Когда семейство хвалинов решает завести нового ребенка – забот прибавляется каждому. Родители-то что, только сообщат, мол, что будет ребенок, указаний накидают и уедут куда-нибудь на отдых в горы там или еще куда. А мы тут выкручивайся, как хочешь! Нам, детям, на живой свет выходить нельзя, пока не созрели, а то рассеемся. Ну, только старшему Эду можно, но он нас в таких случаях никогда не бросает.

 

Я посмотрела вниз на залу и подумала, что коряво все-таки тут все расположено: колодец этот в углу, кровать железная, к полу привинченная - не в центре, а как-то ближе к окну, но не у окна, а так, словно эту кровать пытались вытащить, а потом почему-то передумали. На самом деле ее, конечно, никто никуда не тащил, а стоит она так, потому что место здесь правильное. Но вид все равно дикий.

Кто-то легко хлопнул меня по плечу.

- Эдда! Привет, сестрюндель!

Ветерок младше меня всего на год, зато выше на голову. Ветерком его назвали за его чудные черные вихры вразнобой, словно взбитые ветром.

- Привет, Ветерок. Надо младших по дому пособирать.

- Всех что ли?

- Хорошо бы. Да уж, хотя б кого найдешь.

- Дом большой, пока все оббежишь… К тому же, кто-то может торчать в катакомбах.

- Вряд ли, - усомнилась я. – Они знают, что ребенок должен появиться. Наверняка шатаются где-то рядом и ждут приглашения.

- Тогда я просто поору в рупор.

Мне не слишком улыбалось оглохнуть во цвете лет, и я отправила братика орать в другое место. У меня здесь забот хватало. Через минуту по коридорам разнеслось ожидаемое жизнерадостное приглашение:

- Хвалины! Всем собраться в парадной зале! Повторяю! Всем хвалинам собраться в парадной зале.

До сих пор не понимаю, почему эта зала называется парадной?

 

Пока братья и сестры сбредались, я поменяла простыни на кровати, положила рядом на стул несколько пеленок и приготовила бутылочку свежего березового сока.

 

Собрались все. Может быть потому, что дети не рождались уже пять лет, и каждому было страшновато и любопытно, как оно будет в этот раз. Отсутствие родителей только упрощало дело: никто не паниковал, не пытался суетиться раньше времени и приставал с нравоучениями. Эд, как самый старший, встал у изголовья кровати. Вид у него был невозмутимый, но я-то знала, как он волнуется. Сильнее всех нас, если подумать.

Мы с Ветерком, как следующие по старшинству, стояли с другой стороны кровати, а детвора окружила нас любопытным полукругом. Через плотно забитые ставни с улицы пытался прорваться ветер, и ставни скрипели под его напором. Я подумала, что если вдруг оборвутся телефонные провода, то родителям трудно будет дозвониться сюда, и тогда придется отправлять Эда на станцию и оставлять сообщение до востребования.

- Часы, что ли спешат? – проворчал один из близнецов. (На самом деле, это был один человек, который просто дважды родился. Этот двойной двенадцатилетний экземпляр не имел имени, хватало обращения «близнецы».)

- Уже, уже! – приглушенно пискнул семилетний Афанасий.

И он был прав: простыни зашевелились, вспучились. По ним пробежала волна, словно это были не простыни, а водная гладь. «Волна» ударилась о край кровати и побежала обратно, но на обратном пути ее ждало неожиданное препятствие: простынь облегла маленький силуэт, этот силуэт был неподвижен, и мы все замерли, почти не дышали от страха, что ребенок может родиться мертвым. Но ручки под простынею взметнулись, ножки дернулись, раздался вскрик, и все мы вздохнули с облегчением.

Эд взглянул на меня, вслед за ним и все на меня посмотрели.

- Да, - сказала я. – Все нормально.

Тогда Ветерок поднял край простыни, Эд поднял эту же простынь с другой стороны, я протянулась вперед и взяла на руки новорожденного братика.

- Ура? – неуверенно спросил кто-то из детворы.

- Ура, ура, - подтвердил Ветерок.

И тут же раздался гвалт и радостные крики, и десятки вопросов.

- Церемония, церемония! – перекричал всех Афанасий, и голоса сразу смолкли, я протянула малыша пятилетней Ниночке. Она осторожно взяла его на руки.

- Хвалины – добрые, - сказала Ниночка, сильно волнуясь. Ребенка взял следующий по старшинству Ларик.

- Хвалины – заботливые, - сказал Ларик, передавая братика Афанасию.

- Хвалины слушают ветер.

- Хвалины живут дружно, - сказала Елочка.

- Хвалины – особенные, - доложили близнецы хором.

- Хвалины держатся вместе, - протараторила Ася-Мотылек.

- Хвалины – красивые, - сообщил романтичный Венинк.

- Хвалины любят свой дом, - добавила Тоня.

- Хвалины умеют ждать, - сказал со вздохом Ветерок и протянул ребенка мне.

Малыш смотрел вокруг удивленными глазенками и не плакал. Я протянула ему бутылочку. Все хвалины очень уважают березовый сок.

- Хвалины любят солнечный свет, - сказала я, - но солнечный свет не любит хвалинов.

- Мы назовем тебя Долгожданный, - сказал старший Эд.

- О! Я буду звать его Ждусь! – тут же сократила веселая Елочка.

Тоня помогла мне запеленать новорожденного, а мальчишки принесли колыбель. Первые три дня ребенок должен пробыть в парадной зале, и только на четвертую ночь его можно относить в комнаты.

- Ты чем-то обеспокоена, Эдда? – спросил старший Эд, когда ребятня рассеялась по дому, и мы остались вдвоем.

- Волнуюсь, как там родители?

- Что с ними случиться, - успокаивающе сказал он. – Они – взрослые.

- Как ты думаешь, малыш им понравится?

Эд посмотрел на меня и покачал головой:

- Это же их ребенок. Конечно, он им понравится!

- Но они до сих пор не позвонили…

- Может, заняты. Не переживай.

Я кивнула, но мои кивания его не обманули.

- Вот что. Давай, я сейчас сгоняю на станцию и оставлю им сообщение. Хорошо?

- Не надо, Эд. Ты единственный из нас, кто может выходить за порог. Мало ли, что… И березовый сок может понадобиться.

- Вот и чудно. Заодно и сок принесу. Я скоро.

Эд потрепал меня по голове, и скрылся за таинственной дверью с надписью «выход».

 

Солнечный свет мерк, и это было видно сквозь узкие щели между ставнями. Сегодня будет беспокойная ночь. Пожалуй, можно оставить пару керосиновых ламп, чтобы не зажигать ночью электричество. И надо попросить ребят, чтобы перенесли мою лежанку…

Я не успела додумать свои мысли, как послышались голоса и сверху по лестнице стали спускаться в парадную залу братишки и сестренки, и каждый нес в руках свою лежанку.

- Что, сестрюндель, горюешь? – улыбаясь спросил Ветерок.

- Эдда, мы сегодня все тут ночуем, - заявила Елочка. – И даже не возражай. Мы уже график составили, кто когда кормить встает…

- Т-с-с, - приложил палец к губам Афанасий, - не шумите – вы его разбудите.

Ребятня сгрудилась возле кроватки, тихонько обсуждая, на кого похож малыш. И каждый находил несомненное сходство с самим собой.