- Любишь? – она все такая же, молодая и красивая, протягивает ко мне руки.

- Люблю, - отвечаю я. И протягиваю руки навстречу. Пустота.

- Если любишь, то почему не приходишь?

- Я приду. Я обязательно приду!

Она лишь горько улыбается и качает головой. От этого немого укора, от ее бездонного взгляда, до краев наполненного любовью, я наконец не выдерживаю – горечь утраты омывает мое лицо. Мне хочется верить, что я просто плачу, тихо плачу. Я стараюсь не выть как прежде, господи, только бы не выть! Ведь времени- то сколько прошло. Время должно, просто обязано лечить!

Чьи-то руки хватают меня и безжалостно (но как вовремя!) вырывают из цепких объятий ночного кошмара. Я открываю глаза и в темноте вижу силуэт склонившейся надо мной жены. Никогда не любимой жены. Опостылевшей жены, закатившей вчера грандиозную истерику.

- Ты опять выл.

Я не удивлен. В последние июльские дни, уже который год, я всегда вою по ночам. Я поднимаюсь с кровати и, не обращая никакого внимания на дальнейший монолог супруги, бреду на кухню. Этой ночью я уже не усну. В холодильнике меня ждет бутылка водки. Уже двенадцатая по счету – по одной в год. Я откручиваю пробку и наливаю себе полный стакан. Руки дрожат. Отражение в окне проявляет ко мне снисходительность и не показывает этого. Я ему за это благодарен.

А за окном идет дождь. Как всегда. Интересно, заметил ли эту закономерность еще кто-нибудь, кроме меня? В тот день, двенадцать лет назад, тоже шел….

Дождь. Я стою в своей комнате, с надеждой всматриваясь в окно. Время смеется надо мной; растягивает минуты в столетия. Я жду. Я очень упрямый. Я согласен ждать столетия. И я не один, рядом со мной стоит ЛЮБОВЬ. Моя душа чувствует это и потому поет.

За окном мелькает знакомый силуэт – Настя! Сердце замирает, а затем…начинает стучать с таким грохотом, что, наверное, слышно по всей квартире. С улыбкой влюбленного идиота я бегу открывать дверь.

- Малыш, ты вся вымокла, - я старательно хмурю брови, но у меня ничего не получается.

- Чуть-чуть, - она улыбается мне в ответ, убирает характерным жестом со лба мокрую прядь волос и, поднявшись на цыпочки, чмокает меня своими влажными губами прямо в нос. Мы вместе смеемся. Нам хорошо.

- Живо в комнату, - командую я, а сам иду в ванную за полотенцем.

Когда я возвращаюсь, она уже лежит на кровати, свернувшись калачиком. Моя русалочка, думаю я, и начинаю усердно вытирать мокрые и так восхитительно пахнущие дождем волосы.

- Ты чай будешь?

- Нет.

Зная ее характер, я не настаиваю. И почему «козероги» такие упрямые?

- Ну, как ты? – задаю риторический вопрос. И с удивление замечаю некоторую заминку на ее лице.

- Андрюшенька, любимый, ты, правда, меня любишь? – она впивается в мои глаза подобно вампиру. – Любишь?

О, Боже! Я смотрю на нее. Она ведь совершенно не умеет врать. Сердце сжимается в предчувствии недоброго; почему-то хочется впервые услышать от нее ложь.

- Конечно, - отвечаю я. – Ты ведь знаешь. Но почему ты….

- Я хочу сказать, - перебивает она, - я хочу сказать, что я…я…я тебе, кажется, сейчас изменила. Но я этого не хотела, - она уже не говорила – кричала. – Поверь мне!

Я не слышал. Или не хотел слышать. За долю секунды я превратился в камень. Я смотрел на нее, но АБСОЛЮТНО ни черта не слышал! Я смотрел на это родное и близкое для меня личико и ни хрена не соображал. Я стал подобен статуе Будды. Мои нервы натянулись, словно гитарные струны, натянулись и лопнули с такой силой, что меня буквально скрутило от боли.

- Боже, как больно, - кажется, я сказал это в слух, так как Настя перестала говорить и уставилась на меня. Ей было страшно.

То, что произошло далее, выше моего разумения. Как будто кто-то сделал из моей памяти причудливую аппликацию. Картинки воспоминаний наслоились друг на друга в полнейшем хаосе, а кое-что и вовсе кануло в Лету. Время, подобно необъезженному коню, поднялось на дыбы, пытаясь сбросить неудачливого седока.

Тик-так. Я стою в прихожей и с завидной настойчивостью пытаюсь попасть правой ногой в левый ботинок и абсолютно не реагирую на внешние раздражители.

Тик-так. Я уже бреду к железнодорожному полотну. Медленно, словно что-то меня держит.

Тик-так. Я уже около железной дороги – осталось подняться на насыпь.

Тик-так, тик-так, тик-так. Я вроде бы начал приходить в себя и, увидел Настю.

Вид ее был жалок; она так и не успела надеть курточку, только полусапожки. Все мое тело ломило, будто целый час шел навстречу урагану. Моя Настенька всю дорогу висела на мне. Она уже не плакала, похоже, ее силы тоже были на исходе, - она просто хрипела. За ней, в уже сгущающихся сумерках, тянулся след, словно по набухшей от дождя земле тащили что-то тяжелое. Я не знал, когда она упала, и как долго ее тащил. В тот момент мне было все равно. Я поднял ее на ноги.

- Настюшка, - как можно мягче сказал я. – Иди домой. Она упрямо мотнула головой.

С удивлением я осознал, что люблю ее ничуть не меньше, чем прежде. Боже, как мне захотелось ее обнять, поцеловать и повести домой. Но не мог я, никак не мог…твою мать! Словно бес вселился. Я захотел ее проучить. Да, это слово хорошо подходит. Я уже не хотел покончить с собой под колесами поезда. Нет, не хотел, а вот проучить ее – да. Мой план был прост: я взбираюсь на насыпь и бросаюсь под поезд. Но! В последний миг отскакиваю в сторону, другую от Насти. А когда поезд пройдет – там видно будет. Поезд приближался.

- Пусти, - я вырвался и буквально взлетел на насыпь. Поезд приближался.

- Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя!!! Не надо, - она нашла в себе силы поползти за мной. – Они меня изнасиловали, - всхлипнула она. Но я услышал. Только сейчас до меня начало доходить, ЧТО все это время пыталась объяснить Настя. Но было уже слишком поздно принимать новое решение. Поезд был в трех метрах, когда я отскочил. Отскочил туда, куда и задумывал. Раздался рев, и локомотив с грохотом пролетел мимо меня.

Как хорошо, что хорошо кончается. Я стоял и ждал, когда пройдет поезд, и я смогу обнять свою Настеньку. А их… их я убью! Она поможет. Она скажет, кто это сделал. Было уже темно, да и дождь, шедший целый день, пошел на убыль. Неужели прошло столько времени? А вот и последний вагон прошел мимо.

Насти негде не было. Не было ее и в низу, у насыпи. Не было ее и на дороге, ведущей к дому.

- Настя, - мой крик показался мне тише комариного писка.

- Настя, - заорал я уже гораздо громче. Кругом стояла мертвая тишина. Действительно мертвая. Еще не веря в случившееся, я опять вскарабкался на насыпь и побрел вдоль путей по ходу поезда. Ужас, охвативший меня, старательно подсовывал мне последнюю версию. Самую вероятную.

Она лежала метрах в двадцати. Лежала на спине с раскинутыми руками, словно в последний миг, решила остановить поезд. Глаза, на чистом, омытом дождем, лице, были широко раскрыты. Глаза были влажные (мне хотелось думать – от дождя, а не слез) и взирали в вечность с удивлением. Я сел рядом, приподнял ее голову и положил себе на колени. Погладил ее дивные каштановые волосы, как совсем недавно, у себя дома. Вот только полотенца не было. И завыл.

Нашли меня только под утро. Говорят, я лежал рядом с Настей на полдороги от «железки» к дому. Я не помню. Видимо, в ту ночь я несколько раз терял сознание. А то, что помню, - останется со мной навсегда. Не буду говорить, как я пережил это. Скажу только то, что меня ни в чем не обвиняли; машинист, который вел этот состав, давая показания, сказал: «Перебегали дорогу вдвоем. Он успел, она нет. Вот ведь как бывает».

Как только выписался из больницы, стал козлов этих искать. Да разве найдешь? Я не знал, кто они. А потом бросил поиски. Самого главного козла я и так хорошо знал в лицо – каждый день на него в зеркало смотрю.

Прошло время, и постепенно я начал приходить в себя. А на годовщину смерти я вновь увидел Настеньку. Во сне. Она звала меня. И я пошел. Я был уверен – у меня получится, но в последний момент струсил и отскочил. После неудавшегося суицида жизнь вновь напомнила о себе, и я начал жить. Жить, как оказалось до следующей годовщины. Но и в этот раз я не смог. Не смог и на третий год, и на четвертый. Сейчас я уже женат, и даже дочь есть. Вот только не мое это….

Завтра будет двенадцатая годовщина со дня смерти той, которую я до сих пор люблю и не могу забыть. Я понимаю – жена и дочка ни в чем не виноваты, но ничего не могу с собой поделать. Истерика жены оправданна, каким-то образом она узнала, что в течение вот уже пяти лет я утаиваю от нее часть зарплаты (ох уж эти доброжелатели!). Она решила – у нее есть соперница. Что ж, отчасти она права.

- Любишь? – она все такая же молодая и любимая, протягивает ко мне руки.

- Люблю, - отвечаю я.

- Приходи поскорее. Я жду!

Скоро я приду, дорогая. Теперь уже точно приду. На этот раз у меня получится. Те деньги, которые я утаивал от жены, - я им нашел применение. Завтра за мной будут наблюдать в …прицел снайперской винтовки. Но я постараюсь прийти к тебе без посторонней помощи.

ЗАВТРА.

А за окном, как и тогда, идет дождь.

 

Автор: Юрков Сергей.