Дождь. По листьям деревьев, по траве, по крыше большого дома - крепости барабанил сильный летний дождь, сопровождавшийся буйными раскатами грома и прон¬зительным мельканием молний. Небо, затянутое, как в корсет, чёрными тучами, нависало над землёй. Казалось, протяни руку, и ты дотронешься до него рукой.

 

В большой комнате, в которой были настежь открыты все окна, в большом крес-ле сидел мужчина. Он был одет в штаны и рубаху на выправку, а больше на нём ничего не было, даже сапог, босые ступни ног тонули в пушистом ковре. Давно нечесаные огненно – рыжие волосы, обрамляли некогда красивое, а сейчас опухшее от постоянного пьянства лицо. Из - под ресниц мрачно и зло смотрели серые глаза. Это был хозяин дома, польский дворянин с русскими корнями – его мать была дочерью польского шляхтича, а отец был московским боярином. Звали хозяина дома – крепости Михаил, польская шляхта и польские паны чаще называли его по прозвищу - Лютый. Трясущиеся с перепою руки мужчины держали за густые волосы маленькую девочку. Малышке было около шести лет, а по-тому особой силы на то, что бы удержать её не требовалось.

 

- Смотри, смотри, - говорил он каким – то странно – радостным тоном, дыша в затылок ребёнка сильным запахом выпитого им перед этим вина, - смотри на свою мать – потаскуху, смотри, а иначе я перережу тебе глотку, - Яна и в самом деле почувствовала острое лезвие ножа у своего горла.

 

Испуганная, бледная аж до синевы, девочка смотрела вглубь залы, где пьяные гости резвились с молодой и беззащитной женщиной, её матерью.

 

Плач и мольбы несчастной Насти были слышны по всему дому. Дрожавшая от страха и непонимания того, что происходит, Яна горько плакала, но вырваться из рук того, кто считался её хозяином и был ей отцом, не могла. Не могла она помочь и той, что дала ей жизнь.

 

Надрывные крики женщины давно могли бы разжалобить даже камень, но только не Михаила, забавлявшегося отчаяньем жертвы.

 

Когда гостям надоело молодое и красивое тело, они бросили его хозяйку посередь комнаты и вернулись за стол. Вино вновь полилось рекой. Пьянство продолжалось до поздней ночи. Так же до поздней ночи в гостевом зале оставались Яна и её обессилевшая мать. Михаил не позволил им уйти.

 

Женщину заставляли прислуживать им, по всякому унижали, говорили гадости, обзывали, при этом Насте не дали даже переодеться, она так и осталась в разодранном платье, заставляли, чуть ли не до бесконечности лазить в погреб за вином. Гости измывались и над Яной, заставляя девочку убирать за ними со стола и пола объедки и кости, убирать грязные тарелки, её всё время били за неповоротливость и за то, что слишком медлительна.

 

Дождь давно уже прошёл. Чёрное ночное небо таращилось в раскрытые окна и вливало в комнату свежий поток холодного воздуха, который, в свою очередь, так и не смог протрезвить головы празднующих неизвестно что, пятерых мужчин.

 

К середине ночи, хозяину, едва державшемуся на своих ногах, пришла в голову «замечательная» идея: он решил устроить во дворе дома охоту. Встав, он подошёл к дверям и позвал псаря.

 

В доме все переполошились, какого – то мальца лет семи – восьми послали на задворки, искать псаря – пожилого сухопарого мужчину. Холопы, слыша доносившиеся из зала крики, пьяный смех и песни, так и не посмели разойтись по своим комнатушкам – норам. Они толпились в коридоре, но при этом никто из них даже и не пытался сунуть нос в комнату, боялись гнева хозяина, который в пьяном виде был дюже скор на расправу.

 

Жены Михаила Рогнеды и их дочери Елизаветы не было дома, они были на каком – то торжестве у князей Мазовецких. Вся дворня практически каждый день после отъезда хозяйки молилась только о том, что бы она поскорей вернулась. При Рогнеде и маленькой дочери хозяин, обычно, бывал поспокойнее, хотя частенько и поколачивал жену. Его сын от первого брака Марис служил в войске короля Польши.

 

Появившийся псарь не без опаски зашёл в гостевую. Он вытянулся перед хозяином по стойке «смирно», молча выслушал этот жуткий приказ.

 

Велев выпустить во двор свору борзых, Михаил схватил Яну за волосы и потащил на балкон, открытый всем ветрам. Гости, кто ещё мог идти самостоятельно, последовали за ним.

 

Псарь, побледнев, повиновался. Он понял, сильно пьяный хозяин, мозги которого последнее время просто заклинило на подобного рода развлечениях, решил устроить самую настоящую травлю, как на зверя в лесу. В качестве загоняемого зверя, Михаил велел вытащить во двор упиравшуюся Настю.

 

Сильно напуганная, женщина даже не смотрела на вылетавшую из – за угла свору голодных собак. Закрыв лицо руками, и визжа, она пыталась бежать, но ноги не слушались её.

 

Острые клыки глубоко вонзались в нежное женское тело, почувствовав вкус крови, собаки стали настолько агрессивными, что за каждый кусок лакомой плоти, бросались друг на друга, норовя порвать на мелкие части.

 

Яну подтащили к перилам балкона, заставили смотреть на то, как собаки рвут на части тело её матери. Отец дико захохотал. Ему нравилось смотреть на борзых, боль-ше походивших на бездомных псов, возившихся на помойке, ему нравилось смотреть на перекошенное от страха и ужаса лицо незаконнорожденной дочери.

 

Девочка не выдержала такого зрелища. Она потеряла сознание…