Глава двадцать пятая. «Вопрос к самой себе»

I

Погода немного успокоилась и стало потеплее – не так, как в середине июня, когда бедняжка Романова (не говоря уже обо всех остальных московских жителях) мерзла в собственной квартире. И, тем не менее, все это в целом напоминало осень.

Лиза старалась не думать о том, чего она жутко боялась – придется вернуться в Москву, при-дется задуматься о том, что же будет дальше и как ей собственно вести себя? Стоит только очарователь-ной Лизе вернуться в родной город, как к ней немедленно пристанет Аня с расспросами о предстоящем торжестве. А Лизавете, чего греха таить, все это было в тягость. Более того, она искренне желала повер-нуть время вспять, чтобы не соглашаться на ту прогулку с Кирой, давшую начало всему этому «недора-зумению». Именно недоразумению!

С этими мыслями Демина, не спеша, шла по длинной аллейке санатория, сплошь засаженной пахучими соснами и елками. Недавно прошел дождь, наполнив воздух едкой прохладой, а тротуар – лу-жами. Лиза брезгливо оглядела свои забрызганные туфли на низком каблучке, возжелав немедленно вернуться в теплый номер. И уже собиралась повернуться, чтобы идти обратно, как столкнулась с кем-то, выронив зонт.

Кляк-кляк… - зонт откатился в сторону, уткнувшись острым наконечником в зеленую мок-рую траву.

- Осторожнее! – воскликнул недовольный женский голос, и Лиза к своему удивлению узнала его. С мгновение она размышляла, как ей поступить, а потом, резко вскину голову вверх, двинулась прямо на незнакомую соседку по санаторию.

Соседка эта, примерно одного роста с Деминой, с темно-каштановыми вьющимися волосами, складного телосложения, но, несомненно более полная чем Лиза не могла не быть ей знакома. Это была Елена Вячеславовна Куралесова, бывшая коллега, защитившая диссертацию. Если говорить откровенно, обе они никогда не испытывали друг к другу симпатий.

Года три тому назад Куралесова, весьма своенравная особа явилась на работу в ту самую школу, где работала Лиза. Романова тогда была завучем по воспитательной работе, а процессом принятия на работу новых кадров руководила Ирина Евгеньевна. Защитив диссертацию, Елена помахала всем руч-кой и удалилась, оставив после себя кучу сплетен и неприятное ощущение.

В процессе работы она так яростно пыталась очернить перед учениками Лизу…А может быть, она просто лучше других знала ее?…

- О! – Елена вся выпрямилась и просветлела, словно и не было никаких обид между бывшими кол-легами. А вот Лиза ответила на весьма теплое приветствие холодной сдержанностью, поднимая свой зонт.

Ей казалось, Куралесова должна все понять по одному тону ее, отойти в сторону и при малейшей возможности еще раз столкнуться где-нибудь на дорожках санатория, уходить. Но Куралесова, оттого ли, что не помнила своего предубеждения относительно Деминой или просто из лучших побуждений, не испарилась и даже не собиралась отстраниться. Она яростно выспрашивала у Лизы подробности жизни коллектива после своего ухода и получала лаконичные, весьма даже вежливые ответы.

- А как Ирина Анатольевна? – Куралесова отшвырнула носком ботинка упавшую шишку.

- Завучем стала, - Лиза бросила взгляд на скамейку и маячившее здание корпуса.

- Да! Она создана для этого! Правда…

Возможные оговорки Лиза не восприняла. Она сейчас меньше всего хотела с кем-то спорить, тем более с таким человеком как Елена. Стоит отметить, что отношение Деминой с Ирине, в отличие от от-ношения Ирины к Деминой, было менее острое.

С тех пор, как Лиза решила выйти замуж за брата Романовой, она немного побаивалась будущую родственницу, угадывая, что та настроена как-то агрессивно по отношению к ней. И, тем не менее, она считала, что никто не может говорить плохо об Ирине, ведь та «особой прелести человек».

- Правда… - продолжила, тем не менее, Елена, не дав Лизавете возможности возразить. – В Ирине Анатольевне слишком много «слишком»!

Лиза остановилась посреди аллейки, не зная, что сказать. Прежде всего, она не поняла, чего такого «слишком» много в сестре ее будущего мужа.

- Я имею в виду, - сконфуженно сказала Куралесова, видимо понимая, что именно ее слова так обескуражили красавицу Лизавету. – Ирина Анатольевна слишком мягка, слишком отзывчива, слишком корректна, чтобы иногда совладать со своими от природы идеальными манерами и послать окружаю-щих куда подальше!

Дунул ветер, поднимая мелкие обломанные ветки и разгоняя лужи. Лиза шла молча, изредка по-глядывая на Куралесову и, наверное, полагая, что та, воспримет ее молчание как оскорбление и уберется восвояси!

Не убралась и не восприняла!

- Разве вы не согласны, Лиза?

Лиза что-то промычала, не зная, как реагировать на заявления бывшей коллеги.

- Кстати, уже время-то… Да! Увидимся! – Елена махнула рукой, улыбнулась Деминой (как ни в чем не бывало) и упорхнула с той же скоростью, с которой появилась.

Миловидное личико Лизаветы в мгновение ока исказилось, потемнело и почернело. Про себя она высказала все, что думала о Куралесовой, дав обещание вывести эту особу из себя, чего бы то ни стои-ло!

II

Она, Ирина Романова так устала от себя самой, что даже в зеркало смотреться расхотелось. Все это в целом и разрозненными частями превратилось в пародию. Ужасный год она пережила, просто жуткий и теперь, когда закончились выпускные, она с ужасом оглядывалась вокруг. Боже мой, только собира-лась что-либо делать, тут же опускала руки, не в силах совладать со своей апатией. Не от Лизаветы ли она ее переняла?

- На кого я похожа? – воскликнула она как-то, бросив критичный взгляд в зеркало. – Боже мой… - и опустилась на стул. Посидела, а потом засмеялась странным, почти что истерическим смехом – как все это стало бесполезно. Она знала, точно знала, что через месяц, даже через неделю у нее пройдет эта отчужденность, пренебрежение и жутковатое чувство ненависти к окружающему, но каждый год она вот так мучается…

Или не каждый?… И пока помешивала ложкой закипающий суп, перебирала в голове все-все со-бытия, ВСЕ, что разум еще силился охватить, а душа рвалась, так сильно билась о грудную клетку, словно взаперти, искала выход…

- Ир, суп!!! – прозвучал голос над самой ее головой. Романова вздрогнула, уронила ложку, а вместе с ним смахнула неловким движением руки и кастрюлю.

Голос переместился. Голос, принадлежащий брату Олегу.

- Ты о чем мечтаешь?! – спохватился он, аккуратно обходя образовавшуюся лужу супа.

- Ни о чем, - сестра меланхолично начала вытирать разлитое, наклонившись к полу. Потом при-встала, выжимая тряпку в раковину.

- О-о-о… - брат издевательски засмеялся, сложив руки и прислонившись к подоконнику. – Хороша хозяйка!

Романова не ответила, едко улыбнувшись.

- Чаю-то сумеешь налить, хозяюшка? – Олег сел за стол и взял старый номер газеты, одиноко ва-ляющийся на табуретке.

- Подожди… - Ира вытерла испачканный стол, подняла ложку и повернулась к плите, чтобы поста-вить чайник.

Какое-то время была тишина. Тишина, абсолютно никого не угнетающая и даже приятная. По крайней мере, Ира ощутила некое облегчение, несмотря на то, что брат стал еще более хмурым.

Она снова начала грезить на Яву. Замечала за собой такое только тогда, когда была жутко устав-шей. Или просто что-то должно было случиться.

Пошел дождь. Тихий, призрачный дождь, не тревожащий ухо, зато создающий какой-то странный, шуршащий фон. Кап-кап… Клип-клип – по трубе…. Мелкие капли ударяются о листья деревьев, потом соскальзывают на гладкую, лоснящуюся ветку, потом на ствол и исчезают… Другие летят прямо к зем-ле, беспрепятственно ударяются об асфальт и… отскакивают в сторону…. Тихо так, кап-кап…

Романова схватилась за край кухонного стола, внезапно почувствовав, что голова пошла кругом… Увлеклась, господи… Оглянулась по сторонам, брата уже не было. Ни брата, ни газеты.

- Олег, - окликнула она. Тишина. Позвала еще раз. Тоже тихо. – Олег, ча…

Романова вздрогнула, посмотрев на стол – там стояла одинокая недопитая чашка чая ее брата. Что-то внутри похолодело. Посмотрела на чайник, приложила руку… Холодный…

- Сколько…

Бросив полотенце, которое зачем-то держала в руках, она выскочила в коридор и заглянула в ком-нату брата. Тот спал, раскинув руки. Внутри у Романовой все похолодело…

- Сколь времени… - прошептала она. Беспомощно посмотрела по сторонам, разве кто-то способен ей теперь помочь?…

III

- Я собираюсь в лагерь, - пожаловалась Наталья. Подруге Эве, набрав номер ее телефона.

- А-а-а… Бедняжка… Хочешь помогу? – откликнулась подруга.

Такое предложение огорошило Наталью, хорошо знавшую Эву, которая терпеть не может выхо-дить из дома, если конечно это не очередная ее «бредовая идея».

- Приходи!

Вместе что-то делать не только веселее, но и плодотворнее, согласитесь.

- У тебя что, родителей дома нет? – подруга скинула туфли и засучила рукава теплой кофты, на улице все еще было холодно. – Ну, что делать-то?

- Родителей нет, - кивнула Соколова, хитро улыбаясь.

- Весело!

- Ты «весело» от Кимиллы или Романовой позаимствовала? – спросила Наташа, входя следом за подругой в небольшую комнату, именуемую «ее спальней».

- А кто из них раньше так стал говорить? – отшутилась Эва.

Некоторое время они обе бродили по комнатке, разглядывая разбросанные вещи. Стены комнаты пестрели плакатами известной певицы Наталии Орейро и юного волшебника Гарри Поттера.

- Мне Камилла звонит, - внезапно выпалила Наталья так, словно именно это ее мучило в последние дни. – Каждый вечер!

- Не одной тебе, - усмехнулась Эва, перекладывая несколько фотоальбомов с дивана, стоящего у стены, справа от двери, на стол.

- Скажи мне Эва, - не выдержала подруга. – Тебе известен характер Романовой, ее манеры… Неу-жели она… - Наталья пыталась подобрать более или менее приличные выражения. – Она слишком…

- Тебя это что – очень сильно волнует? – не удержалась Эва. И произнесла это с некоторой ирони-ей.

- Мне надоела ее биография, ее поведение и манеры, то, что она любит и не любит! Я о своем заву-че знаю раз в сто больше, чем о матери родной! Эва, не возможно не выйти из себя, если тебе по вече-рам рассказывают о человеке все, включая, какое он мыло предпочитает! Да будь оно треклято, вместе с Романовой, в конце концов!

- Мыло не виновато, - рассмеялась Эва. – А Каме не хватает чувства самопожертвования.

- Каме не хватает кое-чего другого! – взмахнула Наталья руками. – Если она мне ХОТЬ ЕЩЕ РАЗ позвонит, я скажу ей, ей Богу, скажу, что видела Романову вместе с полупьяной Кирой в еще более не-приглядном состоянии! И путь только скажет, что это ложь!

- Она мне тоже звонит, - Эву душил смех, но она смогла с ним справиться. – В точности все тоже, что и тебе… За исключением мыла, правда!

IV

Лиза вернулась в номер расстроенная и взъерепененная. Ее покой так жестоко нарушили, так…

- Лизонька, что с вами? – спросил голос, приближаясь к Деминой, стоящей около двери чуть ли не со слезами на глазах.

Соседка по номеру, приятная пожилая женщина Нина Викторовна, подошла совсем близко, загля-дывая в расстроенные глаза соседки.

- Что-то случилось? – она взяла Лизу за обе руки, почувствовала их холод и вздрогнула сама.

Полноватая, высокого роста, с вьющимися тяжелыми короткими пшеничными локонами Нина Викторовна смотрела на Демину сквозь скругленные очки.

- Встретила неприятного человека, мы были знакомы… когда-то…

- Это мужчина? – ласково спросила Нина Викторовна.

Лиза дернулась, вытянув руки по швам.

- Нет! Это женщина… - опустила глаза и улыбнулась.

- Точно Лизонька, с вами все в порядке? Может быть…

- Нет-нет! – Демина сняла плащ, потопталась на месте и пошла в самый дальний угол номера, где около широкого, завешенного зеленоватой шторой окна стояло кресло.

Она взяла с подоконника оставленную утром книгу, перелистнула несколько страниц и погрузи-лась в чтение, несмотря на то, что она не читала вовсе, скорее скользила взглядом по страницам.

Нина Викторовна, собиравшаяся смотреть телевизор в холле, вместе со своей приятельницей с этажа ниже, взяла теплый плед с маленького диванчика и, подойдя к Лизавете, накинула его ей на ноги.

Та отблагодарила соседку теплой болезненной улыбкой.

- Все-таки, - прошептала Нина Викторовна, чуть наклонясь. - Вы бы сходили в больничное крыло, давление померили… Вы бледная… Очень…

Лиза кивнула, улыбнулась и прикрыла глаза. Нина Викторовна ушла, стараясь не шуметь.

Минут двадцать она сидела в полной темноте, освещенная только тусклым светом полузакрытого окна. В коридоре то и дело раздавались шаги, нарушаемые только приглушенными хлопками дверей. Лиза начала засыпать, погружаясь в какое-то приятное тепло.

Сон подкрался незаметно. Ей снилось….

***

Ей снилось большое поле, огромное, ровное, зеленоватое поле, залитое ярким светом заходящего солнца. Трава на этом поле была странного выцветшего цвета, словно высушенная солнцем. Лиза стояла посреди этого поля, ощущая под ногами тепло, исходящее от земли. Налетел ветер, она согнулась, ста-раясь сопротивляться его внезапным порывам. Ветер бросал ей в лицо пригоршни дорожной пыли, та-кой же неприятно-теплой как и земля. Лиза пошатнулась и сделала несколько шагов, вся задрожала от боли, вступившей в ноги, и упала прямо на землю.

Она не могла идти, на ее ногах были туфли, сама она была в белом, том самом белом платье, кото-рое она купила. Ветер немного стих, улетев под самые облака. Она посмотрела вверх. Несколько ласто-чек с едва различимым криком разрезали розовеющее небо… Как высоко…

Сняла жесткие туфли, попыталась встать… Получилось, только трава была слишком жестка, не-приятно покалывающая ступни. Лиза провела руками по складкам платья, наслаждаясь приятной мягко-стью тафты. Посмотрела на него и вскрикнула от ужаса.

Все лицо ее исказилось, сделалось ужасно непривлекательным и даже жутким – платье было ис-пачкано свежей зеленью травы. Лиза начала было оттирать его, но только еще больше испортила, непо-нятно откуда взявшаяся зелень только еще сильнее въелась… Но ведь трава-то сухая! Лиза беспомощно оглянулась. Поле раскинулось вокруг нее в обе стороны, ограничиваясь только едва различимой каймой леса.

- Лиза! Лиза! Лиза, скорее, уже половина двенадцатого! Ты опоздаешь на свою регистрацию! Лиза, быстрее! – орал голос не то справа, не то слева от Лизаветы. Она оглянулась, повернулась, задрожала как от холода, а голос продолжал дико вопить.

И она побежала, даже не обращая внимания на то, что трава впивается в ее босые ноги. Ей было жутко больно, она прикусила губу, чтобы не дать слезам брызнуть из глаз. А голос так отчетливо звал ее, ругал, что она опаздывает…

- Лиза! Скорее, Лиза, пожалуйста! – умолял голос. И приближался, приближался… Она уже увиде-ла стены загса, а поле все не кончалось, а голос то умолял, то ругал, то проклинал ее.

- Лаза! Это последний раз, я предупреждаю, последний шанс, Лиза-а-а-а!!!

Она сделал еще один шаг, и нога ее сорвалась в неизвестно откуда взявшийся овраг… Она летела с обрыва, она летела, ощущая невесомость своего тела, развивающиеся волосы, осевшее платье, холо-деющие руки… Она задрала голову, чтобы хоть что-то увидеть, кроме полоски воды под собой, к кото-рой она приближалась…

Она перевернулась вся, прикрыла глаза и снова открыла, увидела как где-то справа, или прямо над ней… она сама выходит замуж, только за кого она выхолит? Почему рядом, на месте жениха нет нико-го? Но ведь это ее свадьба…

***

Лиза вздрогнула и проснулась. В комнате никого не было, а на улице уде включили фонари. Она оттерла рукой лоб, встала с кресла и пошла в ванную, растирая затекшие ноги… Какой странный и глу-пый сон! Это все от усталости!

V

- Что ты там говорила о самопожертвовании? – Наталья переложила несколько своих футболок и посмотрела на подругу, сосредоточенно складывающую теплые кофты.

- А! – Эва махнула рукой. – Это моя теория, к тому же она занудная и несколько устаревшая!

- А Камилла с Романовой при чем?

Видимо, Наташе не терпелось узнать, что же думает ее подруга по поводу мучающего вопроса о Камилле.

- Тебе что поговорить не о чем?!

Наталья всплеснула руками.

- Не о чем!

Эва молчала несколько минут, прежде чем резко повернулась к подруге и выдала гневную, про-никновенную тираду:

- Я говорила о самопожертвовании к человеку, который дорог! Камилла на каждом шагу трещит о том, что обожает Романову, она всем рассказывает подробности ее жизни и упивается тем, что она – Камилла – считает ее своей любимой учительницей! Она кричит, что готова для нее на все, и если бы она была привязана к Романовой, если бы она не просто восхищалась и поклонялась ей – она бы совер-шила самое малое! Она готова на все, тогда почему она не оставит ее в покое?! Вот о каком самопо-жертвовании я говорила!

Наталья замерла, почти вжавшись в стену. В голове внезапно возник логический вопрос.

- Ты ревнуешь?

Эва вздрогнула. Подруга озвучила то, что она боялась произнести сама.

- Нет. У меня есть чувство самопожертвования к тем, к кому привязываюсь, к родным, близким… Мне просто жалко Романову, я слишком хорошо знаю Каму, она уничтожит в Ирине личность. Рано или поздно уничтожит! А впрочем…. Какое мне дело!

VI

Ира посмотрела по сторонам так, словно впервые находилась в этом помещении, по обыкнове-нию называемым «домом». Родителей не было, равно как и брата, одна только Ильина зашла поболтать и поделиться впечатлениями от собственной будничной жизни.

- У вас как-то странно стало, что никто не убирается? – Ильина прошлась по кухне, где обычно любила заседать Романова, вообще, если ее не было на кухне, то она была либо в комнате, либо вообще за пределами квартиры.

- А кто будет убираться-то?! – Романова потянула руку за чашками, но не дотянулась до верхней полки – роста не хватило. – Кто их сюда поставил?!

- Подожди, - раздался приглушенный голос Ильиной. – Господи, у твоего брата в комнате еще тот кавардак… - кажется, подруга беспрепятственно путешествовала по квартире и имела неосторож-ность заглянуть в комнату Олега.

- А, ну его! – Ира все-таки достала чашки (правда, для этого ей пришлось встать на табуретку). – Иди, чай…. Ильина, где тебя носит?!

Послышались быстрые торопливые шаги, после которых на пороге кухни показалась Наталья. Ее светло-каштановые волосы были стянуты в тугой хвост черной заколкой. Романова невольно улыбну-лась, пытаясь припомнить все перевоплощения подруги.

- Ты волосы красить больше не будишь? – спросила она, расставляя чашки на столе.

- Да что ты! Я несколько раз цвет поменяла, а теперь мучаюсь, знаешь, они какие-то сухие стали… Надо будет сходить в салон, проконсультироваться…

- Доэксперементировалась! - усмехнулась Ирина, наливая в многострадальные чашки кипяток. По кухне мгновенно распространился запах той самой свежести, которая бывает исходит от свежезаварен-ного чая.

- Тебе тоже советую, - Наташа села на излюбленное Иринино место – стул около окна. – А то ино-гда странное впечатление создаешь!

- Какое? – заинтересованно откликнулась подруга.

- А такое, что тебя взяли, - Ильина изобразила, что берет какую-то вещь кончиками пальцев, - … засунули в стиральную машинку, - она характерно махнула рукой, - … И сверху насыпали стирального порошка!

Романова улыбнулась, занимая место прямо напротив Наташи.

- А потом, - усмехнулась последняя, - … Вот в каком виде из машинки достали… В таком и пошла! – Ильина изобразила повседневный внешний вид подруги, стянув с волос заколку и приподняв их рука-ми. – Красавица!

- Вот уж спасибо, - в голосе Иры была легкая обида.

- Но это так! – запротестовала Ильина. – Я тут смотрела фотографии твои. Года два назад фотогра-фировалась ты! Ты там и ты сейчас…. Боже, Ир, ты сейчас похожа на жертву ликвидации последствий атомного взрыва! Ни маникюра, ни прически, одни глаза остались, да и не уже не как прежде голубые, а серые какие-то…

Ира вздохнула.

- Знаю…. Да что я могу! Ну, ты сама скажи, ну что мне делать, если работа бешеная!

- Это ты бешеная, а не работа. И нечего на зеркало пенять, ежели… - Ильина развела руками. – Да к тебе на шею уже давным-давно общество село, и ноги свесило!

- Хорошо! – Романова улыбалась. Видимо, Ильина была первая, кто облек все подозрения Ирины в четкую устную форму. – И что же мне делать?

- Пошли ты их… - Ильина кивнула, привстав и, подойдя к подруге, наклонилась к самому ее уху.

Романова округлила глаза.

- Куда их послать?!

- Туда-туда! Или еще подальше!

Ильина села на место, улыбаясь тому, какой эффект произвели ее слова. Ира задумалась, с какой-то странной улыбкой водя по дну чашки ложкой.

- И? Как мне это сделать?

- Как-как! – всплеснула руками подруга. – На праздник какой-нибудь, после концерта, берешь в руки микрофон и с милой улыбочкой – Наталья широко улыбнулась и, не убирая с лица наигранного выражения, продолжила. – И говоришь им: «Дорогие коллеги, вот что я хотела вам сказать» Тут дела-ешь паузу и…. Опять же с милой улыбочкой громким четким голоском, я знаю, Романова, орать уме-ешь, продолжаешь: «Идите вы туда-то и туда-то!». Знаешь… Уважать будут, уж ты мне поверь!

Романова замерла, видимо, пытаясь примерить на себя эту ситуацию.

- Ты совсем сошла с ума, Ильина! – сказала она наконец, видимо что-то для себя решив.

Ильина только покачала головой.

VI

Немного потеплело и Лиза, совершенная разбитая ночной бессонницей, когда из-за расступивших-ся туч ярко светила луна, бросая серебристые полосы на пол, кресло, столик и подоконник, вышла на улицу.

Она, в тонкой вязанной крючком кофточке, черных брюках, держала книжку в руках и, казалось, была недовольна любой мелочью, окружающего мира. Ступив на влажный асфальт, она поежилась, оку-танная едким ароматом хвои и мокрой от росы травы.

Широкий двор санатория, расходящийся в разные стороны длинными аллеями, напоминал москов-ские парки, которые, по мнению Лизы, бывавшей в них крайне редко, осквернены человеческим при-сутствием.

- Это все-таки, судьба, Лизавета Андреевна!

Лиза вздрогнула. Обернулась, это снова была Елена Вячеславовна Куралесова, весьма неприятная для нее, Лизы, особа.

- Судьба? – Лиза постаралась улыбнуться как можно милее, и на мгновение у нее это получилось. – Наверное, давайте… - она оглянулась. – Пройдемся…

Видимо, Демина ожидала таким образом избавиться от Куралесовой.

- Я вас отвлекаю! Я это чувствую, - Елена Вячеславовна сделала несколько шагов, улыбаясь Лизе.

- Да нет… - последняя вздохнула.

- Вас, кажется, оскорбили мои слова относительно Ирины Анатольевны?

Демина вздрогнула. Ее мысли были сосредоточены вовсе не на Ирине, а на собственной жизни и проблемах. Особенно на том, что же ей теперь делать.

Соответственно, Лиза, слышавшая все время только об Ирине Романовой, внезапно и совершенно неосознанно вскрикнула:

- Да что же, свет что ли клином сошелся на Ирине Анатольевне?! Что – она единственная тема для разговора?! Других что ли нет?!

Куралесова отпрянула и на ее лице постепенно начало проступать раздражение, перемешанное с пренебрежением.

- А вас утомляю, Лизавета Андреевна, - сказала она с примесью холода в голосе. Зеленое пальто Куралесовой делало ее похожей на лягушку, поэтому Лиза все больше ощущала себя прекрасной прин-цессой.

- Нет, - снисходительно сказала Демина, одарив свою спутницу недоуменной улыбкой. – Вы мне вовсе не помешали! Вовсе нет!

- Вы разговариваете прямо как героиня романа, Лизавета Андреевна, - усмехнулась Куралесова, после чего кивнула головой и удалилась, оставив Лизу в одиночестве наслаждаться испорченным утром.

Если бы могла красавица Лиза посмотреть на себя со стороны, она бы поняла, почему выглядела немного смешной и немного странной. Лиза, бывшая когда-то милой и очаровательной тихоней с тем-ными лазами и изящной фигурой превратилась… Нет, пока человек не придумал названия тому сущест-ву, в которого превратилась милая когда-то Лиза….

VII

Ира посмотрела на просветлевшее московское небо, возвращаясь из магазина. По обыкновению гудел Земляной вал, пестрея несущимися куда-то машинами. Романова на мгновение замерла, сама удивляясь, как это она раньше не замечала этого ужасного шума, создаваемого оживленными Садовым кольцом. И, действительно, несущиеся машины четко обрисовывали жужжащий фон, вторя стуку колес электричек, доносившемуся с Курского вокзала.

Может быть, Ильина права? Эта жизнь замучила ее слишком, она высосала из нее все соки… А что же остальные? Что Кира, что Лизавета, что все это общество? Они то что? Они отдыхают, они свобод-ны… И Романовой пришла в голову странная, поражающая своею нелепостью мысль.

Отчего она пришла? Отчего она пришла именно после шутливой взбучки Натальи, после целого года, когда Романова и сама ощущала или только угадывала?… Она была в таком запале, внутренне она стремилась работать, она стремилась что-то делать… Отчего? И вот теперь, именно сейчас, когда ее ру-ку оттягивает сумка с продуктами, а в спину подталкивает тепло разогревающегося солнца… Теперь она как будто проснулась и, не стесняясь, не боясь, только удивляясь, задет себе вопрос: «Не она ли, Ирина Анатольевна Романова, отдала обществу свои крылья? Крылья, на к которых когда-то так сво-бодно взлетала под самое небо, к звездам, к тишине космоса в снах принцесса Антареса, Ирина Романо-ва?….»

***

Неумолимо наступало мое лето. Я знала, мы будим далеко, я перестану писать роман, я не смогу больше владеть своим собственным миром. Я знала, что этот мир оказался на двоих и еще я знала, что он разный для нас. Для меня это наблюдение, это стремление что-то сказать и сделать и боязнь этого свершения, это вовсе не «самовыражение», потому что я вовсе нес стремлюсь делать все это для себя… Для нее это иное – это поступки, которые, вопреки моим словам, совершаются скорее из социальной не-обходимости, это порой лживые и увертливые поступки, ее цели разны с моими. Мои связаны с защи-той, с борьбой, с какой-то высшей и надменной мечтой. Ее цели меланхоличны, переменчивы и пахнут бытовым дымом. Я строю ее жизнь иначе, чем она ее проживает.

И самое главное, самое большое, что нас разделяет, разделало и будет разделять вечно – ее отно-шение. Она говорит, что все это «пройдет», а я защищаю то, что делаю. Она говорит «самовыражение», я говорю «мечта», она говорит «весело» на то, что не весело абсолютно. Я стаю на нижней ступени на-шей с ней социальной лестницы, но выше на духовной. Ведь она никогда не поймет… И в это мгнове-ние мне стало ужасно. Она никогда не поймет. Боже мой, неужели… Неужели я ошиблась в своей ге-роине… Нет! Она ведь еще не сказала… Не сказала «Ерунда»….