– А что же ты любишь, Мишенька?

– Бабушкину квашеную капусту с яблоками и мамину манную кашу на молоке...

Весьма красивые глаза, как для мужчины, с длинными девичьими ресницами, при каждом слове обдают новой порцией холодных мурашек на позвоночнике. Вопреки своему кофейному цвету. Сколиозно согнутые плечи делают его ещё более хмурым. Молодое лицо и старчески изношенный взгляд – трагическое сочетание. Особенно для их хозяина.

Уже более восемнадцати лет Миша, который на днях вступил в возраст Христа, потерялся во времени. Настоящего для него не существует. А будущее вырисовывается весьма в мрачные силуэты. О своём прошлом – о детстве и отрочестве – с ним, без его разрешения, никто не имеет права говорить.

– Я существо, что блуждает во времени.

После такого приветствия в кругу его знакомых оставались только избранные. Некоторые воспринимают встречи с ним как поход в зоопарк с диковинными животными, другие – восхищаются его несовременным отношением к жизни, из-за чего в каждом слове отыскивают божественную философию. Но уже через месяц-другой интерес их потухает, так и не переродившись в дружбу, или хотя бы уважение.

– Как спалось тебе сегодня? Соседи не беспокоили?

– А пускай буянят, если им от этого легче. Меня не трогают… И тебе к ним, я рекомендую, так же относиться. Пугаете людей своими нотациями и пилюлями. То, что пустышек здесь не дают, знают даже безнадёжные новички. А вы Хазара со стажем этими байками кормите. Самим-то не надоело?

– Всё же это лучше, чем пичкать его легендами о страстном суде, который наступит уже сегодня вечером. Неправда ли?

– Почему же легендами? На всепоглощающем костре справедливости будешь гореть и ты. Сегодня. Полуночью.

– Я, кажется, не дерзила. Давай будем взрослыми, вежливыми, по крайней мере.

Листая карточку, – две склеенные воедино девяностолистовые тетради в клеточку – можно сойти с ума. Что и случилось с пятью моими коллегами. Блуждающий во времени обманчиво «пушистый» Миша стал их последним пациентом. Теперь они его соседи по коридору. Как тени быстро проскальзывают возле стен, опуская глаза при встрече. Только иногда их лица освещает кривая ухмылка. У всех одинаковая. Что кроется в ней? По-видимому, она и будет разгадкой. Кажется, сегодня он и меня подготавливает к сумасшествию.

– Я тебе нравлюсь?

– Что?

– Тяжело любить сумасшедшего, правда?

– Я не считаю тебя сумасшедшим.

– Но в карточке, ведь уже, наверняка, поставила свой вердикт…

– Делать выводы пока ещё рано.

– Давай напишу твой портрет? В моём медицинском досье об этом не написано ни слова. Верно?

Оказывается, кровать его хранит множество интересного. Из правой ножки, что ближе к стене, он достал свёрток слегка поблекших листов и простой карандаш. К удивлению, хорошо отточенный.

– Сядь на кровать. Ближе к стене. Да. Не бойся. В самые тяжёлые минуты я всегда рисую. На вот, посмотри.

В самые тяжёлые… Боже, да ведь это Гриценко, Владимир Данилович и Таня… Здесь они все прежние…

– Красиво. Где-то учился?

– Боишься?

– Нечего. На картинах рука мастера чувствуется. Откуда нож взял?

– Всевышний на тех выходных принёс.

– А как он выглядит?

– Посмотри в окно. Не ёрзай, пожалуйста.

– А я тебе нравлюсь?

– А ты хочешь мне нравиться?

– Зачем меня рисуешь?

– Не хорошо отвечать на вопрос вопросом. Разве мама не учила?

– Нет, меня дедушка воспитывал. Спасибо за цветы. Но, больше не стоит.

– Поцарапанные родинки на спине не болят? В окно смотри.

–Ты?

– «Демон» Лермонтова моё любимое литературное произведение.

В три года маленький Потапкин, как называла его мама, уже бегло читал. В шесть лет мальчик наравне с папой играл в шахматы. Давние друзья семьи вспоминают, как накануне Пасхи Миша проснулся в слезах. После длительных расспросов сознался родителям, что видел, как папа зарезает маму ножём. Тогда, все посмеялись детскому ночному кошмару. Решили ограничить просмотр телевизора перед сном. Только через пять лет сон Миши оказался явью. А спустя полтора месяца его папа умер в суде от разрыва сердца. В то самое время Миша разорвал нарисованный им портрет давно нелюбимого и чужого дяди.

– Мой портрет тоже разорвёшь, как и его?

– Почему бы и нет.

– На что тебе моя душа? Не молчи! Если нужна была тебе я, тогда зачем, стольких бедняг убил или в психушку запрятал навечно?

– Они тропки. И этой своей роле, заметь, даже не противились.

– Чего?

– Ты слишком умна, тебе никто об этом не говорил? Нравится? Мы похожи, правда? Чтобы тебя отыскать, я потерял много времени. Слишком.

– Зачем?

– Хочу вернуть потерянную часть души.

– Уже почти полночь. Чего ждёшь?

– Когда сбежит мамина каша.