Глава двадцать шестая. «Долгожданное лето»

I

Ира Романова посмотрела в небо, немного очистившееся от туч и напоминающее море, припоро-шенное пеной волн – облаками. Такой резкий переход от активного образа жизни к отдыху не пошел на пользу даже ей. Это только кажется, что отдых, такой желанный и близкий, что-то сверхъестествен-ное!…

Она наконец-то добралась до сестры Ольги.

- Ира, - Оля прервала ход мыслей сестры. – В чем дело?

Романова вздрогнула, оборачиваясь на голос родственницы. Она не заметила, что стоит по-среди небольшого дворика, прямо около молодой березки и со странной улыбкой, немного грустной или расстроенной, смотрит в небо.

- Прости, - шепнула она, пытаясь изгнать из себя легкую тоску и неизвестность. – Красиво…

- Да… - Ольга бросила резкий, скользящий взгляд на пейзаж, раскинувшийся на несколько кило-метров. – Я привыкла…

Ира кивнула. Для нее как-то непривычно было смотреть на живую, нетронутую цивилизацией природу, слышать какие-то странные, новые уху звуки и различать в себе частицы всего этого. Она не рискнула бы сказать сестре о том, что весь ее разум и до мельчайшей клеточки организм истосковались по живой природе. Она так устала от камня города, бешеного ритма, стремления… По сути своей Ирина Романова мирная, спокойная женщина, которую судьба и жизнь поставили в жесткие рамки. А выжива-ет сильнейший, и если не бороться за выживание…

- А я не привыкла, - сказала она, толи отвечая на размышления Ольги, толи подтверждая соб-ственные мысли. – Пошли, что-то похолодало! Ветер какой-то…

- Да… Погодка этим летом, - поежилась Ольга. – Пошли-пошли, я тебе кое-что расскажу…

Ира подернула плечом, кутаясь в синенькую вязаную кофточку.

- Что? Сплетни?… - усмехнулась она.

- А как же! – Оля хитро улыбнулась, увлекая сестру под крышу крыльца. – Пошли-пошли!

II

Таня Андреева, двоюродная сестра Романовой и племянница Елены Николаевны Романовой, была в хороших, можно сказать дружеских отношениях с Алисой, первой женой Олега. И естественно, узнав о том, что он собирается жениться, она не преминула сообщить новость подруге.

Алиса отреагировала спокойно. Ее больше беспокоило собственное ухудшившееся состояние, отекшее и потерявшее прелесть лицо, тяжесть во всем теле, отвращение, вызываемое одним только взглядом в зеркало… А Олег с его решением снова жениться… Что ж, она ведь тоже вскоре после не-удачного брака вышла замуж! И так…

После разговора с Таней Алиса еще долго думала о том, что произошло за последние не-сколько лет. И, несмотря на то, что она категорически запрещала себе вспоминать о погибшем муже до рождения детей, перебрала в голове все ужасные моменты его гибели. И снова впала в странное состоя-ние, чем-то напоминающее безразличие и страх в одном целом.

Вместе с ней теперь жила мама и сын – Алиса боялась оставаться одна в последнее время. Отложив журнал, так и не прочитав ни страницы, она пошла на кухню.

- Мам, свари компота что ли…

Мама Анна Петровна Виноградова, подняла голову от кроссвордов и неопределенно что-то пробурчала.

- Ладно… - Алиса села на свободный стул около окна, положив локти на подоконник, и по-смотрела, как по небу быстро летели рваные серо-голубые тучи. – Я с Танечкой говорила!

Анна Петровна кивнула, не проявляя особого интереса к разговорам дочери с двоюродной се-строй ее первого мужа.

- Она рассказала, что Олег женится. Ты сваришь компот?

- Сказала же – сварю! - мама отложила газету и посмотрела на Алису. – Он, значит, женится! Нашел тоже время!

Дочь удивленно подняла брови.

- А при чем тут время?

- Мог бы хоть тебе позвонить, спросить, как Антошка! Уж не чужие друг другу!

Алиса всплеснула руками. Все ее лицо в мгновение ока приобрело странный красно-желтый оттенок.

- Неужели ты думаешь, что я все еще хочу общаться с ним! Или ты не помнишь, что мы раз-ведены?!

Анна Петровна недовольно поджала губы.

- Ну и на что ты собралась жить?! Ты с тремя детьми! Ты еще три года работать не сможешь!

- Смогу! – упрямо воскликнула Алиса. На лбу ее выступил пот, скатившись по щекам мелки-ми бусинками. – И вообще, что ты меня нервируешь! Мне нельзя волноваться!

- А стоило бы! Еще бы если один у тебя ребенок был – одно дело! Как я буду сидеть с темя, коли ты на работу собралась?…

Алиса вспыхнула, подскочив на стуле.

- Оставь меня в покое… - прошептала она, задыхаясь от волнения. – Пойду, полежу, что-то мне не хорошо….

Анна Петровна, испуганная действием своих слов, взволнованно подпрыгнула. Поддержала дочь под локоть, помогла ей дойти до комнаты и, когда поняла, что Алиса всего лишь перенервничала, пошла, варить компот.

Алису не меньше чем мать волновало будущее себя и троих своих детей. И конечно, ее не-сколько расстроила новость о женитьбе бывшего мужа. Каждая разведенная женщина, даже если с бывшим мужем ее не связывают никакие чувства и мысли, желает, чтобы он страдал и после нее не лю-бил никого.

III

Пока Оля готовила обед в дуете с сестрой Ириной, успела рассказать последней презабавную про-винциальную историю. Дом Кузнецовых, стоящий особняком от остальных поселений, отгороженный от общества перелеском, представлял собой набор всех удобств от ванной с горячей водой до телефона. Единственной, как казалось Романовой, что злило Олю и немного портило общую картину – отсутствие цивилизации, шумного и стремительного жизненного процесса. Поэтому-то Ольга вот уже несколько месяцев уговаривала мужа перебраться обратно в Москву или хотя бы в Тверь.

- Я понимаю – раньше, - пожаловалась сестра. – Ирин, подай мне, пожалуйста, перца. Да-да, в том правом шкафчике!

Ира протянула Ольге небольшую, весьма симпатичную баночку и приготовилась слушать дальше.

- Я понимаю - раньше, - повторила рассказчица. – Он мог еще сказать, что там… Что дела не ула-жены. Перебраться не можем, денег не хватит, даже если все это продать! Ну, теперь-то что? Не пони-маю…

Ира покачала головой.

- Ну, потерпи чуть-чуть, он и согласится!

Некоторое время обе молчали. Оля размышляла, какие доводы она может предоставить му-жу, а Ира просто наслаждалась тишиной, бросая резкие, поминутные взгляды на тонкую полоску света, отбрасываемую полузакрытым окном.

- Послушай, а Олег что – женится?

Ира вздрогнула.

- Я же тебе говорила! – всплеснула она руками. – И, по-моему, не один раз!

Оля отложила половник, пакетик со специями и задумчиво посмотрела сквозь Романову.

- На твоей коллеге… Лиза, кажется….

- Лиза-Лиза! – Ирина обогнула сестру, взяла из сушки чистую ложку и, попробовав получив-шийся суп, констатировала:

- Оль, соли мало, добавь, а?

Оля отошла от плиты, открыла небольшой ящичек в углу и долго что-то там искала. Через некоторое время по небольшой темной кухне, обитой деревом, распространился едкий запах специй, просочившийся из шкафчика.

- Темнишь, сестренка, - внезапно сказала Ольга. – Давай, рассказывай, кто эта Лизавета и по-чему у тебя лицо такое…

Ира испуганно подпрыгнула на месте.

- А что – очень заметно? – обеспокоено спросила она.

- Ой! Еще как!

***

Сельская жизнь хороша только в малых дозах. К этому выводу обе сестры, что Ира, что Ольга пришли, сидя на лавочке во дворе и обсуждая все те многочисленные события, произошедшие за по-следние месяцы.

После того, как они выяснили, что Лиза не самое лучшее, что могло произойти с Олегом, плавно перешли на комичные рассказы Кузнецовой о сельских происшествиях.

- Есть тут у нас один юноша, - сказала Ольга, поудобнее устраиваясь на лавочке. – Как бы милиционер местный.

- Почему «как бы»?

- Потому что ментом он был… - Оля задумалась, потирая рукой запястье. Ирина поежилась, заметив это движение, присущее в основном Лизе. - … несколько лет назад… А потом толи уволился, толи выгнали его! Но, знаешь, все привыкли, что Ника милиционер… Словом, прозвище у него такое – Ника-мент. Жена у него есть, Наташкой зовут, сын… А он другую любил, та его бросила! Ой, Ир, какие тут бразильские сериалы! Все ведь на виду, вон он девушек во-о-н в тот перелесок водит! Жена замети-ла – что было!

- Да… - Ира покачала головой. – Тебе пора в столицу! Сидишь тут, сериалы на природе смотришь!

- Прекрати издеваться, Романова!

- Я а что – я ничего! – рассмеялась Ирина.

Небо было высокое, испещренное пушистыми клубками облаков. Облака эти были такие странные, причудливо приплетенные меж собой, подсвеченные преломленными солнечными лучами… И все это явление неба, с исчезающим и выплывающим солнцем, устало опускалось на зеленую массу леса, переходящего вдали в покатое, неравномерно засеянное пшеницей поле.

- Красиво тут… - вздохнула Ира, запахивая кофту. – Только все равно как-то холодно… - она улыбнулась, опуская глаза. Здесь, на природе они были странного аквамаринового оттенка, искрящиеся и словно бы ловящие в свою глубину редкие блестящие лучики солнца. Оля иногда замечала красоту глаз своей сестры, но в глубине души усмехалась, не веря, что это есть на самом деле, а не простой об-ман зрения.

Вся красота Романовой заключалась именно в глазах. И если сама она не осознавала их кра-соту, необыкновенный блеск и почти фантастические переливы, то окружающие с удивлением, а чаще с восхищением угадывали сказочные мотивы во взгляде. Правду говорят, что глаза – это зеркало души. И удивительно красивые у Романовой они не могли не намекать на склад характера и все эти порывы. Со-гласитесь, она слишком корректна, слишком отзывчива, слишком безотказна, слишком огромен ее внутренний мир. И этим «слишком» научились пользоваться другие…

А сто касается внешнего вида, в принципе обыкновенные черты лица и манеры, настолько возвышались от этого «слишком огромного мира», что порой кто-то встречавший Романову случайно или знакомившийся в ней по долгу обстоятельств, угадывал - какое удивительное очарование исходит от нее волнами.

IV

Лето, кажется, вспомнило, что его время давным-давно наступило а его часы, негласные часы, то замедляя, то ускоряя бег своей невидимой стрелки, тем временем отсчитали тридцать дней июня. Пер-вый летний месяц напоминал скорее осень со своими затяжными ливневыми дождями, промозглым хо-лодом и поплывшей грязью черной земли. Пока погода была неблагосклонна, а небо, болезненно-молочное изливало на головы ни в чем неповинных граждан тонны жидкости, Ира Романова и не дума-ла о поездке. К сестре Ольге она сбежала чисто из соображений жары, как-то разом навалившейся на Москву.

Тишина, окутывающая местность, легкие порывы ветра, испепеляющая, живая жара, но более при-ятная, нежели температура в городе, - все это успокаивало теперь Иру, все, включая беседы с Ольгой, ее шутки, какая-то добрая, родственная атмосфера.

Она и сама не поняла, как так получилось, что в одно прекрасное утро, разбуженная солнечными лучами, добравшимися до ее лица и до этого ползущими, словно змеи по подоконнику, очнулась от прежнего своего задумчивого, апатичного состояния. И словно впервые широко раскрыла глаза, любу-ясь новым своим внешним состоянием.

- Что с тобой? – испугалась Ольга.

- Что? – Романова отшатнула, вся растрепанная, неухоженная, донельзя сентиментальная всем сво-им обыденным и непривычным глазу видом.

- Ты… - Ольга коротко засмеялась, даже усмехнулась что ли, обходя Романову. – Я ждала… ждала… - прошептала она, потом подпрыгнула как-то очень мило и, продолжая смеяться, по-детски ска-зала: - Пойдем, сегодня с Анькой пойдем на озеро, обязательно!

Ира покачала головой. Ей было странно видеть свои перемены, ей было странно, что она больше не связана с работой, что ей не нужна ни Кира, ни Лиза, ни кто бы то ни был и она теперь, от-пущенная невидимой силой, наделенная крыльями, словно воздушный шарик воздухом, может лететь… Она свободна, она наконец-то свободна!….

V

Эва осталась совершенно одна. Наталья уехала уже достаточно давно, остальные подруги, знако-мые тоже неизвестно где отдыхал и все, что ей оставалось – уйти куда-то в себя, забыть, закрыться, от-дыхать и стараться не думать, что ей так грустно без какого-то определенного дела, без вечного этого стремления.

Она не искала общения, потому что все эти прогулки под луной, пересмешки сверстников, костры, поцелуи и еще бог весть что… Нет, она предпочитала либо оставаться вместе с матерью в го-роде, либо уезжать на пару-тройку дней за его пределы. В городе, конечно, она ощущала себя лучше. Город напоминал ей о чем-то, точно напоминал, но способен ли кто-то с точностью сказать, что значат все эти порывы?…

На какой-то определенный момент она дала слабину и позволила себя увлечь поездкой на да-чу, обещаниями о прогулках… Истосковавшись по тишине, красотах окружающего мира, искрящейся зелени, Эва поддалась. Правда, в первые же часы пребывания за городом она поняла, что никакой ро-мантики нет в этих первобытных условиях – то и дело отключают свет, скважина, из которой ее семья всегда брала воду, сломалась, из знакомых никого… Она попыталась было спастись посредствам «Док-тора Живаго», но глубокий философский роман только будил в ней непонятные ассоциации, воспоми-нания и переживания, те самые, о которых она не решилась бы сказать кому бы то ни было…

Или только одному человеку… Но… Она оглянулась, приподняв голову с подушки. Она ле-жала на постеленном на траву покрывале, положив голову на небольшую подушку, скрытая от жары и любопытных глаз соседей зеленью кустов. Рядом, пестрея ровными строками букв, лежал открытый на восьмидесятой странице роман Бориса Пастернака. Читать больше не хотелось, Эва смотрела на рас-плавленное жарой белесое небо. Ни птиц, ни облаков, прямо как в пустыне, - мелькнула мысль. Отло-жив книгу, она некоторое время в задумчивости изучала окрестности, припоминая те замечательные го-ды, когда любила бегать здесь со всеми своими многочисленными младшими родственниками…

Это было не так давно, - сказала она сама себе, усмехаясь чему-то вспыхнувшему с новой си-лой. Когда-то они были дружны, все они – троюродные и двоюродные братья и сестры, потом, кажется, что-то произошло… Все семьи, жившие здесь, в одной деревне, и приходившиеся друг другу самой близкой родней не поделили наследство…

Наследство грязной, неплодородной земли, - заключила Эва, захватывая в ладонь горсть су-хой земли. «Ненавижу!» - с яростью, которая возникала в последнее время слишком часто, сказала она сама себе и закрыла глаза. Лежала так некоторое время, пока ее никто еще не хватился, пока еще она скрыта от всех глаз… И вдруг прямо перед ее глазами возникло выражение, знакомое выражение ли-ца… Она подскочила та, словно ее охватило огнем.

- Значится так, - прошептала она со злостью. – Вот как… А я ждала! – откинула подушку, та бесшумно улетела сквозь кусты смородины. – Вот так… - еще раз прошептала со злостью. – Ни минуты!

Ее обнаружили практически сразу после того, как из кустов вылетела подушка. Пришлось от-кликаться, пришлось делать вид, что она рада созерцать округу и делать вид, что НИЧЕГО не произош-ло… Но только теперь она знала, что, ступив один раз на путь разъяснений и домыслов относительно отношений других людей она и не подозревала, что дремлющие мысли, погашенные чем-то ранее вновь с силой вернуться в разум… О боже, она сознавала, что теперь не спать спокойно! Теперь не жить без-заботно… К ее мечте поступить в Бауманский добавилась еще одна… Безумная!

***

Я посмотрела в небо. Оно этим летом очень красивое – чистое и высокое. Наверное, если бы я писала не роман, а заметки, это размышление с удовольствием назвала бы: «Размышление о том, какая же я стерва». И, правда, я могу любить и ненавидеть с одинаковой силой совершенно в одном и том же круге. Во мне, по части, больше от Скорпиона, чем в моей героине, хотя я по знаку вообще-то Близне-цы. А теперь про отношения. С одной стороны я всегда думала, что во мне много сентиментального, от-чужденно-романтичного. На самом деле, мне кажется, что холодный разум иногда проявляется сильнее романтики. И на эту мысль меня навела очень интересная мысль. Все время до этого я думала о своей героине как о чем-то отдельном, но если бы я вдруг собралась воспринимать ее как часть общества, я с той же постоянно холодной логикой, с которой терпеть не могу Лизу, попыталась бы использовать Ро-манову. Конечно, она сейчас моя слабость, сейчас я восхищаюсь тем, как она завладела моим творче-ским миром, но, стоит мне переменить к ней отношение, и она станет чем-то в роде моего прекрасного оружия.

Я часто думала об этом, но весь образ, который я искусственно создала в ее представлении о себе, позволил мне бы с легкостью управлять ею. При этом она наверняка бы думала, что является не-оспоримой хозяйкой положения. А тем временем, увязла бы в моих личных условиях. И в этот момент мне пришла мысль, поразившая с одной стороны нелепостью, с другой – неоспоримым доказательством того, что я стерва. Когда я перестану видеть в Ирине Анатольевне свою Ирину Романову, она станет просто физическим телом, в которое поместили мысли прекрасного человека. Удивительно, неужели я до сих пор вижу в ней свою героиню? Но что же я буду делать, когда возненавижу тело, носящее образ моей прекрасной Романовой?…

VI

Романова посмотрела по сторонам, разыскивая сестру Ольгу. Погода стала невыносимо жаркой, солнце и без того похожее на раскаленную монетку, теперь слилось с белесым небом, кажется, зависнув над головами людей.

- Оля! – позвала она. – Оля! - Сестра не откликнулась.

- Ира! Ира, скорее! – раздалось откуда-то сбоку. Романова подавилась глотком воды, набран-ной из ведра, стоявшего под двумя небольшими липами. Быстро поставив чашку на столик здесь же, она недоуменно оглянулась по сторонам.

- Ирина! – позвал голос сестры. – Ира, черт тебя! Где ты, Романова?!

Ира бросилась на голос, исходивший как ей показалось из-за кустов смородины около забора.

Ольга была прямо за тем самым забором, по крайней мере, ее спина виднелась из-за ствола вишни, чуть покачивающейся. На мгновение Ольга выпрямилась, видимо, снова собиралась позвать се-стру. Тут взгляд ее расстроенных глаз упал на ничего не понимающую Ирину, пытающуюся понять, че-го хочет сестра.

- Скорее! – махнула рукой Ольга. Лицо ее было искажено не то злобой, не то испугом. Рома-нова в три шага пересекла лужайку с распускавшимися и источающими специфический сладковатый запах ирисами, и оказалась за забором, притворив железную калитку.

Ольга действительно была около вишен, склонившись к чему-то распластавшемуся на земле. Ира сделала несколько шагов и обомлела, скорее даже испугалась. Около забора, на примятой хрустя-щей траве, раскинув руки в разные стороны лежала женщина или девушка со спутанными светло-рыжими волосами и белыми, незагоревшими руками, чуть поджатой верхней губой, отчего ее зубы не-естественно выпирали.

Она лежала, поджав руку и запрокинув голову и потому, что вокруг царил сладковато дурма-нящий аромат спиртного, можно было утверждать, что девушка была мертвецки пьяна. Ольга тщетно пыталась поднять девушку, обращаясь к ней по имени.

- Наташка! Наташка, вставай! Вставай идиотка! – неистовала Ольга. Подбежавшая Романова попыталась ей помочь, но казавшаяся с виду худенькой рыжая Наташка была вовсе не легка на подъем. – Натаха, дура! – выдохнула Ольга.

По лицу сестры мелкими бусинами скатывался пот, падая на тонкую майку-безрукавку. Ира никак не могла понять, почему им обеим не удается поднять Наталью.

- Эта кикимора уже не в первый раз пьет как зараза! – еле дыша сказала Оля. – Она просто дура! У этой… ребенок! Ребенку лет пять что ли! Ну, какая мать…. – и снова попытки поднять пьяную. Им удалось ее сдвинуть, немного перевернув на бок. Романова наклонилась к самой земле, вцепилась в плечи девушки и потрясла ее.

- Вставай, красавица!

Красавица приоткрыла осоловевшие глаза, немного пошевелилась, даже попыталась припод-няться на локте. Скорее всего она откликнулась на незнакомый голос Романовой, чем на гневные, но знакомые упреки Ольги.

- Замечательно, давай-ка! – Ира вместе с Олей чуть покачнули Наталью, чтобы она встала на ноги, но та вдруг вся согнулась, закатила глаза и обмякла в руках двух сестер.

- Что это она? – испугалась Оля, но рук не отпустила, боясь, что Ира упадет вместе с непо-сильным телом Натальи.

- Плохо ей…

В следующее мгновение Наталья начала содрогаться, и изо рта пошла пена. Ольга вскрикну-ла, а Ира, отпустив руки, позволила телу девушки упасть на траву. Голова запрокинулась назад, обе ру-ки неестественно выгнулись, кожа посинела.

- Ольга! – крикнула Ира, наклоняясь к Наташе. - Ольга, скорее зови кого-нибудь из ее… У нее есть кто здесь?!

Ольга оторопело стояла, не двигаясь, с опухшими от усердия руками и выпученными глазами.

- Оль, скорее!

А сама, кажется, вовсе не оторопев как сестра, начала приподнимать девушку, поворачивая ее на бок.

Оля сорвалась с места, широкими шагами пересекая дорогу и скрываясь за поворотом. Сколько времени прошло с того времени, как та ушла, Романова не считала, но ей показалось, что дос-таточно.

Наталья вся похолодела, пульс уже едва прощупывался и кожа стала восковой, словно про-свечивающей все подкожные капилляры и вены. Периодически начинала идти пена изо рта, но Романо-ва не могла куда либо бежать, что-либо искать из лекарств, только потому, что она не знала, где искать и не могла оставить девушку одну.

Послышалась серия шагов, почти беззвучно хлопающих по пыльной дороге и следом за Оль-гой все с теми же испуганно ошеломленными глазами, бежала полноватая женщина, лет пятидесяти, с серыми волосами, пришпиленными каким-то немыслимым бантом с боку.

- Ах, ты… - она выругалась, схватила Наташу за обе руки и попыталась поднять. Та ответила только закатившимися глазами и еще больше посинела. Женщина снова начала ругаться, при чем слова вырывались из ее рта, словно плевки. Романова попыталась помочь, но была отстранена резким жестом.

Наташка неловко перевернулась на бок, и из ее рта вместо пены просочилось что-то ярко-красное. Кровь упала несколькими мелкими каплями на зеленую траву, создав странную ассоциацию с ягодами, спрятавшимися в листве.

- Господи… - прошептала Ира. – Оль, скорую… Ее явно надо в больницу… Врача!

И женщина, и Ольга сначала не поняли в чем дело, но потом, посмотрев на Наталью, чуть приподняв ее и увидев, что все ее лицо теперь было залито кровью, не перестающей сочиться, ахнули. Ольга вихрем взлетела в дом, вытащила мобильный, набрала трясущимися пальцами номер и что-то бессвязно проговорила. Ира ее не слушала…

VII

Обе возвращались в дом молча, когда уехала скорая из местной больницы. Женщина, как сказала Оля, мать Наташки, Алена Николаевна, оторопевшая от всего, обещавшая врачам привезти Наташкин полис, понеслась домой – там остался пятилетний внук.

- Она кто? – спросила Ира задумчиво.

- Так я тебе говорила! – у Оли подозрительно тряслись руки. - Помнишь, Ника… Это его же-на! Она так пьет вот с тех самых пор как его вместе с какими-то… в перелеске застала!

- Да… - протянула Романова, присаживаясь на ступеньки крылечка. – Все это плохо кончит-ся! В ее возрасте так пить…

Оля покачала головой.

Вечер медленно опускался на землю. Они и не заметили как он подкрался, совсем незаметно, словно специально ждал подходящего момента, чтобы все задумались, забылись, и тут он, вечер… За-стал врасплох.

Жара спала, принося странную тоску вместе с облегчением. Ира не знала, стало ли ей про-тивно или страшно от увиденной картины. Что за жизнь вот так, да и из-за кого так убиваться?!… При-шедшие мысли ее настолько поразили, что она ходила весь вечер молча, совершенно молча, даже не переглядываясь с Ольгой. Та тоже не особо хотела поддерживать беседу.

Так и завершили день. Оказалось, Ира вспомнила это, когда вечером, лежа во влажной по-стели, на втором этажа, прямо под комнатой Оли и читая какой-то старый журнал, через два дня она должна была ехать в Москву. А оттуда уже на собственную дачу… ей стало грустно на мгновение. Толи она боялась, что там, в городе на нее нападет снова та тоска, толи она просто… Словом, что-то было не так…

VIII

Утро не разбудило солнцем, как это было некоторое время назад, наоборот, комнату наполня-ла странная молочная дымка, словно испарение. Ира открыла глаза, поежилась, потирая ладонью лоб и встала, вся взъерошенная, всклокоченная, еще не до конца проснувшаяся. У нее было странное впечат-ление, что вокруг слишком тихо. Оля ее не будила, несмотря на то, что Ира несколько раз просила это сделать. Сестра вставала рано и Романова считала своим святым долгом ей помочь. Только Оля ее все равно не будила, как будто жалея.

На улице моросил дождь. Небо было серо-синего цвета с розовыми подпалинами. Там, скры-тое от глаза человека, уже взошло солнце и отсвечивало сквозь прогалки туч ярким, живым светом. Ира услышала шаги на лестнице, потом около своей двери. Шаги торопливо приближались, потом стали особенно четкими и тут же на пороге появилась Ольга в домашнем халатике, со съехавшими на правый бок очками и неровно лежащими черными волосами. Она была странного вида, словно чем-то жутко расстроенная.

- Ира, - выдохнула она, еле живая и вся растрепанная, нервная порывами, необъяснимыми и жутко настораживающими. – Ира, Ира…

- Что? – по тону сестры Романова узнала, что что-то случилось. – Что, Оля? Что?! – все с на-растающим беспокойством вскрикивала она.

Оля вздохнула, собралась с силами и выпалила все ровна так, как кружились бьющийся в клетке птичкой ее мысли.

- Ира, Ира… Ира, сейчас Алена Николаева пришла… С Никиткой… Просила посидеть, ей в больницу надо, ей срочно надо! Ира, умоляю, Ира! Ира посиди с ним, Ира я не могу, я смотрю на него, Ира посиди… - Оля была скорее обескуражена, скорее расстроенная. Романова увидела, как она глаза отводит, как не хочет показывать, что вот-вот зарыдает. – Ира, я не могу – посмотрю на него и все… Ира, ты сильней, ты Ира…

Романова никак не могла понять, при чем тут она, почему она сильней и в чем сильней?

- Что случилось? – спросила она. Тишина, наступившая после ее вопроса, звенела как бро-шенный в пропасть бокал.

Ольга видимо только спустя пару минут поняла, что она не назвала причин. И снова, подняв усталый взгляд, она сказала, почти прошептав:

- Алена Николаевна в больницу едет, - голос ее прозвучал серьезнее, чем несколько минут на-зад. – Наташа умерла. Ночью.

Теперь Ира поняла. Она поняла, почему сестра не может спокойно находиться рядом с ребен-ком, спокойно смотреть в его глаза.

- Оль… Ты что… Оль… - Ира закрыла руками глаза, у нее все поплыло от нахлынувшей вол-ны мыслей.

IX

Ира бросила резкий взгляд на проскочившую мимо сестру. У нее были красные глаза прямо как у вампира. Маленький Никитка все жался к Ире, словно что-то чувствовал. Она старалась быть сильной, она старалась не показывать ребенку, что в ее глазах упрямо стоят слезы, норовя потечь струйками по щекам. Она все старалась убедить себя в том, что не видела вчера жуткой картины женщины, которая тогда уже находилась на краю конца… Ее судьба уже тогда, когда Ира пыталась ее поднять и когда струйка крови упала на траву… «А ведь она еще там, на траве, ее кровь…» - подумала Романова и ощу-тила, как в глазах жжет. Она не смогла сдержать слезы, слезы ужаса и потрясения…

- Почему вы плачете? – Никита вцепился маленькими ручками в конца кофты Иры и не отпускал их, с детским ужасом глядя в глаза взрослой женщины. Он не видел до этого, как плачут взрослые и думал, наверное, что они не умеют этого делать… Боже, они же разучились в детстве! Так мама гово-рит, она так говорит… - Не надо… Мама говорит, что взрослые не плачут, - пролепетал он.

Ира не смогла сдержаться и слезы потекли по ее щекам с еще большей силой. Никитка в ужасе прижался к этой взрослой женщине так, как во время грозы прижимался к матери.

Ира инстинктивно обняла ребенка. И вдруг… Она вспомнила… Она вспомнила один случай из собственной жизни…Боже, ей казалось, что это можно похоронить под тенью событий… Нет, нет она помнит… Она молодой была… Она…

Боже, - подумала она. – Есть, есть тени, которые будут преследовать нас всю жизнь… всю, всю…