Тихомир всегда много курил. Просто ходячая пепельница. У меня курить запреща-лось, поэтому он пытался накуриться впрок у моих дверей. Потом только звонил. Я знала, что он стоит там. Всегда как-то заранее угадывала.

Так и на этот раз. У меня было по крайней мере три минуты, чтобы подготовить приветственную речь, но когда звонок раздался, все слова повылетали из головы. Мы с Тихомиром были знакомы с детства – росли по соседству, однако наши отношения никак нельзя было назвать романтичными, скорее дружески-родственными, если такое возмож-но между не родственниками и не друзьями. Нас связывало одно обстоятельство… впро-чем, все по порядку.

Я открыла дверь и вместо подготовленного приветствия брякнула:

- Ты похудел, - и поспешно добавила: - Но выглядишь отлично. Правда.

- Главное, не начинай опять про то, что мне надо меньше курить.

- Не буду. К тому же, может, тебе и не грозит рак легких.

- Да? – подозрительно спросил он.

- Да, - искренне кивнула я. – Есть еще масса возможностей умереть. Скорее всего, тебя собьет машина, но я бы не исключала и самоубийство.

- Ох, опять твои шуточки! – проворчал он и прошел в комнату.

Тихомир обычно приглашал меня к себе, а я почти всегда отказывалась: его огром-ный дом насквозь пропах табаком, и это отвлекало меня и мучило. Моя квартира, с точки зрения Тихомира, была совершенно нелепа, мала, и вообще кошмарна. Впрочем, такое мнение у него было почти обо всем.

Он уже расставлял по углам обереги и какие-то диковинные амулеты. Потом при-нялся чертить рунические символы на полу.

- Ты все еще переживаешь? – улыбнулась я.

- Вот застрянет тут однажды какое-нибудь… Вспомнишь тогда мои предосторожности!

- Ты – паникер.

- А ты – дурочка, - заявил он. – Это еще хорошо, что я тебе попался, а не кто другой. Обо всем забочусь, всему потакаю…

- Да уж! От тебя потакания только и жди!

Я стала пододвигать кресло в очерченный круг, Тихомир тут же заскулил:

- Нет, только не эта развалюха! Я же рухну с него в один прекрасный момент! Это кресло просто рассыплется!

- Не сегодня, - заверила я. – Хочешь, садись на мое.

- Они одинаковы, - он смотрел с укоризной. Это был один из его любимых взглядов.

- Пиджак сними, - посоветовала я. – Как ты вообще можешь его носить в такую жару?

- Допросишься, приду голый.

- Позвони заранее, приглашу девчонок, - парировала я, усаживаясь. Тихомир не торопил-ся. Он еще раз проверил все расставленное, развешенное и начерченное, хотя на моей па-мяти никогда ничего не забывал, потом снял все-таки пиджак, бросил его в сторону (хотя это был дорогой пиджак, у Тихомира все вещи были дорогими) и только после всего этого сел. Осторожно сел. Трусишка.

Мы сидели друг на против друга, его ступни касались моих, его ладони лежали на моих ладонях.

- Время, - сказал он. Я и сама это почувствовала.

 

Случается, что существа, привыкшие скитаться по мирам и путешествовать между звезд, заглядывают и в нашу сторону. Для таких путешественников существуют ворота, через которые можно на короткое время заглянуть сюда. Но многие из них не обладают способностью видеть, слышать и чувствовать, как видим, слышим и чувствуем мы, мно-гие из них не способны даже обнаружить наш мир, находясь в непосредственной близости от него.

- Ты готова? – спросил он. Я кивнула.

А, главное, как познать все ценности нового места, чужеродной цивилизации, оста-ваясь лишь немым зрителем? Да еще за такое короткое время – путешественники всегда спешат.

- Гостю, добро пожаловать, - произнесли мы хором.

В тот же миг руки Тихомира вцепились в мои ладони, его глаза помутнели, а лицо стало недвижно и сурово.

Мы – врата. Не «вход-выход», нет, мы… лучше сказать две стороны одной медали. Два разных взгляда, противоположных взгляда, на жизнь, устои, на мир…

Тихомир – пессимист. Сейчас через него неизвестный путешественник познает наши ужасы, страдания, нашу ненависть и болезни. Наши страхи.

Спустя несколько мгновений я ощутила, как ГОСТЬ перетекает через ладони ко мне. Странное это было ощущение, хотя уж сколько раз мне доводилось его испытывать: словно кисель заполняет все-все внутри, остается только оболочка и ладони. И еще, с са-мого краешка разума появилось чужое, незнакомое любопытство. Меня затрясло мелкой дрожью, я почти перестала понимать, где нахожусь, и кто я: теперь Путешественник по-знавал наши радости и то, чему мы удивляемся, и то, что нас поражает, и то, чем мы на-слаждаемся. Познавал, через меня.

Не знаю, сколько это длилось. Всегда кажется, что долго, хотя, если судить по Ти-хомиру – не больше семи секунд. Внезапно я обрела способность думать и видеть. «Ки-сель» в теле исчез.

- Все, - прохрипел Тихомир. Рубашка на нем взмокла, пот стекал ручьями по лицу, а от ладоней исходил жар. Я наоборот замерзла. Мне кажется, даже иней на ресницах высту-пил – моргать стало тяжело.

- Пойду, оденусь, - сказала я, стуча зубами.

- Давай. Чаю себе налей. Горячего. А мне – со льдом. Нет, я сам все налью, я знаю, где у тебя что.

Пока я укутывалась в свитера и пледы, Тихомир успел обругать мой допотопный чайник, повздорил с холодильником и в довершении обозвал мой набор чайной продук-ции – отравой.

- Держи, - он протянул мне свежезаваренный чай. – Завтра пришлю тебе нормальную за-варку, а не эти опилки. И, напомни, сходим купим другие кресла. Это не подарок, это со-ображения моей безопасности, - поспешно добавил он, но я и не думала отказываться.

- Это хорошо, что жмотом ты никогда не был.

- Просто у меня много денег. Много-много…

Я пожала плечами. Мы сели опять в кресла, на этот раз просто откинувшись на спинки. Я с наслаждением отхлебнула из своей кружки, Тихомир – обреченно отпил из своей.

- Ну, ты же этого и хотел? Ты же сам просил «много денег».

- Н-да… Ты была умнее.

- Трусливее, - возразила я.

- Может быть, - не стал спорить он. - Как ты сформулировала?.. «Что-нибудь, что нельзя украсть». Верно?

- Да. Кажется, так.

- А ведь первое время, я думал, что тебя облапошили. Оставили без оплаты, - усмехнулся он.

- Ты всегда плохо думал о людях.

- Ну люди-то тут при чем? А?

- В любом случае, ты ошибся.

Он посмотрел на меня как-то оценивающе, будто видел впервые или вдруг узнал обо мне что-то из ряда вон выходящее.

- Да… - сказал он медленно, - ты получила удачу. И нездоровый оптимизм.

- Оптимизм у меня был! – возразила я. – Поэтому меня и пригласили. Как и тебя с твоим пессимизмом.

- Ах, оставь, я всего лишь трезво смотрю на жизнь. И эта жизнь полна страданий. Вот, хоть сейчас: я хочу курить, мне противен этот напиток, и я осознаю, что скоро мне при-дется выходить на улицу, где меня может сбить троллейбус или покусать собака. Я уж не говорю о вирусах, маньяках и всемирных катастрофах!

- На улице – лето, - возразила я. – Ты молод, ты здоров, богат! Зачем тратить жизнь на стоны, если есть столько возможностей для счастья! Слушай, между посещениями почти месяц, я собираюсь на следующей неделе рвануть в Японию. Я путевку выиграла. Пяти-дневную. Полетели со мной?!

- Ты скачешь по жизни, как клоп по прериям, - вздохнул он. Потом поставил кружку на пол возле кресла и поднялся. - Ладно, пора собирать все это… оборудование.

- Напрасно ты так переживаешь, - сказала я, глядя, как он собирает амулеты. – Не станут они в нас задерживаться. Это же путешественники, а не демоны.

- Ну, во мне-то, положим, может и не станут, - согласился он. – А вот в тебе, с твоей неиз-лечимой гордостью за наш мир – могут и застрять. И води тебя потом по священникам и экзорцистам.

- Ага! А я буду грязно ругаться и бегать по потолку! – обрадовалась я.

- Ой, балда… - вздохнул Тихомир и наградил меня еще одним из своих любимых взгля-дов: смесь укоризны и озабоченности.

Наконец, все было собрано, Тихомир осмотрелся, взял пиджак и направился к две-ри, на ходу доставая из кармана сигареты.

- Я пошел, - буркнул он на прощание. – Свидимся еще.

- Пока. Звони, если что понадобится.

- Позвоню. Мне понадобится всучить тебе кресла и заварку, а это все – чтобы выкинула!

Я закрыла за ним дверь, усиленно кивая и улыбаясь.

 

Целый день впереди! Солнечный, замечательный день! Пойду, наверное, поката-юсь на катамаранах. Или просидеть весь день с книжкой и конфетами?

В размышлениях я набрала воды в ведро, принесла тряпку и стала оттирать с пола строгие рунические символы.