Всего два месяца назад я ездила, бегала, ходила по улицам Хайфы, уже зная, что скоро отчалю из любимого мной города на несколько лет. Я доделывала последние дела, нервно пытаясь завершить все начатые проекты, и, если бы самолет улетал не в субботу, то муж забирал бы меня в аэропорт прямо с работы. Впрочем, мой адвокат, которому я поручила вести свои дела, до сих пор звонит мне с периодичностью раз в неделю и, чертыхаясь, задает разные вопросы. Да и муниципалитет, для которого я вела русский пиар, шлет приветы в виде пресс-релизов, и я в курсе того, что творится в Хайфе.

По старой привычке, каждое утро, кроме субботы, внимательно обозреваю свою почту и продолжаю рассылать особо важные сообщения журналистам. Я все еще там. Я знала, что связь с Израилем продлится некоторое время - что-то надо доделать, какое-то время подержать руку на пульсе, какие-то дела проконтролировать.

 

Я специально не переводила часы на местное время. Тогда - специально, а сегодня - принципиально. Всего два месяца назад я оставляла друзей со слезами на глазах, но с надеждой, что у них все будет хорошо, знала, что буду им нужна, но не знала, что настолько.

 

Когда началась война, мы, уже будучи в Торонто, не поняли, что это война. Сколько их уже было? Да и прекращалась ли она хотя бы на день? Ведь теракты – эта та же война: 37-й автобус взорвался недалеко от моего дома, на нем я обычно возвращалась со своей работы и возвращалась именно в это время. На мое счастье, к тому дню и часу я уже стала ездить на машине. Наши дети время от времени просили прокатить их на автобусе, это была награда за хорошее поведение или отличную оценку. Это было целое событие – поехать куда-либо на автобусе. Потом был взрыв в кафетерии Иерусалимского университета, моем любимом кафе – я в тот день решила не ездить на экзамен, было очень жарко.

 

Было много других взрывов. Рестораны, заправочные станции, рынок… За три дня до отъезда с возбужденными от восторга глазами домой влетел мой девятилетний сын: «Мама, я видел робота-полицейского, он расстрелял какую-то сумку. Всем сказали разойтись, я мы с Амиром спрятались за деревом и видели, как его взрывали, близко-близко!». Я кивнула в ответ. Вздохнула и выдохнула. За несколько минут до взрыва под окном раздался рев первоклассников, ставших свидетелями расстрела безобидного пакета. Мальчишки на разные голоса, громко рыдая «Мама, где ты?! Забери нас отсюда», бежали по направлению к своему дому, заглушая своими криками громкоговоритель полицейского, предупреждавшего о взрыве.

 

«У меня растет смелый сын», подумала я и еще раз проверила дату вылета. Впереди у нас было две недели свободного времени – для всей семьи. Муж приступал к работе только в середине июля. «Они все это забудут, - твердила я себе. Да не тут-то было! 14 июля на Хайфу упали первые ракеты.

 

С этого дня каждое утро начиналось со звонков. Дети ничего не забудут. Конечно, это мы виноваты, что смотрели каждый час новости, а потом решили повести их на демонстрацию в поддержку Израиля, которая прошла 26 июля в Toronto Art Center. Дети тоже звонили друзьям и обсуждали сними сколько было сирен и бомб.

 

Митинги, демонстрации… Сколько их было в нашей жизни? Слово солидарность» вызывало приступ тошноты. А в тот день среди канадских и

израильских флагов стало понятно, что Израиль разместился в нашей душе глубоко и серьезно.

Вообще, невозможно, имея на руках израильский паспорт, четырнадцать с половиной лет жизни выживания и вживания в той стране и оставив в

городе, на который падают бомбы, своих друзей, жить спокойной канадской жизнью. Не получается. И не только у нас. Поэтому мы были в числе 8000,

пришедших поддержать Израиль. Зал не вместил всех желающих, а потому большая часть собравшихся разместилась рядом, на площади.

 

Кульминационным моментом мероприятия стал телемост Торонто-Кирьят Шмона, и проходил он под грохот канонады. Чьи это были снаряды – наши ли, чужие, спать под эту колыбельную мои дети не смогли бы. Один из военных, перекрикивая взрывы и скрежет танков, громко обратился к сидящему по ту сторону экрана в зале брату со словами и улыбкой: «У нас все хорошо!». А другой брат, старясь улыбнуться в ответ, прерывающимся голосом, шептал: «Береги себя, Йоси! Берегите себя, ребята!». И кто-то вздохнул за моей спиной: «Я сказала Галке, уезжайте вы оттуда на юг. А она мне: «Как я собаку оставлю, с собакой меня не куда не возьмут...». Родителей они отправили, а сами сидят в Хайфе. Говорят, что уже привыкли к сиренам и не боятся. Хорошо, у них детей нет. Ну, а что делать тем, у кого дети, как их каждый раз успокаивать? Боже, спаси Израиль!». Ну, а мой приятель из Хайфы объяснил ребенку, что если закрыть окно жалюзи, то ракета не залетит. Говорит, что помогает…

 

Расходились в полной темноте, неохотно, в приподнято-грустном настроении. Мои дети гордо несли в руках израильский и канадский флаги и пели гимн Израиля.

 

…На следующее утро с чувством выполненного долга я сидела перед компьютером и, как обычно, проверяла почту. Запах кофе расползался по квартире, перемешиваясь с неповторимым утренним воздухом. За окном прыгали с клена на дубовый стол наглые, но ужасно симпатичные белки. День был распланирован: сходить в библиотеку через торговый центр, сделать маникюр, позаниматься с детьми английским и поискать в Интернете поблизости теннисный корт... Ну, вот и последнее письмо, от Шимона Бримана:

 

«Дорогая Нина, срочно делюсь информацией о происходящем на Севере. Сообщество русскоязычных израильтян собрало продукты для Кирьят-Шмоны в йом-ришон (воскресенье - прим.автора): фрукты, консервы, чай, кофе, дет. питание, бамба, печенье, молоко, йогурты. Набили целый минибус - без всяких официальных. структур, фондов и т.п. Там люди голодают. Помощь нужна сейчас...».

 

Чтоб ты мне был здоров, Шимон! Я смотрю на часы – они показывают 14.00 израильского времени – можно звонить...