Самолет летел по заданному курсу. Не было никаких отклонений, никакой тряски, пассажиры мирно дремали в креслах. И только парень, сидевший у окна (около яркого табло «аварийный выход»), чувствовал запах дыма. Чувствовал – и улыбался.

 

Митя (а так звали нашего героя) относился к людям, принципы организации памяти которых непонятны даже им самим. Он с легкостью забывал номера телефонов (даже те, которые набирал часто) и памятные даты, не очень любил сдавать экзамены (потому что слишком часто часто слышал от преподавателей классическое «учил, но не выучил), часто опаздывал, так как с трудом вспоминал, когда и где назначена встреча. Если добавить к этому абсолютную митину несовместимость с любой техникой, что лишало его возможности использовать мобильник, и «привычку» терять блокноты с записанной информацией, то можно представить, какой сложной порой оказывались жизни и героя, и тех, кто волей случая оказывался рядом с ним.

 

Но самое интересное, что при такой «бытовой» забывчивости Митя помнил некоторые события своей жизни до мельчайших деталей. Как, например, костер на турбазе в Лумшорах. И вообще всю ту давнюю поездку с мамой - к бабушкиным двоюродным сестрам… Десятилетнему мальчишке многое было в новинку – и «европейский» (западноукраинский) город с аккуратными, выложенными брусчаткой, улочками, и энергичные бабушки, которые не могли ходить привычными путями – и на гору, к Невицкому замку, потащили его напрямую по склону (Митя и это помнил – скользящую под ногами землю, торчащие корни деревьев, за которые он был вынужден цепляться, пыхтящих и порой бесцеремонно подталкивающих его сзади родственниц..). А потом был разбитый автобус, который брали штурмом, радость от того, что он заскочил в числе первых и сумел занять места всем рядом – и такой обидный выговор (он быстро понял, что вполне справедливый: «рядом» он занял места в самом хвосте драндулета, на моторе, и всю дорогу их весьма ощутимо припекало). Помнились и другие мелочи: запах деревянного сруба, ледяная вода в реке и форель (дома мама ненавязчиво подбросит ему сборник Паустовского, и «Ручьи, где плещется форель» надолго станут одним из любимых его произведений, рассказом-лекарством), грибы (до этого момента Митя видел их только в консервированным виде)…

 

Самым ярким впечатлением был, конечно, костер. Он не помнил лиц взрослых – как-то так получилось, что мама и одна из бабушек уехали в город, а вторая осталась в доме – но, видимо, эти взрослые были хорошими людьми, иначе бы его точно не отпустили с ними на лесную поляну. Была ли гитара, пел ли кто-нибудь – об этом Митя ничего сказать не мог. Зловредная память рисовала лишь яркий огонь – и запах плавящегося сала. Его нанизывали на длинную палку, на другую накалывали хлеб, все это подносили к пламени – ароматное сало стекало на хлеб, и в результате получалось невообразимо вкусно! Много раз потом он сам пытался соорудить нечто подобное – но то ли сало было не тем, то ли поленья в костер не те подбрасывали, то ли еще что-то, необъяснимое – ТОГО вкуса Митя больше ни разу не добивался.

 

Парень потянулся в кресле (насколько это позволяли дремлющие соседи и откинутая спинка кресла впередисидящего) и перескочил мыслями в реалии сегодняшнего дня. Точнее (он взглянул на часы) – уже вчерашнего. Там, на земле, оставались его друзья. Он мог сто раз мурлыкать себе под нос песенные строки, согласно которым «за расставаньем будет встреча», но принять до конца эту немудреную истину не умел. И знал, что отныне запах «костра с салом» будет смешан в его памяти с запахом теплого летнего вечера.

 

В отличие от Закарпатья все в этот день (и вообще в эту поездку) было цивильно и правильно. Они ездили по окрестностям на удобной машине, не позволяли себе никаких авантюр (ну или почти никаких – при всей забывчивости не вспомнить о сплаве на весельной лодочке по реке с пусть и крохотными, но порогами, Митя никак не мог), питались в хороших кафе – и лишь в последний день решили отдохнуть дома.

 

Парень вздохнул. Больше всего он не любил, когда подводил людей, а уж если подводил тех, кто был дорог ему... Как назло, именно это произошло вчера. Решив немного побродить самостоятельно, он опоздал к назначенному времени – и оказалось, что припасенные угли уже прогорели. Для того, чтобы все получилось, Капитану пришлось мотаться по окрестностям в поисках сухого угля – на полноценный костер не было уже времени, самолет ведь ждать не мог…

 

Митя невольно облизнулся, вновь ощущая вкус незабываемых колбасок и мясных рулетиков – и вдруг понял, что это и есть вкус того самого хлеба с салом! Без всяких парадоксов! Потому что это был вкус счастья. Запах счастья. И пускай он не помнит, о чем они все говорили, не помнит, в чем были одеты, и что еще было на столе – зато он обрел Память Детства. Память тех дней, когда…

 

Митя резко ушел от воспоминаний, которые могли заставить его раскиснуть, еще раз мысленно вдохнул запах дыма (теперь – «объединенный»), и улыбнулся зеленым глазам серебряной ящерки, замершей на лацкане его пиджака.

Он сумеет отбрасывать хвостик в случае надлома – пообещал Митя своим друзьям. И задремал, счастливый.

 

А самолет летел по заданному маршруту – из Дома Домой.