*

Ты читала об этом только в книжках, наверное,

только шепотом с лучшими друзьями и подругами,

темной ночью на крыльце сидя, так?

Или тебе что-то все же сказали взрослые, -

бабушка, может, проговорилась,

или от купца какого заезжего или от слуг его узнала

о стране, где поклоняются Огню, а не Всевышнему,

о степи, в которой – ни пыли облака – страхи пасутся,

о людях, в которых даже кровь имеет высокий градус,

о том, что живут здесь совсем по-другому – как смерть,

от боли до боли, все глубже и глубже,

от яда до молока, от горечи до кислости,

между запахом сигаретного дыма и запахом бензина,

между солью прибоя и предчувствием утренней грозы…

 

Клавиши черные и клавиши белые, - собирается потихоньку мелодия,

понемногу растет напряжение,

ты слыхала о нас?

Ты читала, ты верила слухам?

Так кого же черта приперлась сюда?

 

*

Они целуются в университетском туалете,

руки лезут под длинную юбку, задирают ее выше, -

так, наверное, делают изголодавшиеся по женской ласке разбойники,

поймавшие сельскую девушку на окраине леса, -

подол – на голову, сарафан разорвать,

чтобы добраться медвежьею лапой к нежной коже,

пастью волчьей к горлу, - она чувствует смрад дыхания,

горячая слюна капает с клыков,

с клыков…

 

Кровь закипает и

твердыми комками выплевывается изо рта, -

Они целуются в университетском туалете –

вечер, шестой этаж, потные ладони на судорогах кожи,

дыхание в дыхание, -

солоность губ,

холодные, юркие пальчики – в джинсы: «я хочу этого не меньше,

давай же, быстрее,

путь нас ничего уж не разделяет,

входи же скорее, я приподнимусь, чтобы было удобно

сильнее,

сильнее

сильнее…»

 

*

В моей душе еще есть место для

пепла, писем, стихов по кабельной сети,

вечных слюнявых разглагольствований о поэзии

(Вот Костя говорит,

что поэзия может остановить время,

а с тех пор стал совсем седой и худой,

а я думаю, что поэзия нифига не умеет,

она просто – есть, как любовь – мы ее не всегда видим,

а она из нас таки сочится),

для твоих карих глаз и моих алкогольных истерик,

для пары десятков мелких международных конфликтов и

убийств на расовой почве, -

9 за 6 лет в Москве, люди не все наказаны, и те ли,

но тех девятерых не вернешь, даже

если будешь жить по всем заповедям Аллаха.

 

«Аллах Акбар», говоришь, и я тебе верю,

конечно, пока ты здесь – Акбар,

и даже я могу сейчас взорвать пару бомб в самолетах, чтобы

эти мгновения с тобой были вечны.

 

В моей памяти есть еще место

для пары огромных любовных романов и пары романов поменьше,

для интересных стихов и твоей любимой суры:

«ничего мол не будешь иметь, если не будешь тратить то, что ты любишь»,

вот только

не хочу я тебя отдавать обратно, - не для того моя любовь, и еще, знаешь,

у нас так не принято, -

чай не у себя ты дома,

а если против,

так чего же приехала, али чего-то не знала?..

 

*

Они занимаются любовью в каком-то кабинете,

ну, знаешь, тот, что сразу направо от лестницы,

там еще какая-то кафедра внутри – она всегда закрыта.

Дверь только прикрыта, могут и заглянуть – ну и черт с ним, что пара,

а вахтеры, ты думаешь о вахтерах?!

А не все ли равно? – они занимаются любовью в каком-то кабинете,

университет, будний день, четвертый этаж, вечер, все такое…

 

Слюна не своя, такая тягучая, такая, такая… как лава, обжигает,

а еще мешается одежда – не всю же стянули,

в замке твоих ног,

обтираешь белую стену спиною и завернутой блузкой,

бряканье застежек ремня,

бешеные, тонкие, сумасшедшие пальчики по спине, оставляя полумесяцы –

к затылку, по коже:

«Быстрее,

быстрее,

еще быстрее, мой милый, давай же.

сделай мне ПО-НАСТОЯЩЕМУ больно,

быстрее еще,

ну же…»

 

*

Мой город тебе – тюрьма,

мое лето тебе – зима,

твои губы – моя жизнь,

твоя душа мне – тьма.

 

А еще есть боль.

Ты знаешь, я не то, что б хотел, или нет, я именно хотел и хочу, -

вгрызаться в ласку твою всеми клыками,

крюком – под ребро, тащить до своей цели,

ножом тупым не вспарывать, а скорее рвать улыбку,

швырять от стены к стене и в душу блевать, ноги вытирать ей,

сладко лгать, а потом поднимать эту ложь наружу,

ты знаешь…

Умирать с тобой – тысячи раз, возрождаться и умирать снова,

не жить с тобой хочу, а скитаться от смерти до смерти,

есть боль, но ее на двоих поделим, предварительно втрое умножив,

если и шататься по шоссе ночью или

играть со взрывчаткой дома – то вместе,

сцеплены чем-то невидимым, если

остаться, то только вместе и так.

мои объятья – веревки и гвозди,

казнь, кома зимы, поцелуй – лезвие гильотины.

моя нежность – цепь,

моя ласка – твоей душе клеть,

моя любовь – грех смертный,

я не отдам тебя никому.

 

*

Они трахаются в подворотне,

среди мусорных баков, клочков бумаги, отходов,

вони, крыс и гниенья,

поцелуй в себя – любовь, иссушающая дотла,

изжигающая в нас все остатки души,

пепел рассеять по этим дворам немым –

они трахаются между домов, в скользком воздухе, пропитанном грязью,

коридор упирается в стену, холод и спицы ветра втыкаются в кожу,

они замерзают наружу, внутри же у них – пламя,

огонь, страшнее которого – нет,

он иссушает их кожу и сердце – за миг они старше звезд,

за время они чернее ночи и тише пепла,

огонь внутри, огонь снаружи – в объятиях их, -

камень у спины плавится и капает вниз,

испаряются лужи, горит мусор, страшная вонь,

они трахаются в подворотне…

 

*

знаешь, а мы все же – Обитатели Огня,

сжигаем друг друга любовью,

травим друг друга горечью спазмов, судорог выдохов,

не до веры сейчас, какой там Всевышний?!

 

мы все таки – Обитатели Огня,

с жаром внутри и жаром снаружи,

корка крови на губах,

лезвия языков,

высушенность души – одной на двоих

 

говорят – так нельзя.

Но мы – все в этом,

Я люблю тебя так и только так.

Ты можешь страдать или плакать, ты знаешь –

ты тоже так любишь…