Я оглянулся назад, и увидел, как темнота неизбежно наступает нам на пятки, но мы еще могли успеть нырнуть в поле кровавого заката, надо было лишь преодолеть одну дюну, и на следующей уже будет стоять железное высокое сооружение, и нам просто необходимо добраться до него, до того момента, как темнота со звездами полностью поглотит нас под своим удушливым одеялом. Я крепче сжал её руку, она чуть вскрикнула, и мы побежали еще быстрее. «Мы не успеем», - с сожалением в голосе, взмолилась она. «Успеем! Верь мне», - ответил я её, хриплым задыхающимся голосом. «Верь мне, верь мне», - еле слышно прошептала она обижено, и тут же споткнулась об какую-то кочку, и выронила маленькую шкатулку – сокровищницу. Шкатулка упала на землю, раскрылась, и из неё выпали все наши сокровища и рассыпались по песку. «Малышка, ну будь же аккуратнее», - сердито проговорил я, и тут же кинулись на землю их собирать. Собрав их, я пересчитал все предметы несколько раз, убедившись что все они на месте, я вскочил на ноги, и увидел, как она закрыв лицо руками дрожит на ветру. «Ну же, не плач», - попытался я её успокоить, и крепко обнял, - «все будет хорошо. Сейчас совсем не время для слез, если мы хотим успеть. Ну же побежали. Нам чуть-чуть осталось, вон уже башня видна», - я отнял её руки от лица, вытер слезы, крепко поцеловал, взял её за руку и мы снова устремились сквозь усилившийся ветер, к своей цели. Нам оставалось преодолеть каких-то двести метров. Сокровищницу на этот раз держал я. Подбежав к башне, я взглянул на небо – до окончательного исчезновения солнца в морской пучине оставалось меньше часа. Ветер забивал в нос резкий запах йода, столь приятный мне, и вводивший меня в состояние умиротворенности и успокоения. «Как тут здорово», - проговорила она, вглядываясь в бесконечность морских волн. «Да», - ответил я, - «но на высоте будет еще лучше. Полезли?». «Конечно», - ответила она, и прильнула ко мне, не отрываясь от наблюдения за волнами. «Куда несут волны? Кого несут волны? Зачем они, волны» - шепчет она, уже с закрытыми глазами наблюдая за хаотичностью пузырящегося варева. Я отрываю её от себя, выводя её из состояния небытия и веду её за собой к железной, ржавой вышке. Её ярко красное платье колышется на ветру, создавая эффект родства с волнами, в которых растворялся огненный шар солнца, она первой начинает карабкаться вверх. На самый верх мира, в самый низ отсутствия его, она продирается первой сквозь тьму стремясь к свету, она первой закрывает глаза перед светом придаваясь тьме. Я неизбежно следую за ней, ни о чем не думая, лишь понимая на рефлекторном уровне, что так все и должно быть, и не грамма сомнений. Сомнения главный порок в нашем мире, в нашей сокровищнице, в наших желаниях, в наших действиях и бездействиях.

 

Мы давно предались волне желаний и случайностей… Неизбежность гарантирована и безоговорочна…

 

Взобравшись на самый верх, на смотровую площадку, мы тем самым выиграли несколько минут перед заходом. Она вцепилась в бортик, так что костяшки кистей побелели, и снова заворожено погрузилась в даль, взгляд её тонул в кровавом море, и вот-вот, мне казалось, что пучина её проглотит, что она сорвется и медленно поплывет по воздуху к той самой точке соприкосновения неба, бурлящей воды, и жаркого красного диска. Я положил заветную сокровищницу на пол открыл её, и достал от туда два первостепенных предмета. Затем я отодвинул её по дальше, что бы во время игры случайно её не задеть и не скинуть вниз. Я подошел к ней сзади и обнял. Я снова и снова насильно возвращал её к реальности. Но конец я всегда знал. Она заберет меня с собой. И это даже не было теорией, и даже не практикой, это было истиной, которая не требовала доказательств, это было аксиомой, это было единственным правилом игры. Нашей игры. Нашим детищем. Без неё не было бы нас. Без нас не было бы игры.

 

Игра обязана победителей сожрать с потрохами… Игра, в которой нет правил, и руководят ею лишь условности, желания и животные инстинкты… Игра, в которой нет проигравших….

 

Она, не отрывая взгляда от моря, положила свою руку поверх моей, а во вторую руку я вложил ей монету, некогда пропитанную нашей кровью, и с тех пор символизирующую начало раунда игры. Она приняла это как дар, и чувствовал, как чуть заметная улыбка в предвкушении игры коснулась её губ. Её черные пышные волосы, развевались на ветру, и, сливаясь с небом, щекотали моё лицо. Я открыл бутылку припасенного рома, и сделал большой глоток. Чуть уловимый запах карамели, присущий золотому ямайскому рому, окончательно вывел её из оцепенения, она повернулась ко мне, взяла бутылку и отхлебнула из неё, и тут же одной рукой обвив мою шею, она страстно прильнула к моим губам. Я слышал, как бутылка рома выскользнула из её руки и стремительно понеслась вниз, но нам теперь до неё не было ни какого дела, мы слились воедино, и были в своем коконе из карамели. Ветер становился все сильнее и сильнее, вздымая волны и песок, словно он пытался нас от кого то укрыть и возводил невидимую стену защиты из природных катаклизм. Вихрь разрастался вокруг смотровой башни с каждой секундой, и песчинки горели ярким медным цветом на солнце, но нам и до этого не было ни какого дела. Мы уже упали на пол смотровой площадки рядом с сокровищницей, и я неистово стал срывать с неё платья, раздирая его, и возбуждаясь от этого еще сильнее, а она же в свою очередь пыталась освободить меня от ненужных пут моей рубашки и штанов, зажав во рту монету.

Внизу, вдруг, сквозь ветер послышались голоса, выкрикивающие наши имена, по началу мне показалось, что это всего лишь видение, иллюзия не больше, но по широко раскрытым её глазам, я понял, что и она слышала эти голоса., она вытащила монету из своего рта и прошептала лишь «не останавливайся», и знал, что теперь нас точно ни кто и ни что не сможет найти и остановить. Крики, казалось, только пуще прежнего разозлили наш смерч, и он стал еще яростнее, и теперь мы уже находились внутри какого-то медного купола, по которому носились, выкрикиваемые кем-то, наши имена, словно руны на древних письменах, мы ощущали их своей кожей, и в тоже время мы отрицали их, и лишь только в тот момент, когда я вошел в неё, и она начала извиваться подо мной от наслаждения словно кошка, лишь тогда имена на мгновение вспыхнули голубыми искрами, и навсегда исчезли в толщах купола.

 

Хочешь остановить время? – живи в одном мгновении…

 

Я двигался все чаще и чаще, и наши стенания подходили к тому моменту, когда наш крик неистовства должен был разорвать купол на мелкие осколки, и увидел, как она, на мгновение широко раскрыв глаз, дернула рукой в сторону заветной шкатулки. И в глазах её промелькнула та искра дикости, отваги, бесшабашности, отчаяния, которую я так сильно любил. На мгновение в воздухе сверкнуло лезвие ритуального ножа, и тут же я почувствовал в груди дикое пламя, и настал тот миг, ради которого мы и оказались здесь. Я упал на неё и, тяжело дыша, мы слились в поцелуе, наполненном благодарностью и вечностью. Я оторвался от неё, приподнявшись на руках, и она стала слизывать мою багровую кровь с груди. Кровь была у неё на губах, и одна капля стекла с ей подбородка и упала, на её высоко вздымавшуюся грудь. И на мгновение возникла абсолютная тишина, в которой все исчезло. Все остановилось. Все растворилось на мгновение в небытие. И даже смерч остановил свое беснующуюся движение.

 

Тишина предшествует взрыву…

 

Нарастающий гул предзнаменовал начало конца, начало постигнутой вечности. Время взрыва было предрешено. Мы смотрели вверх купола, вцепившись друг в друга, обнаженные, и в ожидании неизбежного. И это произошло. Медные осколки впивались в нас, и разрывали нас на куски, вырывая из нас куски мяса, и всего материального, что было у нас, и в одночасье мы и вовсе исчезли, и гул монеты, упавшей на смотровую площадки еще долго отдавался в воздухе, солнце уже утонуло в море, и темнота накрыла мир и предало его сну.

Мы плыли по воздуху в спокойствии и возбуждающем малодушии к окружающей нелепице. Я ощущал блаженство и тепло, и знал, что она рядом со мной, и ощущает то же самое, что и я. Ощущает абсолют. Ничего не было. Все пространство заполнили мы. Я был в ней, а она была во мне. Мы кружили над морем, мы кружили над дюнами, срывались в пляс над смотровой башней. Время пересыпала из сосуда в сосуд песок, и солнце вот-вот должно было по этому зову снова подняться, и жизнь бы возобновилась, по своим избитым законам, но только не для нас. Как вдруг я услышал, как она мне сказала: «смотри». Я обратил свое невидимый взор к появившемуся движению в дюнах. По дюнам карабкались две маленькие фигуры.

Уже занимался рассвет, когда мальчик с девочкой, оба лет десяти подошли к смотровой башне и остановились, взявшись за руки, смотря на самый верх башни. И мне даже на мгновение показалось, что они смотрят прямо на нас, и видят наше кружение

- Взберемся? – спросил мальчик девочку.

- Ага, - ответила она, и они начали карабкаться вверх по лестнице.

Взобравшись на смотровую площадку, они пошли по кругу площадки, рассматривая все вокруг, но проходя с разных сторон шпиля, что бы соединится в том месте, где исчезли мы.

- Гляди! Скорее сюда, - закричал мальчик, и девочка уже через секунду стояла подле него, - это настоящие сокровища!

Мальчик сидел на коленях, и в руках держал окровавленный нож и монету, а девочка вертела в руках маленькую шкатулку.

- Теперь это наше, - сказала девочка, вглядываясь в тишину и спокойствие моря, и солнце уже взошло над ними…