Горячим летом 1992-го в Мартакертском районе Нагорного Карабаха полыхали бои. Прорвав оборону карабахцев, многократно превосходящий по силам противник вошел в село Кичан. С ужасом и скорбью на лицах женщины с детьми и старики оставляли насиженные места. Отряд защитников села отступил в лес.

«Я останусь, – говорил сам с собой старый охотник, заправляя дробовик. – Куда мне теперь идти?..»

Завтра ему исполнялось 82. Впрочем об этом он и не помнил...

«Рука еще держит, не дрожит, – бурчал он себе под нос, любовно проводя шершавой ладонью по гладкому стволу. – Лишь бы глаз не подвел...»

Дед опоясался патронташем, поднялся на крышу, устроился среди всяческого полезного хлама, которым он по старческой своей бережливости забил чердак – авось когда-нибудь пригодится.

Вдруг он вспомнил Нахшун, покинувшую его 4 года назад. Жена, в белых одеждах, была как живая, с распущенными длинными волосами, гораздо моложе своего предсмертного возраста, словно не ушла в мир иной, а находилась во дворе, хлопотала по хозяйству, доила корову, которая вдруг мелькнула тенью и исчезла...

–Я постель свежую постлала, – вдруг сказала Нахшун, обернувшись и заглянув ему в глаза. – Теперь будешь спать спокойно: клопов всех раздавила, больше не будут кусать...

Старик очнулся...

«Зовет меня, соскучилась, – объяснял он себе. – Правильно сделала, что раньше ушла, чтобы не видеть этого позора. А теперь и меня к себе зовет – видать, там лучше, покойнее...»

Старик посмотрел вверх – солнце было в зените. «Зачем пытаться тушить в других частичку света, дарованного свыше?» – подумал он...

Вдруг неистово залаял соседский Богар – старик крепче сжал ствол ружья. Точно так же пес залаял однажды зимним вечером, когда в хлев прокрался волк. Старик выбежал с ружьем на крики соседей и пристрелил хищника. Правда, волк успел загрызть овцу... Теперь Богар снова надрывался – не его ли, старика, звал на помощь?..

Но что это? Короткая очередь... и жалобный, угасающий визг. Не ожидал бедный Богар, что однажды люди пристрелят и его...

Старик зарядил двустволку, устроился между мешками и навел ствол на калитку...

К усадьбе приближались трое с автоматами наперевес. Азербайджанцы громко и весело переговаривались, совершенно не подозревая об опасности. Они входили как хозяева, ногой распахнув калитку, заскрипевшую, словно пожаловавшись, пронзительным ржавым скрипом.

Тот, что был пониже и пошире в плечах, пошутил:

– А что в доме нет армянских собак? Что-то никто не встречает...

Все громко рассмеялись.

– Нехороший это знак – значит, за душой у хозяев не было ничего, охранять нечего, – ответил второй, худой и заросший.

Третий молча кивнул, отшвырнув ногой садовую лейку, которую старик впопыхах бросил у входа в огород.

– А это мы еще проверим, – сказал первый, направляясь к деревянной лестнице, ведущей в дом. – Эти армя...

Он недоговорил. Раздался хлопок – аскер упал. Тут же последовал другой выстрел. Каждая пуля была ценою в жизнь. Пока старик перезаряжал ружье, третий успел выбежать за калитку. В околотке послышались крики. Звали на помощь. Подоспевшие аскеры прилегли возле калитки, не решаясь переступить порог усадьбы. Дед менял свое место и стрелял. Казалось, что в доме расположился целый отряд...

Аскеры не пытались штурмовать дом. Началась какая-то возня возле деревянного забора. Старик догадался, что они обкладывают дом всем, что может воспламениться. Из покинутых хозяевами соседних домов несли сено, дрова, доски. Обложив усадьбу со всех сторон, облили бензином и подожгли.

Дом долго горел, охваченный ярким, всепожирающим трескучим пламенем. К удивлению азербайджанцев, оттуда не доносились крики горящих людей. Но выстрелы продолжались... Это разрывались патроны, припасенные стариком. Вскоре высокое пламя спало. Дом теперь уже тлел угольями и задыхался едким дымом.

Из него никто так и не вышел... На пепелище лежал обгоревший остов охотничьего ружья...