.

Березовые поленья горели в камине. Напротив мирно пляшущего пламени

стояло кресло – качалка, рядом с которым был столик с журналами и

вазочкой. В кресле восседал Андрей Иванович Курочкин, пожилой учитель

истории. Он не работал уже лет пятнадцать, но всегда знал, что он –

учитель и держал марку сельского интеллигента. Даже вечером, дома,

сидя у камина, он был одет в любимый костюм песочного цвета,

льняную рубаху и туфли.

Соседка – Варя ушла полчаса назад, она убирала у Андрея Ивановича

с тех пор, как умерла жена Люба. Варю он когда – то учил, ставил

двойки нещадно, а вот теперь, на старости лет, относился к ней,

как к дочери. Кроме Андрея Ивановича, в доме обитал еще котенок

Тимофей. К хозяину он благоговел, и охотно отзывался на свою кличку. А пока на него никто не обращал внимания, он ловил

тени, которые отбрасывали языки огня.

В комнате пахло свежим сосновым полом и теплом камина.

Андрей Иванович у себя дома выглядел, как аристократ в ссылке.

Слишком не вязался облик высокого, седого, подтянутого старика с

просто обстановкой и внутренним убранством его жилища.

Повыше камина, на стене весела фотография жены – в молодости.

Глядя на нее, память уносила его в те времена, когда они

оба были юны и счастливы друг с другом.

Стоило Андрею Ивановичу прикрыть глаза, чтобы задержать

набухающие слезы, и отвести взгляд от портрета, он тут же оказывался в пойме реки. Весна. Нежно – зеленые березки выплывали

из предрассветного тумана…

Люба искрилась от молодости и красоты, как роса на весенней

траве. Идеальная гладь реки, ни души рядом, запахи такие, что хотелось кричать от счастья, и он – с веслом на лодочке и стихами Есенина.

Через год у них родился первенец – Василий. Андрей Иванович

до сих пор помнил все до мелочей. Как в канун Рождества, замерзая и пританцовывая возле родильного дома, он молился всем богам подряд и смотрел на окна, где рожала его жена.

Этой ночью он пообещал богам, что будет любить ее вечно.

Так и случилось. Ее уже нет, а он любит и хранит память о том, что было.

Потом бессонные ночи. Василий рос горластым малышом.

Андрей Иванович понимал, что это счастье – валиться с ног от усталости, обнимая и баюкая крошечное создание, которое смотрит на все окружающее широко открытыми от удивления глазами.

Работа для Андрея Ивановича значила много. Ученики были все

разные – хулиганистые, веселые, робкие, слабенькие, отличники и двоечники, задиры и рубахи – парни. Для него они были все хорошие,

потому что он не забывал ни на минуту, что перед ним – дети.

Посвящая их в тайны прошлого, Андрей Иванович давал корни. Каждый урок был спектаклем – с бряканьем шпор мушкетеров, взятием Бастилии, открытием Америки, путешествием во льдах, строительством пирамид, покорением космоса.

Особенно большую радость Андрей Иванович испытывал, когда возмужавшие и повзрослевшие ученики посещали его по прошествии многих лет после выпуска. Здесь он мог видеть плоды своей работы. Юные души крепли, созревали и превращались в замечательных людей. Но для него они оставались детьми, и учитель с жадностью ловил каждую знакомую черточку в изменившихся учениках.

К примеру, Андрей Востряков, увлекшись историей Великой Отечественной войны, решил на практике провести блокаду Ленинграда. Ленинградом стал закрытый снаружи погреб, где шесть “ жителей “ провели двое суток. Детей искали всей деревней, пока Галочка не проговорилась.

Дима, начитавшись < Капитана Немо >, решил из подручных средств смастерить подводную лодку. Получилось. Дюралевая лодка дяди Олега ушла под воду в считанные минуты вместе с капитанами. Слава богу, Данило, деревенский дурачок, в это время там рыбачил. Он – то и спас < офицеров подводного флота >.

Больше всего досталось коту Ваське, когда всем классом решили его отправить в космос. Смастерили огромную рогатку из засохшего куста рябины. Девочки сделали из фольги шлем с антеннами, а мальчики привязали крылья от авиамодели.

Когда Андрей Иванович ушел на пенсию, у него было много забот по уходу за тяжело болеющей женой.

Однажды ее не стало. Мир для него превратился в скорбящий ад. Сперва он сторонился людей, пробовал пить, он алкоголь не давал облегчения душе.

Вскоре Валера Одинцов, бывший ученик привез рой пчел с Алтая. Андрей Иванович сперва упирался, затем очень полюбил это занятие пасечника. Для его души наступило облегчение на третий год.

Получилось что – то вроде кооператива: было два помощника и он. Помощники работали за часть меда, а Андрей Иванович работал для пчел.

Зимой он рисовал и очень много читал. Земляки к нему начали относиться, как к святому. Для каждого его дом был открыт, готов был совет и беседа, после которой хотелось жить.

Часто летом на лугу возле пасеки, разобравшись со всеми пчелиными заботами, Андрей Иванович, жестикулируя соломинкой как указкой, начинал рассказывать пчелам о трудном и тернистом пути человечества – со своими комментариями. Пчелы чувствовали обращение Андрея Ивановича к ним. Понимали они его или нет – это неизвестно, но он свято верил в собеседника в виде улья.

Чаще всего здесь на лугу он и встречал закат, поочередно разговаривая то с пчелами, то с Василием, погибшим в Афганистане, то с Любой. Иногда – с Богом, Наговорившись, сидя на корточках впитывал красоту для своих зимних рисунков.

Снег давал отдохновение его душе. Ск5возь узоры на стеклах, вглядываясь в чистоту и девственность природы, Андрей Иванович творил свои шедевры – то карандашом, то маслом, иногда цветными мелками. Картины он раздаривал односельчанам. Зима для него была временем творческой отдачи.

...Это случилось, когда солнце лизнуло горизонт на востоке. Угли в камине уже тлели невыразительным багрянцем. Котенок, свернувшийся на коленях у Андрея Ивановича, давно мирно сопел. Вазочка, подаренная на день свадьбы – из тончайшего фарфора, выскользнула из ослабевшей руки и разбилась. Слеза заблудилась в морщинках. Большое, доброе сердце остановилось и излило всю любовь и невысказанность в мир. Остается только догадываться, что душа Учителя, которая никогда не хотела стареть рванула на встречу новому и неизвестному.