…Она явилась ко мне во сне, из ниоткуда, из моего подсознания, видимо, уже ус-певшего истосковаться по настоящей любви к женщине. Ее одухотворенность и воздушность, вместе с семейственностью, к которой она привыкла, произвели на меня приятное впечатление! Она была так разговорчива и весела в кругу своих близких, так увлекалась, забывая обо всем, но в то же время была как будто немного чужда им, словно ее мысли носились совершенно по иным кругам и ей приходилось снисходить до окружающих. Было в ней что-то веселое, по-детски беззаботное, и весте с тем про-глядывала некая грусть, какая-то потаенная отчаянность: в своей веселости она словно доходила до предела, после которого готова была разрыдаться, но, преодолевая себя, сквозь слезы, вновь, с удвоенной силой, пускалась в странное волнение, щебетала и щебетала беспрестанно... Без сомненья, я влюбился в нее и привязался с той силой, на какую способна первоначальная страсть и проникновенная симпатия. Я быстро нашел с ней общий язык, - в чем светилось родство наших душ! Она даже била меня сильно, но любя, на что я мог только нежно целовать ее… (Неужели это мое подсознание тво-рило любимый мной образ?..) Но причиной ее подспудного отчаяния, как я узнал поз-же, была болезнь – врожденный порок сердца. И почему именно от этого моя мгно-венно вспыхнувшая влюбленность сделалась столь глубокой и самоотверженной? Из-за жалости? Отчасти. Действительно, в тот момент мои глаза готовы были наполнить-ся слезами. Конечно, я бы не проявил этой слабости, дабы просто, чтобы не унижать ее. Но любой врожденный недостаток человека, роковое слово Природы, вызвало у меня приступ сожаления и досады. И тут во сне коварство отрицания совершило сле-дующее: я вдруг спросил себя: а смогу ли я долго любить ее, ибо как всегда встретить-ся какая-нибудь зазноба, здоровая, безразличная, далекая от сантиментов – и мой мир распадется на два взаимоисключающих, противостоящих мира, становясь причиной моих внутренних противоречий и терзаний, особенно из-за этого момента – врожден-ного порока сердца?.. Шепча: «Нет, нет!..» - и все же желая, чтобы этот образ вопло-тился, я проснулся…

И почему-то сразу вспомнил, что я никогда в детстве не хотел быть врачом, да и не смог бы, ибо терпеть не мог слабости других людей: когда они такие бессильные, бледные, угасающие лежат на койках, а их глаза словно вопрошают о жизни. Я нена-видел эту слабость, может быть, потому что сам не мог сделать так, чтобы человек вы-здоровел сразу, встал и пошел, радостный и полный сил: я словно не верил в его бо-лезнь и требовал, чтобы он был здоров! Это было жестоко, и отрицание опять ковар-ным образом толкало меня в радикализм: а раз так, так пусть и умирают, коль не могут быть здоровыми и сильными! Нет, нет, я решительно не мог быть врачом!..