На рыбалку.

Николай Борисов.

 

Рыбалка. Кому из страждущих не знакомо то чувство, когда готовы с вечера снасти и по утру, задолго до первых петухов, осторожно и в то же время торопливо, будя по дороге деревенских собак, спешишь на заветное место, предвкушая в сладостном ознобе исполнение давнишнего желания.

В ночи, чуть ли не на ощупь, находя тропинку, наслаждаясь тишиной и сонным небом, нетронутой рассветной бледностью звездных россыпей, ожидая миг первого луча, чьё отражение передаст заалевшее облако, волнуясь и ощущая себя ребенком, вспоминая далекое детство и радуясь от привкушения встречи с ним, спешишь, спешишь неузнавая себя и от этого ещё больше трепеща.

Переполненный этими чувствами я шагал к реке. В старой дедовской шляпе и резиновых сапогах, что чуть гляделись из под длинного дождевика, со связкой удилищ, я наверное походил на заправского рыбака, если конечно это можно было разглядеть в предрассветной серости.

Деревня, давно осталась позади. Растворилась, напоминая о себе редким лаем разбуженных собак.

Небольшие буераки, размытые дождями и талыми водами, казались черными ямами и от них веяло опасностью и тревогой. Только когда тропинка выбегала на пригорок её можно было различить по святящемуся тлену. Она и впрямь змеилась, уползая серебристым телом, пряталась, что бы неожиданно появиться впереди, изогнувшись, своим неровным по краям телом.

Шагая размашисто и в нетерпении поглядывая вперед я вдруг услышал впереди какое-то ни то шуршание, ни то шлепанье. Затаив дыхание, остановился, прислушался. Так и есть, кто-то бойко топал по тропинки к реке.

Интересно, кто бы это мог быть, подумалось мне и сразу ревностно-досадное чувство обожгло своим дыханием, заторопив ноги и возбудив азарт. Вмиг забылась тишина и ночь, и как в детские годы захотелось опередить идущего рыбака.

Прибавив шагу, я постарался догнать или, по крайней мере, разглядеть идущего впереди меня.

Но тот шел ходко и только возле самой реки, довелось увидеть мелькнув-шие в лозняке концы удилищ и кепку. Он свернул в противоположную сторону.

Подойдя к темнеющим кустам я остановился, отыскивая проход. Он был найден и мне пришлось двигаться по рукотворному коридору. Опасаясь зацепиться леской о ветви, лавируя удилищами я кое-как выбрался из кустов не небольшой бережок, тщательно вырубленный и приспособленный для рыбной ловли.

Река лежала недвижимо, окутанная легкой испариной, она дремала в ожидании утра. И только внимательно присмотревшись можно было различить редкие рыбьи круги. Расходившиеся то тут то там, создаваемые мелкой рыбешкой, непоседой проснувшийся и начавшей свои игры на голодный желудок.

Река просыпалась. В рваной испарине замечался плывущий мусор, полузатопленная бутылка с едва торчащим горлышком, коряга, как чья-то косматая голова тихонько проплыла мимо и потерялась в дымке и ещё что-то непонятное обдавшее дрожью похожее на руку утопленника, манящего к себе или предостерегающего.

Бледной розовостью поплыли по небу облака, пробудив реку, стряхнув таинственность с кустов, соседнего берега. Зазвенел комар, ошалело, радостно, возвещая, что есть возможность напиться моей крови и звон этот подхватили его собратья.

Где-то бухнул хвост то ли сома, то ли щуки, сбив наваждение реки и утра, пробудив во мне инстинкт рыболова. Первый луч солнца, отразился от неба и отозвался далеким петушиным криком, мычаньем коров и щелчком пастушьего кнута. Зашевелилось окружение, сбрасывая оцепенение ночи, ожило.

Поплавок легонько лег на бок, но через мгновение встал, заставив приковать к себе взгляд, и напрячь мышцы, в ожидании первой поклевки.

Свершилось, стучало сердце, свершилось, отвечало все мое естество.…Уже ничего не виделось кроме поплавка, уже ни о чем не думалось кроме, как о поклевке…

 

* * * *