка. Мужчина с силой дернул веревку колокола вперед. Громкий, пронзительный звук прозвучал в тишине особенно резко. Он разорвал и скомкал тишину, наполнив её оглушающим громом, переходящим в низкий гул. После того как наступила тишина, мужчина, не отпуская веревки, медленно повернулся на девяносто градусов и снова ударил в колокол. После того как звуки стихли, он повернулся ещё на девяносто градусов и вновь огласил комнату раскатистым ударом. Сделав так четвёртый раз, он оказался в том же положении, что и перед началом: лицом к распростёртому перед ним женскому телу. Только после этого мужчина отпустил верёвку. Еще несколько минут тишины. Две фигуры черными изваяниями застыли в неверном света свечей. С начала этого действа они не шелохнулись. Словно это были и не люди. Ярким контрастом с их черными одеяниями была белизна женского тела. Она лежала неподвижно с закрытыми глазами, то же не двигаясь, лишь чуть подрагивали кончики её ресниц.

 

Мужчина поднял с пола меч. И ели касаясь им, провел самым кончиком лезвия от начала живота женщины до медальона. Женщина вздрогнула от прикосновения холодного лезвия к её телу, однако продолжала лежать по-прежнему неподвижно. Мужчина протянул руку и взял верхний пергамент. Одной рукой он держал желтый лист над женщиной, другой же держал меч на медальоне. Чуть помедлив, он поднял голову, словно обращаясь к кому-то, кто стоял выше его, и начал говорить глухим, но твердым голосом:

-Исполненный выстраданным гневом и яростью угнетенных, я изливаю глас мой,

окутанный грохотом грома, дабы вы услышали его! О, великие обитатели ночи,

затаившиеся во тьме, о, хранители пути, о, слуги мощного Тота! Появитесь же!

Явите нам свою благотворную силу во благо того, кто верует и охвачен мукою.

Оградите его бастионом вашей защиты, ибо не заслужил он мук сиих, и не желает

их. Пусть тот, кто затаил на него злобу, лишится силы своей и состояния своего.

Огнем и водою, землею и воздухом поддерживайте его, дабы вновь обрел он то, чего

лишился. Закалите огнем до мозга костей товарища нашего и друга по

Левостороннему Пути. Силами Сатаны да вольются в жизнь его вновь удовольствия

земные. Устраните же, что препятствует течению его жизненных сил, дабы мог

вкусить он нектары сладострастия в грядущих вожделениях своих. Лишите дара речи

противника его, имеющего форму или не имеющего таковой, и пусть товарищ наш

выйдет радостным и сильным из постигшего его несчастья. Не допустите чтобы

неудачи сокращали путь его, ибо он - один из нас и посему следует его лелеять.

Восстановите его в силе, в удовольствии, в бесконечной власти над постигшими его

несчастиями.

Создайте вокруг и внутри него величественное сияние, что возвестит о появлении

его из зыбкого болота, поглотившего его. Сие повелеваем мы именем Сатаны, что

щедр на милости и чья поддержка решит исход! И жить тому, чье имя звучит Агриф, сосуду, чья плоть подобна земле, жизни вечной, бесконечному миру, доколе правит им Сатана- властелин его! Шемхамфораш! Да здравствует Сатана!

Сначала голос его звучал негромко, но чем дольше он говорил, тем громче, тем торжественнее они звучала. Словно слова его наполнялись силой, мощью, исступленностью, в них был огонь способный зажечь человека изнутри, испепелить его душу. Когда он говорил последнюю фразу, голос его звенел под темными сводами залы ликованием и священным трепетом. Резким движением он отнял меч от груди женщины и проткнул желтый лист пергамента, после этого он поднёс его к огню белой свечи. Огонь перекинулся на исписанные ветхие страницы и принялся с жадностью пожирать строчку за строчкой. Бумага корчилась, словно в агонии, отдаваясь на съеденье безжалостному огню. Вот остался один лишь уголок, и мужчина бросил его себе под ноги. После этого он поднял небольшую колотушку и повторил свою последние слова.: Шемхамфораш! Да здравствует Сатана! Со стороны двух тёмных сидящих фигур послышалось два голоса, которые вторили : Шемхамфораш! Да здравствует Сатана! Мужчина ударил в гонг. Послышался низкий гул. Казалось, сам воздух вибрирует от этих звуков. Дым от свечей, клубясь, уходил вверх, во тьму, и там, причудливо извиваясь, казался каким-то призрачным мистическим существом. Мужчина поднял меч и указал им на запад. Голос его звенел от силы и трепета, переполнявших его.

-Да здравствует Левиафан! Повелитель морских глубин. Властелин моря и Запада.

Мужчина снова ударил в гонг.

-Да здравствует Левиафан!- молвили сидевшие.

Фигура в центре повернулась направо. Рука с мечом указывала на север.

-Да здравствует Белиал! Основа земли, сын независимости, Властелин Севера.

Удар в гонг.

-Да здравствует Белиал!- Вторили голоса.

Фигура снова повернулась. Теперь к востоку.

-Да здравствует Люцифер! Носитель света и просвещения, Властелин воздуха и Востока.

Гулкий раскат гонга.

-Да здравствует Люцифер!

Конец меча устремился к югу.

-Да здравствует Сатана! – Противник устоев, Властелин огня и Юга.

Гул гонга эхом затих где-то выше.

-Да здравствует Сатана!- ответили ему голоса.

Мужчина снова повернулся к лежащему на алтаре обнажённому телу. Грудь молодой женщины высоко вздымалась. Крылья носа трепетали от возбуждения, которое передалось ей от мужчины. Он отложил колотушку в сторону, а меч положил на тело девушки, так чтобы кончик острия его располагался между грудями женщины. Дальше он поднял серебряный кубок и сделал несколько крупных глотков. То, что осталось, он вылил на меч. Янтарные капли скатывались с блестящего лезвия на белоснежную кожу девушки.

Встал один из сидящих. Молча подошёл к алтарю и взял в руки ритуальный фаллос, сделанный из какой-то темной древесины. Дальше он прошел по периметру комнаты и, проходя мимо западной, северной, южной и восточной стен, останавливался у каждой и, повернувшись спиной к алтарю, делал движения, схожие с движениями священника, помахивающего кадилом. После совершения этого «обхода», он снова сел на своё место и замер как прежде.

Все это время мужчина у алтаря не двигался. Ещё минута тишины. Он медленно склонил голову, держа руки чуть впереди себя. На этот раз голос его был тих и разборчив, иногда переходил на шепот, а иногда, наоборот, на высокие тона.

-Ol sonuf vaoresaji, gohu IAD Balata, elanusaha caelazod: sobrazod-ol Roray i ta

azodapesad, Giraa ta maelpereji, das hoel-qo qaa notahoa zodimezod, od comemahe

ta nobeloha zodien; soba tahil ginonupe pereje aladi, das vaurebes obolehe

giresam. Casarem ohorela caba Pire: das zodonurenusagi cab: erem ladanahe.

Pilahe farezodem zodenurezoda adama gono ladapiel das home-tone: soba ipame lu

ipamus: das sobolo vepe zodomeda poamal, od bogira aai ta piape Piamoei od

Vaoah! Zodacare, eca, od zodameranu! odo cicale Qaa; zodoreje, lape zodiredo

Noco Mada, hoathahe Saitan!

На последнем слове он развёл руки и поднял голову вверх.

Вспышка! В глазах его на миг померкло.

 

Глава №2.

 

Сознание, наконец, прояснилось. «Нет, живой» - мелькнуло у меня в голове. Я осторожно открыл один глаз. Передо мной стояла массивная деревянная дверь с тяжёлым металлическим кольцом, которое держало в зубах какое-то мифическое животное. Оно выполняло роль своеобразного барельефа на двери и одновременно ручки. Я огляделся вокруг. Влево, вправо и вверх уходила мощная каменная стена, тонувшая в сгущающейся тьме. Уже метрах в пяти от двери оставался лишь неясный силуэт стены, а в десяти метрах исчезал и он. Позади меня так же была темнота, и увидеть что-либо дальше было невозможно. Я стоял, пытаясь понять, что к чему. Сознание ни как не могло связать это странное место и те, события, что происходили каких-то пару минут назад.

 

«Черт возьми, где я? Вообще, что произошло? И…откуда идёт свет?»-Я еще раз без особой надежды осмотрел унылый серый камень стен, пытаясь найти какой-нибудь фонарь, лампу или на худой конец факел, однако ещё раз убедился в том, что ничего такого не было. Дверь словно светилась изнутри.

«Куда же то я попал?»- прошептал я себе под нос. Некоторое время я стоял перед дверью, решая, что же делать. Других вариантов не было. Оставалось только войти в эту дверь.

Я потянул за кольцо.

 

Заглянув внутрь, я удивился, увидев просторный кабинет, освещенный горящим камином. Перед ним стояли два больших кресла, спиной к двери, а значит и ко мне. Вся мебель в комнате была выполнена в чуть тяжеловатом, но всё же изысканном стиле. Массивные шкафы из красного дерева были наполнены рядами книг. Даже не будучи знатоком, можно было сказать, что это не просто дешевая макулатура, а действительно дорогие, старые издания. И нашлась бы люди, которые отдали бы целые состояния за такую коллекцию. Книжный шкаф шел вдоль всей стены, напротив же стоял стол, настолько широкий, что казалось, при желании можно было бы поиграть на нем в футбол. Чуть левее стояла бронзовая статуя льва, с угрожающе разинутой пастью.

-И долго ты будешь стоять в дверях?- послышался приятный, низкий баритон со стороны одного из кресел. Похоже, в нем кто-то сидел.

 

Я ступил внутрь и прикрыл за собой дверь, но всё же медлил подходить ближе к креслу.

-Порой я не понимаю людей. Есть одна старая японская легенда. Один человек очень почитал драконов. Весь его дом был уставлен фигурками драконов, а на стенах висели их изображения. Он так истово поклонялся драконам, что даже вызвал интерес драконьего бога. И вот драконий бог решил посмотреть на этого человека. Он подлетел к дому его. Однако когда этот человек вышел наружу и увидел драконьего бога, то так испугался, что тут же умер.

 

Я надеялся, что такие люди перевелись еще во времена первых японских императоров.- Говоривший хмыкнул: зачем же ты пришёл, если даже боишься подойти сесть со мной рядом.

Я все еще не понимал, где я, кто обладатель этого бархатного баритона, и вообще, что происходит, однако меня разозлил этот шутливо снисходительный тон. Это придало мне смелости, и я подошел к камину. Глубоко в кресле сидел мужчина среднего роста, худощавый, но жилистый. Лицо его было то же немного вытянуто, угловато, с острыми выдающимися скулами, однако не так как бывает у людей, перенесших долгую изнурительную болезнь или после долгой голодовки. Оно было худое от природы. Короткие черные волосы, черные же густые брови, едва заметно сросшиеся на переносице. Под ними - близкопосаженные тёмные глаза. Точнее сказать было сложно, так как камин давал недостаточно света, чтобы можно было как следует их рассмотреть.

 

Колючий проницательный взгляд, от которого не укрывалось ни одно движение собеседника. Прямой нос, тонкие губы в чуть заметной лукавой улыбкой. Лицо этого мужчины нельзя было назвать красивым, зато выдавало аристократическое происхождение своего владельца, недюженный ум и скрытный, хитрый характер. От него веяло какой-то выдержанной древностью, как от многолетнего вина с чуть запылённой от долгого хранения этикеткой, которая, однако, свидетельствовала об изысканности содержимого.

-Располагайся. – Он легким кивком указал на второе кресло,- выпьешь чего-нибудь? Коньяк, виски, бренди или может, ты предпочитаешь водку?

 

Я молчал. Мне казалось все это очень странным. Очень странным. Я не мог объяснить, как я сюда попал. Что это за странное место, кто этот еще более странный незнакомец, сидящий передо мной, и проводящий экскурс по своим алкогольным запасам.

-Хорошо, выберу на свой вкус, только тогда уж не обессудь.- Он привстал с кресла, и, поправив красный шелковый халат, в который был одет, легкими уверенными шагами направился к столику в углу комнаты, на котором стояли бутылки. Он несколько секунд выбирал, зависнув над столиком, как орел, высматривающий добычу. Наконец, решившись, он достал одну из бутылок, с мягким хлопком вынул тугую пробку и наполнил на два пальца коньячные бокалы темной жидкостью.

-Коньяк. Надеюсь, ты не имеешь ничего против. Выбрал самый лучший.- С улыбкой произнёс он, вернувшись с бокалами в руках, и передав один мне. Минуту мы вдыхали аромат коньяка, который мог бы украсит королевский стол. Я сделал маленький глоток. Вкус оказался еще более привлекательным, чем аромат. Я всегда уважал людей, которые разбираются в коньяках и умеют их выбирать

- Божественный вкус. Неправда ли?- сказал он после непродолжительного молчания,- нет. Скорее, дьявольски хорош.- Его улыбка стала еще шире.

-Да.- Я кивнул.- Что это за место и кто вы такой?

Что это за место, в принципе, не имеет значения. Считай, ты у меня в гостях. Кто я? А ты не догадываешься? А вы к кому, собственно, взывали в ваших напыщенных речах?

hoathahe Saitan! od zodameranu!(покажись мне) и прочий вздор. Вот он я. Как есть. Ты не против, если я закурю?

Он не дождался ответа, взял со стола тонкую сигару и спички. Все время пока он закуривал и клал обратно спички, его взгляд неотрывно следил за мной… Смысл сказанного дошёл до меня не сразу. Я непонимающе смотрел на него, вспоминая перевод первого ехинисианского ключа. Наконец смысл его слов, достиг моего сознания. Наверное, выражение моего лица было такое, как у эскимоса увидевшего небоскрёб, и мой собеседник не выдержал. Выражение серьезности на его лице сменилось гримасой с трудом сдерживаемого смеха, а затем он все-таки рассмеялся.

 

-Обожаю такие моменты.- сказал он, чуть успокоившись.- Что не ожидал? И даже на ногах у меня не копыта, а всего лишь тапочки.

Мысли смешались у меня в голове, мой мозг никак не хотел принять факт, что передо мной сам дьявол. Я осушил одним махом все содержимое бокала, даже не заметив вкуса, однако почувствовал, как горячая волна прокатилась у меня по пищеводу и успокоилась приятным теплом где-то в животе. Алкоголь немного привёл мои мысли в порядок. Мы долго сидели и смотрели на огонь, я приходил в себя, а сатана…хм, кто знает, о чем думает сатана? Первым нарушил молчание я.

-Хорошо. Но почему вы…

-Мы с тобой и не пили на брудершафт, однако давай всё-таки перейдём на ты.- Перебил он :Я, как ты уже заметил, перешёл.- сказал он, улыбнувшись: Однако прости мою неучтивость. Зови меня Марк. Это имя из всех придуманных людьми мне нравится наиболее.

 

- Ладно. Почему ты, сатана, снизошел именно до меня? От чего ты сейчас сидишь и разговариваешь тут со мной? Ведь я вряд ли чем-то так сильно отличаюсь от остальных шести миллиардов людей. Или с тобой можно встретиться только посредством ритуала, в котором я участвовал?

-Начну с конца. Ваш обряд, ритуал, черная месса, называйте, как хотите – чушь собачья. От него никакого проку. Меня всегда смешило, как люди пытались «связаться» с богом.

Придумывали сложные обряды. Но, те кто хотел «связаться» с дьяволом...Тут, наверно, больше всего, на сколько фантазии хватит, а её хватает, особенно у разного рода душевнобольных. Поверь, я повидал столько идиотских «действий», направленных на то, чтобы «установить со мной связь»... Теперь второе. – он прервался на минуту, для того, чтоб подбросить несколько поленьев в камин. Устроившись снова в кресле, он продолжил: Видишь ли, это сложно объяснить. Ты еще больше удивишься, если я скажу, что наблюдал за тобой.- он выждал минуту: однако я так же могу сказать, что я наблюдал за каждым человеком, за каждой собакой или за каждым попугаем. Все люди воспринимают дьявола или бога сущностями вне материи, над вещественным миром. Странная особенность человеческого существа, те вещи, которые они не понимают или понимают не до конца, ставить над привычной им реальностью. Можно подумать, что они познали в совершенстве физический мир, так что все не понятное им в силу невежества их они относят уже к «духовной», мистической сфере. Ладно, речь не о том. Так вот, сразу отвечу на вопрос, который ты еще не задал, но обязательно задашь. Да, бог есть. Есть и дьявол, как ты уже смог убедиться.- уголки его тонких губ снова дернулись к верху: больше того. Они существуют физически, только несколько иначе, чем ты или прочие «твари божьи».

Последнюю фразу он произнес с оттенком сарказма.

 

-Так вот. Ты представляешь собой организм относительно самодостаточный. Да, тебе нужна вода, еда, воздух, однако ты всегда можешь сказать. «Вот я, а вот остальной мир». Что я, что бог, не существуем в каком-то одном теле. Мы как бы существуем в каждой частице материи. Мы тоже смертны. Наш последний миг, миг, когда исчезнет последняя частица материи. Настанет такой миг или нет, не знает никто. Да же мы. Да и вообще я говорю «мы» для того, чтобы тебе было понятнее. На самом деле мы суть одного и того же. Как два независимых сознания в одном теле. Только у людей это называется раздвоением личности, паранойей или психозом. Так что не стоит удивляться, что я наблюдал за тобой. Ты часть меня, я часть тебя. Я ответил на твой вопрос?

-Да - ответил я, чуть поразмыслив.-Хм, постой, но если вы просто часть мира, то кто же тогда создал Вселенную? Вас же, получается, "создали" вместе с ней. Выходит, термин «Создатель» не имеет смысла?

-Признайся, ты никогда не верил в то, что Вселенную создал Бог? Вселенная – это огромная, сложнейшая система. Если б она не находилась в состояние равновесия, а динамическое расширение, есть так же равновесие, то она бы давно рухнула. То, что вы называете Богом или Дьяволом, несет роль уравновешивающего фактора. Как механизм саморегуляции системы. Надеюсь, я ясно выражаюсь. Так вот к «акту творения» не имеет отношение ни Бог, ни Дьявол. Каким образом возникла Вселенная не дано знать и мне. Увы. Я просто стал существовать, тогда, когда стал существовать этот мир, тоже и Бог.

 

- Выходит, все представления о Боге и Дьяволе были ложными? Сколько же людей живут верой в то, что на самом деле имеет совершенно иную природу. Сколько людей погибло за ложные идеалы. Но почему ты рассказал это мне? Почему не тем, кто умирал за свои представления о Боге? Не тем, кто в него верит?

Он встал с кресла и подошел к столику, чтобы плеснуть в стакан еще коньяка. После этого он неглядя на меня произнес:

-Как ты смотришь на то, чтобы нам немного прогуляться. Я думаю, это не повредит.

 

Глава №3

 

Мой разум померк на миг, как и перед моим появлением в этом «дьявольском» жилище.

Это словно миг небытия. Небытия разума. Но вот я снова чувствую свое тело и то, как мягкий ветер обдувает лицо. Неяркий свет просачивается через закрытые веки.

-Ну что? Долго ты будешь стоять посередине дороги?

Услышал знакомый голос. Я осторожно открыл глаза. Какой-то парк или сквер. Неширокая дорога петляет среди небольших рощиц и перелесков. Немногочисленные люди прогуливаются по дороге или сидят на деревянных скамейках, расставленных тут и там. Я же действительно стоял прямо посередине дороги. Напротив стоял дьявол, Марк, как он велел себя называть, одетый в светло-бежевое осеннее пальто.

Мы, не спеша, пошли по дороге. Упавшие листья с тихим шорохом уступали нам путь. Было достаточно тепло. Наверное, конец сентября или начало октября. Начиналась «золотая осень». Листва опала только с берёз, но их голые стволы терялись в буйстве желтого и красного цветов, которыми были ярко раскрашены остальные деревья. Картина красивая и покойная. Вечер был безветренный. И эта желто-красноватая масса стояла недвижимой стеной слева и справа от дороги, по которой мы шли.

-Вот ты говоришь: почему я говорю это не всем? Религия, как и вера – есть неотъемлемая часть истории человечества…и настоящего человечества…и будущего человечества. – Он шел заложив руки за спиной. Шел не спеша, но очень уверено, властно, как сытый лев. – В мире слишком много людей, верующих в Бога, созданного церковью. Что если разрушить эту иллюзию. Представь, что тогда случится. Видишь вон ту женщину.- Он указал подбородком на уже пожилую женщину, сидевшую на одной из скамеек. Рядом с ней лежал клубок с нитками и недовязанный шарф. Видимо, ей надоело вязать, и она, отложив в сторону клубок, задумчиво сидела и смотрела на деревья, а может просто наблюдала за тем, как редкие листья срываются и по причудливой траектории падают на землю.

-Пять лет назад - произнес он наконец, когда мы миновали скамейку с сидевшей на ней женщиной - она потерла в автокатастрофе мужа и взрослую дочь. Она осталась одна. С мужем они жили более 20 лет и до последнего дня любили друг друга. Последняя мысль его, перед тем, как потерять сознание в машине скорой помощи, была о ней. Дочь всегда заботилась о ней и о своем отце. И в тот промозглый вечер она уехала с работы, чтобы отвести отца по его делам. Кто ж знал, что водитель грузовика в тот же день застал свою жену в кровати с любовником. Что он тоже любил свою жену, и это было для него сильным ударом. Он сильно избил этого молодого ловеласа, даже, может, сломал ему пару рёбер. Жене же не сказал ни слова. Развернулся и ушел. Сел в грузовик и поехал. Перед глазами его в тот миг, когда он проезжал мимо дорожного знака, предупреждающего о ремонте дороги, стояла картина двух обнажённых тел, извивающихся в постели, которую он делил со своей женой уже несколько лет. В ушах его стояли стоны жены, которые еще больше сверлили его сердце. Наверное, из-за этого он слишком поздно услышал предупредительный сигнал, за миг до того как превратить весь перед небольшой легковой машины всмятку. Молодая женщина погибла мгновенно, её отец прожил еще полчаса. Водитель грузовика остался жив, но получил 7 лет тюрьмы за халатность, приведшую к смерти двух людей. Через полгода любовник его жены, бросил её, найдя женщину помоложе.

После смерти дочери и мужа эта женщина находилась в тяжелейшей депрессии, которая привела в итоге к попытке покончить жизнь самоубийством. Её остановила случайно зашедшая соседка. Однако выйти из этой депрессии ей помогла вера в Бога. Она нашла в ней утешение. То, в чем она в то время так остро нуждалась. Она верит, что разговаривает перед сном со своими родными, которые попали в рай. Как думаешь, что случится, если она узнает, что никакого рая нет? И муж с дочерью её уже давно не слышат. Пусть она живет и надеется, что когда-нибудь встретится с ними, там, на небе, в котором на самом деле нет ничего кроме разряженного воздуха, а еще выше начинается не царство божье, а только бесчисленные километры пустого безжизненного космоса.

Нет, вера нужна людям. Но далеко не все готовы принять реальность.

 

- Я согласен. Согласен с тем, что вера объединяла людей в трудные исторические моменты и помогала одолеть врага или ещё какую напасть. Но почему тогда церковь считала тебя всегда врагом веры, врагом религии.

 

-Церковь. – Он брезгливо поморщился. -церковь считала. Религия и церковь - принципиально разные вещи. И не стоит их отождествлять. Совсем не давно, в ходе этой идиотской мессы, ты назвал меня Люцифером. Носителем света и просвещения. Так вот я, как носитель света и просвещения - он едва заметно улыбнулся, самым краешком рта – авторитетно заявляю. Церковь – враг человечества, враг прогресса. Три принципа церкви. Консерватизм, консерватизм и консерватизм. Церковь это институт власти. Раньше это была еще и силовая структура. Постоянное заглушение истины, притеснение науки. Наверно ты слышал об ордене Иллюминатов. Орден просвещенных людей, ученых во главе с Галилео Галилеем. Их заставили скрываться, как воров. Их травили. Убивали членов братства в назидание другим, дабы ни кто более не вступил в этот орден, в ряды просвещенных. Но где теперь эти невежды и варвары. А имена Бруно и Коперника, что принесли себя в жертву науке, остались в веках. Нет, Церковь вредна, более того опасна. Вспомни все крестовые походы, предпринятые церковью. Грабеж был их целью, захват земель и так далее. Индульгенция – позор церкви. Когда за пару монет можно было купить прощение. Как мелочно и корыстно. А все те святоши, что погрязли в интригах, чревоугодии и блуде. Чьё честолюбие сравнимо только высотой с собора святого Петра в Ватикане. Святостью там и не пахнет. Тех же, кто пытался им возразить, ждал костер инквизиции. Даже такой мощный рыцарский орден как Тамплиеры был уничтожен, так как посмел иметь собственное мнение. Гегемония догмата. Страшное время. Но вот настал век просвещения, и то, что земля крутится вокруг солнца, а не наоборот, невозможно стало больше скрывать. Церковь теряет свое былое могущество, и сейчас церковной анафемой уже никого не испугать, а Папа стал всего лишь символом церкви, живым памятником угасающей, когда-то мощной структуры.

 

А я, хм… Церкви нужен был кто-то, кем она могла запугать набожных прихожан. Посему образ рогатого полукозла - получеловека воспевался церковью не меньше чем образ господа Бога. И еще одна деталь. Люди никогда не могли признать, что все зло исходит из них самих. Если он совершил «праведный» поступок, то он молодец. А если убил, украл, предал, то виноват уже не он, а его, видите ли, лукавый попутал. Мол он тут и не причем вовсе. Все свалит на кого-нибудь и все. Совесть чиста. Ну так вот и нашли козла отпущения. Так уж устроен человек.

 

Говорил он горячо, местами с едва заметной брезгливостью, иногда был проникнут искренней печалью и сожалением, на лице отражались все те эмоции, которые владели им во время его рассказа. Однако, на сколько бы он жарко ни говорил, сколько б эмоций ни вкладывал, глаза его были холодны, они украдкой следили за мной, словно два маленьких хищника сидящих в засаде и ждущих беспечного путника.

-Марк, вот ты говоришь, церковь враг человечества. Ну а что её заменит? Всё-таки, она имела важное значение в истории человечества. Разве нет? Я согласен, это институт реальной власти. Но ведь она могла же реально объединить людей. Да вера, да религия. Но что б собрались 100 тысяч человек на поле и двинулись на врага. На одной вере это сложно создать. Церковь могла собрать этих людей, не просто объединить по духу, но и по оружию, если хочешь. Это нечто приземленное, и к таким тонким вещам, как настоящая вера, зачастую не имеет прямого отношения. Но и цели у неё были земные, четкие и конкретные.

 

-Ты прав во всём, кроме одного. Сейчас уже нет необходимости собирать эти 100 тысяч человек. Время таких битв прошло. Взгляни на сегодняшний мир. Я не беру исламский мир. Сейчас там творится такое, что сам черт ногу сломит.- Он одарил еще одной улыбкой. Надо признать, он был очень эмоционален. Лицо его было очень живо, подвижно. Слева и справа от тонкого рта пролегли небольшие полукруглые морщинки, такие, какие появляются, если человек часто улыбается. Наверное по той же причине расходились несколько тонких линий от его глаз. Но несмотря на то, что на вид ему было лет 50-55, исключая немногочисленные мимические морщины, лицо его было гладко, молодо. Через высокий лоб не пролегала ни одна складка, узкие щеки так же девственно чисты. Он был похож на человека, который тщательно следит за своим внешним видом, фигурой, одеждой. Впрочем, так ли это было на самом деле, я не знал. Наверное, Дьявол не меняется, пройди еще хоть миллион лет, а, может, он просто принял такое обличие для меня. А черт его знает, этого старого черта.- Взгляни на тот мир, в котором ты живешь. Оглянись. Война продолжается, только она ушла с Куликовского или Бородинского полей. Сейчас война ведется в информационном поле, но сражения там не менее яростны.

К этому времени, медленно шагая по дороге, мы, наконец, дошли до выхода из парка. Недалеко от ворот стояли несколько палаток и небольшое кафе. Было тепло, поэтому хозяин не убрал еще пластиковые столики с улицы. Мы направились к одному из них. Посетителей было не очень много. Всего три столика заняты. Немолодой мужчина потягивал что-то из бумажного стакана. Парень с девушкой сидели напротив друг друга, почти соприкасаясь головами. И молодой мужчина лет двадцати пяти с сыном. Мы же сели за крайний столик. Я заказал экспрессо, а он глинтвейн без корицы. Несколько минут мы молча потягивали каждый свой напиток.

 

-Вот послушай. Видишь того папашу, что сидит позади меня? Этот человек боится. Иногда он лежит, поджав под себя ноги, и долго смотрит в темноту. Ему страшно. Его страшит завтрашний день. Он был единственным ребёнком в семье. Мать всегда уделяла ему много времени, волновалась, если он был не дома, оберегала и опекала, когда он там был. Она внушила ему, что на улицах опасно, что незнакомец заведомо несёт опасность и надо быть очень осторожным. Взгляни на него. Он даже женился не по любви, а лишь только из-за страха остаться одному. Он пошёл в институт, так как боялся нищеты, остаться без денег, без работы. Этот человек боится самой жизни и живёт только потому, что ещё больше боится смерти. Ну а что делается вокруг?! Ты включил телевизор и что ты видишь в вечерних новостях? Убили, взорвали, ограбили. Мусолят каждую подробность, каждую кровавую деталь. И что приходит в голову после просмотра таких жизнеутверждающих новостей? «Господи, что ж творится?! Этот мир катится ко всем чертям». А ты задумывался, почему показывают именно это? Почему не светлые стороны жизни? Культурные события, например. Разве позитивные вещи случаются так редко? Нет, дело не в этом. Страх. Людей пытаются запугать. А почему? Потому что страх превращает людей в безропотное и послушное стадо. Вспомни 37-ой год. А после войны? Это был народ – победитель, страна - освободитель. Был духовный подъем, люди поверили в свои силы. И что случилось дальше? Вторая волна репрессий, достигшая апогея в 48-49-ых годах. А массовые доносы? Люди писали на соседей, только, что б соседи не написали на них. Страх навис над людьми, заставляя тех говорить только шёпотом, а лучше вообще молчать, быть в тени, не привлекать внимания. Это было полвека тому назад. Времена изменились. Для того, что бы запугать людей нет необходимости расстреливать их сотнями или отправлять эшелонами в лагеря. Двадцать первый век называют веком информации. И в то же время это век информационной блокады. Люди думают, что выбирают информацию. Черта-с два! Люди съедают только то, что ему подсовывают. Человек выбирает, только по какому каналу посмотреть про очередной теракт. Кстати оружием 21-ого века называется террор. А террор – это оружие именно страха. Если при стихийном бедствии погибнут сто человек, то в масштабах народа это мало существенно. Но если в десяти терактах погибнут те же сто человек, да ещё перед каждым террористы будут обращаться к миру с угрозами в адрес будущих жертв…Вот это всколыхнет общественность, заставит людей боятся этой угрозы и в тайне радоваться, что на этот раз не повезло не им, а каким-то другим людям. Современный человек заключен в клетку страха и социальных условностей, усугубленных комплексами и предрассудками, глубинной причиной которых является стадность человека.

 

-Хм, сатана, я понял, почему тебя называют духом отрицания и протеста. Это лишь причитания и жалобы. Ну да, во многом ты прав. Но пока я слышу только перечисления негативных сторон человеческой действительности. Ну а как? Как? Как надо жить? Люди очень любят обличать, винить и жаловаться, ну а кто из них вместо этой пафосной демагогии четко и ясно говорил как надо. Вместо жалоб на действительность, кто сказал, как её надо изменить? Сатана это ведь от арабского «шайтан», противник, отрицатель. Хреновая у тебя репутация. Не так ли?

-Я уже говорил, кто создавал мне такую репутацию, и кто дал мне такое имя. Не буду повторяться. Хотя в чем-то они были правы. Да возьми хотя бы себя. Разве в тебе нет протеста действительности? Есть. И ты тоже борешься с окружающим миром. Ты пытаешься сохранить в себе личность, индивидуальность, а это тоже борьба. Значит и тебя можно назвать шайтаном. Никогда не думал об этом?

-Хм, так что на счет конструктивных предложений? Не уходи от сути.

-Ха-ха,- он весело засмеялся, запрокинув голову. – тебе будет что рассказать знакомым, ты прижал к стенке самого черта -Ха-ха – я предлагаю продолжить разговор в другом месте. Да и мой глинтвейн совсем остыл.

Я еще раз пережил это невероятное ощущения. Что же переносится в пространстве? Только мое сознание, или тело? Или и то и другое. А может это лишь кажется мне? Я снова обрел плоть, после мига небытия…А может вечности небытия? А черт его знает. Уж он-то должен знать, именно по его милости я тут телепортируюсь, как герой дешёвой фантастики. Но, так или иначе, я снова чувствую легкий запах соснового дыма и слышу низкий, еле слышный гул огня. Я снова в гостях у Дьявола.

 

Глава № 4

 

-Глинтвейн у них совсем никудышный, вот попробуй этот.

Он протянул мне бокал. Еще один он держал в другой руке.

-Так вот, ты просил конструктивных предложений. На этом мы, кажется, остановились, не так ли? Скажи, ты ведь проводил этот идиотский ритуал для того, что бы встретиться со мной. Всерьёз ли ты думал, что это удастся?

-Если честно, я не знаю. Это просто еще одна попытка найти ответы. Этот способ был не лучше, да, впрочем, и не хуже других. Не буду лукавить, говоря то, что я не верю в «магию» и прочее. Хотя и обратного сказать не могу.

-Хм, ты говоришь правду. Большинство говорят же, что это детский сад, хотя на самом деле верят в это. Искренность – редкая черта характера. Я ценю это в людях, хотя иногда она очень осложняет их существование. Ладно, речь не о том. Значит, ты пришел узнать ответы. Вынужден тебя разочаровать. Ответов я тебе не дам. Ты должен получить их сам. Я дам тебе лишь пищу для размышления. В противном случае цена этим ответам – ломаный грош. Всю жизнь ты в поиске. В поиске правильного и приемлемого для себя пути. В сущности, поиск смысла жизни и составляет сам смысл. Не для всех, но для большинства. Я не могу дать тебе ответы как, зачем и почему. Не потому что не хочу, а потому что это не в моих силах. Да и Бог вряд ли даст все ответы.

-А как же Библия? –перебил я его.

- Библию писали люди. – он скривился – неужели ты всерьёз считаешь, что это и есть «божественное откровение». Её писали люди, а праведников не существует. Поверь, я познал всю глубину человеческих душ, любой помысел известен мне, пусть самый тайный, едва промелькнувший в самом укромном уголке души. И поверь, идеализированные представления о всех твоих «святых» отличаются от действительности.

 

- Я согласен. Библию писали люди. Но разве это плохо? Да, люди, но среди них есть мудрые. Сколько ошибок совершали люди, да и сколько совершают. Сколько еще совершат. Но разве все так плохо? Разве зря столько людей пали жертвой невежества, глупости, в конце концов неопытности человеческого рода. Человечество куда-то да движется. Медленно, подминая под себя жизни, природу…Но все же я верю, что жизнь человека небессмысленна. Сколько человеческих жизней развеяны прахом в этом все еще голубом небе, над этой все еще местами зеленой планетой. Даже земля уже не хранит о них памяти, но все же каждый внес что-то. Пусть кто-то совершил много ошибок, но другой на этих ошибках научился. Жизнь не напрасна. И может лет через 50-60, а может уже завтра земля заберет меня, и я стану еще одним кирпичиком, на котором строится человечество. И надеюсь, что-то путное все-таки построят мои внуки, правнуки, праправнуки…А может завтра мясистый волосатый палец с нестрижеными ногтями вдавит красную кнопку до предела, и земля потонет в огненном вихре, а с ней и все ныне живущие… Кто-то говорит, что люди – избранники божьи, что именно они являются тварями, отличными от других. Да, наверное, это так. Люди отличны от других тварей тем, что им предоставлен выбор, а с ним и ответственность. Именно обладатель этого неблагообразного пальца решает жить человечеству, а с ним и всем остальным обитателям земли, или умереть. Обезьяне рассказали, как расщепить атом. И она поняла, как это сделать! Она оказалась не так глупа, как казалось вначале. Но вот что она сделает с этим знанием дальше? Не знаю, будет видно.

 

- Ха, я всегда говорил, что в споре рождается истина. – Он возбужденно потер рука об руку, чуть приподнявшись на локтях – я с тобой согласен не во всем, но главное ты ухватил: выбор. Да, человек им обладает, и в мелочах, и в вещах гораздо больших его самого. В этом уникальность человека. Именно выбор дает человечеству стимул к развитию. Человек, который ничего не выбирает в своей жизни, обречен на удел овцы, ведомой пастырем. За него выбирают другие, ему не нужно ничего решать. Но печально другое, таких людей большинство. Свобода выбора – слишком тяжелое бремя. Многие не хотят выбирать. Самый тяжелый выбор – нравственный. Человек боится его. Боится ответственности. Потому существует церковь, то место, где он может избавиться от этого выбора. Ответственность, способность и смелость принять её на себя – вот истинные вериги мучеников. Те же, кто стараются откупиться церкви, снимая с себя этот великий груз – и есть стадо овец, а церковь – пастырь их. Сильного духовно человека – не надо вести за руку и растолковывать «что такое хорошо, что такое плохо». Сильные люди были всегда, они вели за собой народы, меняли историю, но церковь была всегда против них, если они нарушали её монополию на управление людскими душами. О, для этого были придуманы адские муки. Ибо пока адские муки маячат где–то на горизонте, человек хоть как-то пытается жить правильно… или платить за «защиту» своей души церкви, что, поверь, гораздо более распространенный выход. Исчезни эта многообещающая перспектива, и на земле не останется даже не только ни одного праведника, но даже людей, кто хоть как-то мог претендовать на это звание. Церковь всегда напоминала людям об адских муках, ждущих грешников после смерти. Сейчас это называется рэкет. Грубо и неизящно. Но это так. Церковь обещала защиту от темных сил, будучи «земным оплотом сил светлых», однако, стращая прихожан, потенциальных и фактических, огненными озёрами и прочими адскими достопримечательностями, они не только заставляли людей идти в приходы, безропотно отдавая деньги на нужды церкви, но и проводили самую большую пиар-акцию в истории человечества. Тем самым Дьявол, или иначе - ужасная перспектива кипятиться в смоле лет эдак миллион, которую он олицетворял, никогда не исчезала из виду. Напротив, церковь активно подпитывала этот образ, ибо от него напрямую зависел церковный доход. Но сейчас популярность церкви падает. Почему? Наверно потому, что появились вещи гораздо страшнее… Что толку страшить людей князем тьмы и иже с ним, когда на глазах у всего мира детей расстреливают в спины и морская волна уносит четверть миллиона жизней. После таких событий дантовские пейзажи ада мягко сказать уже не впечатляют. Просто дьявольский трезубец уже не пугает прихожан, его пора менять на конверт со спорами сибирской язвы, да и когтисто-зубасто-рогатые демоны теперь, чтоб напугать видавшее виды человечество, должны отпустить бороды и надеть паранжы. Времена меняются. Ты сам чувствуешь это. Появились новые институты власти над сознанием людей. Настала эпоха нанотехнологий и генетики.

 

-В людских умах стал со всей остротой вопрос : «Бога нет. Значит можно все?» Нравственная революция? Вместо ветхозаветных заповедей корпоративная этика, а Дьявола сменил Бен Ладен. Церковь – атавизм. Но еще слишком многие люди пытаются жить в прошлом, боясь действительности и перемен. Сильный человек живет сегодня. Не вчерашним днем, и не будущим, а именно в этот миг, ибо прошлое и будущее – обман, иллюзия, их нет, есть лишь сейчас. Жизнь есть только в этот момент. В незримо короткий отрезок времени, вмещающий все, что есть – миг. И его нельзя тратить зря. Глуп, тот кто, откладывает дела «до будущих времен», он ничего так и не успеет сделать. Еще больше заблуждается тот, кто живет, сейчас страдая, в лишениях, которые выбрал сам, чтобы потом, в следующей жизни жить лучше. Утопия вечной жизни ещё волнует сердца. Жить надо в этой жизни – ибо она есть великая милость, а смерть – великая немилость. К чему же тогда вся эта глупая философия? Разве не дана человеку жизнь, чтобы жить? Умертвлять себя, на что-то надеясь? Как порой удивляет меня человек. Любить всех людей? Разве все люди достойны любви? Ответь сам себе, готов ли ты к этому. Но если ты попытаешься, то люди, действительно достойные твоей любви, будут ею обделены. Вселенную не согреть своим телом, не стоит и пытаться, ибо тщетность усилий очевидна, но согреть ребенка своего, прильнувшего к груди твоей, ища защиты и тепла, можно. Что ты выберешь жизнь любимого человека, или жизни двух неизвестных тебе людей? Задай себе вопрос: ни есть ли это как раз пресловутый нравственный выбор? Но «неисповедимы пути господни и воля его» - вот ответ скорбящим матерям, потерявшим чада свои. И что, ответ этот успокоит разрывающуюся от горя душу, разве оправдает он церковных палачей, проливавших кровь невинных? Увы…

Религия должна быть подвергнута сомнению! Уже многие смотрят на новый мир бесстрашно. Пусть не все. Но рано или поздно для слабых поднимутся знамена хлеба земного, и за ними пойдут миллионы и сотни миллионов, для сильных тоже поднимутся знамена хлеба земного, ибо и сильные и слабые мира сего топчут одну землю, и пойдут за ними тысячи и десятки тысяч, но другие это будут знамена, и другие хлеба вкусят сильные, и будут они вести за собой прочих, поправ знамена хлеба небесного.

 

Лицо его, сухое, ставшее суровым, освещалось только багряным светом, потухающих углей. Он застыл в кресле, только глаза не утратили подвижности. Сполохи огня отражались в них, казавшихся бездной вечности, океанах вселенского пламени. Не человеческие и не звериные.

Как два темных камня. Гипнотизирующие, завораживающие, приковывающие к себе, страшные, подавляющие. Словно он дал заглянуть внутрь, дал понять, сколь монументально велика его мощь. Только разок посмотреть, как сквозь дверную щелочку…

Мне казалось, что стены сузились и давят со всех сторон. Голос его, словно окружал меня, проникал прямо в голову. Я не мог тронуться с места. Колени мелко подрагивали, а по спине пробежали капельки холодного пота.

- Ступай. Камин уже почти погас.

Оцепенение спало, так же неожиданно, как и появилось. Передо мной снова сидел мужчина средних лет, с легкой проседью, в шелковом халате и смотрел в камин, на угли. Я развернулся и быстрым шагом пошел к двери. Выйдя наружу, я остановился. И что теперь?. Позади была дверь, а впереди непроглядный туман. Вдруг откуда-то раздался голос:

-Долго ты там.

От неожиданности я вздрогнул. Рядом с дверью стояла чернокожая девочка. Как я не заметил её, когда выходил? - подумал я. Старые потертые джинсы, мягкий свитер, чуть выпячивающийся, там, где была еще девичья, не до конца оформившаяся грудь. Приятное лицо, припухлые губы, высокий лоб. Копна чуть вьющихся, спускавшихся до плеч волос. На вид ей можно было дать лет пятнадцать, шестнадцать. Я молча, смотрел на неё, ожидая, что она скажет. Она тоже изучающее меня разглядывала несколько минут. Наконец оттолкнувшись от стены плечем, медленно подошла ко мне и стала рядом, лицом к лицу со мной. Её голова доставала мне до плеча, и, чтобы смотреть ей в глаза, мне пришлось чуть опустить голову.

-Кто ты? - спросил я.

-Ты разве еще не понял? Ладно, поймешь сам. Послушай... Все то, что он тебе сказал…видишь ли это его, хм, скажем так «работа». Ставя людей в противоречие, мы заставляем их куда-то двигаться. Совершать выбор. Пойми одно, абсолютной истины не существует. Попытки её найти обречены на провал. Каждая вещь в этом мире может быть истолкована по-разному. Даже, кажущиеся железными, факты – тоже вещи относительные. И из любой ситуации можно вынести разные выводы и уроки. Я надеюсь, что из всего сказанного им, ты сделал правильные выводы. Продолжай искать…- она приподнялась на мысочки, взяла мою голову, наклонила её и поцеловала меня в лоб, как мать, благословляющая своего сына. Последний раз пронзительно взглянула мне в глаза и исчезла в тумане, отойдя уже на каких-то десять шагов. Уже оттуда из мутной пелены, послышался голос:

- Он...он старый циник, этот твой Марк, или как он тебе назвался…Циничность – плата за вечную жизнь… -последние слова были уже еле различимы.

 

Миг небытия.Ничто.Пустота.. Донн-нн-н-н!!!

 

Эпилог.

 

Донн-нн-н-н!!! Мощный раскат колокольного звона словно прокатился по маленькому помещению, откуда-то слева, и затих справа, разогнав тишину.

Мужчина, застывший с распростертыми над головой руками, вздрогнул. Чуть дернул плечами, словно стряхивая оцепенение. Женщина поднялась со своего места и стала одевать сутану. Все предметы были собраны, и участники вышли из помещения в том же порядке, что и вошли. Теперь только треск свечей наполнял пустую комнату. Вскоре исчез и он. Все погрузилось в тишину. Ритуал закончился.

 

Постскриптум №1

 

Вечер. Молодой человек в спортивном костюме вышел из подъезда с пластиковых мешком в руках. Он направился к цементной площадке, на которой помещался давно уже не горевший фонарь. Там он вывалил содержимое мешка на землю. Внутри оказалась какая-то одежда черного цвета, что–то вроде черного балахона. Продолговатый предмет из темной древесины и пачка исписанных желтых листков. Он сложил все это в одну кучу, достал из кармана небольшой флакончик, отвинтил с него пробку и полил всю эту кучу содержимым. В воздухе резко запахло бензином. Потом из того же кармана он достал коробок спичек, достал одну. Зажег. Пламя спички осветило его лицо: короткоостриженные волосы, чуть вздернутый нос, полукруглые складочки вокруг рта, ямка на подбородке. Он несколько секунд смотрел на пламя спички.

-А ну его к дьяволу. Гори. –прошептав это, он кинул спичку.

После того как все сгорело, он растоптал оставшиеся угольки и пошел домой.

 

Постскриптум №2

 

Он заснул как убитый. Но прежде чем его глаза успели сомкнуться, в голове промелькнула мысль.

«Продолжать искать, говоришь? Ладно, попробую.»

 

28 сентября 2005