На втором году моей срочной службы в СА прислали к нам в роту нового командира взвода. По фамилии Расулов. Окончил он пединститут в Ташкенте, и каким образом попал двухгодичником в Белоруссию, да еще в танковые войска, знает только Бог, царь и воинский начальник. Как говорят: пути Г-сподни неисповедимы, а дурость командиров не знает предела. Очень верно сказано.

Был лейтенант Расулов человеком сугубо штатским, русский язык знал плохо, а уж в танках разбирался, как одно известное домашнее животное в заморских фруктах. Думаю, что живьем он его (конечно же, танк, а не животное) увидел только, когда прибыл к нам проходить службу командиром второго взвода первой роты танкового батальона гвардейского мотострелкового полка им. уже не помню кого.

Да, полк наш был знаменит - Героев Советского Союза, служивших в разное время под его знаменем, было что-то около или чуть больше пятидесяти. Дело объясняется тем, что во время войны полк одним из первых форсировал Днепр.

Механиком-водителем на его командирском танке служил сержант Петух. Это фамилия такая. Обычно в военкомате в танкисты, особенно в механики-водители, берут ребят невысокого роста. Даже предел какой-то есть. Как вы представляете, места в танке немного.

Петух был исключением. Звали его те, кто имел на это право, "Петя", а те, кто не имел - товарищ сержант. А вот как зовут, хоть убей, не помню. Потому что был он, по нашей солдатской иерархии, "дед", до пенсии, тьфу, до дембеля - два месяца, а я - "фазан", служить еще как медному котелку. И такие вопросы, типа, как тебя зовут - задавать мне было не положено. Ну и Бог с ним.

Представьте себе детину под метр девяносто ростом с соответствующим весом, очень похожего, кстати, на Петра Первого в молодости. Это и был портрет "Пети". Каким образом он попал в механики можно понять, только вернувшись к началу рассказа. Как помещался в отделении механика-водителя - тоже неизвестно. Но водил классно…

Был у нас парко-хозяйственный день, как всегда по субботам. Мы, как обычно, обслуживаем танки. Все остальные - обслуживают полк. Кто забор строит, кто траву прошлогоднюю убирает, в общем, порядок наводят после зимы. Поработали мы часок, и вышли из бокса покурить в курилку. Сидим, травим байки, а лейтенант Расулов - ответственный в этот день, сидит с нами и что-то там себе читает. Видимо, к лекции готовится. Кто-то из механиков пожаловался, что у него главный фрикцион (сцепление в танке) подгорел. А надо сказать, что лейтенант Расулов не курил. И, услышав это слово "подгорел-сгорел", заинтересовался, что случилось. Ему и ответили, что, мол, рядовой Воеводов курил в танке, не затушил окурок, вот у него фрикцион и подгорел. Еле потушили.

Расулов отбросил бумаги, тут не до лекций, когда дело касается сохранности боевой техники. И говорит:

- Сержант Петух!

Представьте себе реакцию сержанта Петуха, похожего вдобавок на Петра Первого, блаженно греющегося в вольной позе под апрельским солнышком. Для него уже, еще за сто дней до приказа, "салаги" начали каждое утро с тумбочки кукарекать, возвещая о том, что еще на один день служить осталось меньше. А, вследствие специфической фамилии, ему еще и угодить надо. Вот по утрам мы и слушали различные варианты «ку-ка-ре-ку», иногда даже в исполнении трио, а то и квартета. А тут кто-то прерывает его сладостные мечты о неизбежном дембеле. Да он уже мысленно в таком месте, до которого женатому лейтенанту Расулову еще полтора года дотягиваться!

- Чего? - отвечает Петух.

- Встаньте, когда с вами командир взвода разговаривает!

- Зачем?

- Петух!

Вы еще представьте себе акцент лейтенанта. Это надо слышать.

С ворчанием, в котором можно было уловить нечто знакомое - из репертуара слесаря-сантехника или портового грузчика, Петух, кряхтя, как старый дед, поднимается. Видок еще тот. Гимнастерка на первой пуговице снизу застегнута, ремень там, где ему положено быть у дембеля, то есть гораздо ниже поясницы, на губе приклеившаяся полудокуренная сигарета марки популярной в солдатской среде "Примы". Доблестный защитник, одним словом.

- Петух! Приведите себя в порядок!

С еще большим ворчанием, переходящим иногда в какое-то повизгивание от такой

вопиющей несправедливости, сигарета выплевывается и застегивается еще одна пуговица. Петух в полной боевой.

- Сержант Петух! - повторяет Расулов.

У Петуха героическая попытка изобразить что-то, похожее на стойку "смирно". Примерно, такая же, как у Жаботинского, когда ему на Олимпийских играх нужно было поднять на 15 кг больше, чем у идущего на первом месте болгарина. Расулов, наконец, выдает:

- Если я еще раз увижу, что вы в танке курите, буду ходатайствовать перед

командиром батальона о вынесении вам трех нарядов вне очереди!

Представляете, с какой попытки произнес лейтенант слово "ходатайствовать"? И куда разметало курилку после гомерического хохота?

 

КУ-КА-РЕ-КУ!