ДЕВРЧКА СО СПИЧКАМИ

 

Спичкой – о коробок.

Рыжий сполох тепла.

Вдох – зима – неглубок.

Рядом с пальцами – мгла.

 

Щедро же, добрый сказочник, ты мне отсыпал жизни:

Сорок четыре минуты, ломких, с головкой серной.

Скоро закончишь историю. Что будешь делать, скажи, с ней?

Стоит ли слава ночи такой? Скажешь: "Стоит", наверно.

 

Тихий снег на ладони. Тает. Пока что – тает.

Я обожгусь, зажмурюсь, жаркий отблеск впечатав в сетчатку.

С каждым шорохом – ближе ночь, последняя, золотая.

Я ещё жива. Я ещё пробьюсь – подорожником сквозь брусчатку.

 

Спичкой – вдоль коробка,

Бережно, чуть дыша.

Пламя дрожит у виска.

К белой пропасти шаг.

 

Плохо. Уже не чувствую ног. И согреться мне не удастся.

Сколько осталось вдохов ещё? Тридцать? Нет, двадцать девять.

Сказочник, что-то не то творишь ты в королевстве датском.

Холодно думать. Хочется жить. И не пойму, что делать.

 

Холодно думать. Вязкая кровь, словно зимние волны –

Медленный серо-жемчужный шёлк, серебристое небо –

Помню, да не увижу вновь. Если не вырвусь на волю.

Если сказку не разорву. Если не хватит гнева.

 

Спичка, ещё одна –

Книга, гори в огне!

Я не обречена!

И умирать – не мне!

 

Если погибну (всё может быть) – то не твоей строкою,

Не потому, что таков сюжет, что так сценарий написан!

Лестницей в небо станет судьба, гамельнскою рекою,

Парусом алым на корабле, зелёным холмом эльфийским.

 

Лесная дорога – моя судьба, лестница винтовая,

Птица, летящая в облака, и тетива тугая.

Сказочник, власти нет надо мной, я ухожу, живая,

Я не замёрзну, будет рассвет, я другая, другая...

 

 

КРЫСОЛОВ

 

...А в последний момент Крысолов вдруг подумал, что не умеет плавать,

И что чёрт бы с теми деньгами (долго, что ли, подбросить десяток крыс –

За полгода городишко бы этот никчёмный опять захватили, залили бы серой лавой) –

А теперь, видать, не выйдет – романтический будет конец у дурацкой, в общем, игры.

 

Дети шли за ним – послушные, тихие, заворожённые флейтой –

Оловянные глаза, рахитичные ноги, матерями-отцами биты не раз и не два,

Лица оспинами изрыты, походка спотыкающаяся нелепа...

Крысолов играл, и от каждой ноты взрывалась болью седеющая голова.

 

Крысолов отводил детей вдоль берега, по колено в воде (следов волна не оставит) –

Вряд ли город их примет обратно, объявят нечистой силой, пособниками дьявола нарекут,

Значит, надо выжить иначе, вот в этом лесу нормальный лагерь поставить,

Но сперва отдохнуть чуток...

И, бессильный, головою приник к песку.

 

Сладкий морок медленно опадал, в глазах ещё плесневел, застоявшись,

Но уже оживала кожа – не просто бледность, но утренняя, приводящая в чувство дрожь:

Вот тростник, вот зимородок, туман и сосны – мир прохладный, но настоящий...

И стекала – прозрачными каплями по щекам – чародейская ложь.

 

И один из старших ребят, захлебнувшись обидой, от гнева нахлынувшего алея,

Выломал покрепче ветку, и ударил Крысолова в висок,

И ещё с десяток раз, хрустко череп дробя, да и рук своих не жалея,

А потом аккуратно флейту поднял, и сдул осторожно песок.

 

Волны озера расступались пред ним, улыбающимся счастливо,

И ведущим за собою воинство веры в неуничтоженную мечту,

А потом смыкались вновь.

Наступала пора прилива,

Подводящего волнистую окончательную черту.

 

 

СОЛОВЕЙ

 

Снежная Королева, жемчужина-льдинка в сердце моём,

Не растопить прозрачную дробь, да кровь ещё горяча.

Я поплыву на север – медовогорлым Орфеем, солнечным соловьём –

И не обернусь любопытствовать, кто там смотрит из-за плеча.

 

Снежная Королева, я ведь правды не утаю.

Я – уроженец краёв, где вовсе нету зимы.

Я спою об алых розах (не о жёлтых же петь соловью) –

И запылают алым небеса вековечной тьмы.

 

Снежная Королева, там реки лотосами расцвечены, а не скованы льдом,

Изумрудами море вспыхивает, только коснись рукой.

И пусть холод мне губы сводит, пусть уже говорю с трудом,

Но сугробы ручьями набухли, и капель услышать легко.

 

Снежная Королева, похоже, я эту песню не допою,

Нету сил вдохнуть, и в горле инеем оседают слова.

Я разрушу твою страну, и погибну во славу твою,

Я люблю тебя, Королева, но я не жертва – и не позволю более убивать.

 

Снежная Королева, я не смог бы стать твоим королём.

Я любуюсь тобою (зрение гаснет) – но больше люблю свободу.

И южане, напоённые солнцем, поплывут за моим кораблём:

У тебя не хватит льда – я ведь знаю сердца моего народа.

 

Снежная Королева (упал на одно колено, и в висках пульсирует: "Удержись!"),

Я бы всё отдал за твой поцелуй, да правителя недостойно

Забывать про то, что сюзерен всегда защищает жизнь –

Слишком много крови и чести за истиной этой простою.

 

Снежная Королева, неужели ты плачешь, и губы искусаны до крови,

А изящные пальцы изранено ледяные буквы перебирают?

Понимаешь, Королева, соловьи всегда поют о любви,

И всегда за собой приводят лето. Даже когда умираю.

 

 

 

ПИСЬМО ДЮЙМОВОЧКЕ

 

Знаешь, милая, как же я благодарен за то, что со мной была,

А теперь лети, конечно, весна, ручьи, гроза там в начале мая,

Хорошо, не раньше, а то залётная эта поморозила бы крыла,

Да и ты бы не выжила, хрупкая, прощай же, не обнимаю,

 

Я вообще прикоснуться к тебе боялся, дыханьем грел,

И в глазах стояли сладкие слёзы нежности и смущенья,

Улетай, любимая, да, конечно, уже апрель,

Не противься зову свободы, весна, как всегда, священна,

 

Жаль, запасов в дорогу нет, я бы дал, да ведь ты побоишься взять,

Ничего ты так и не поняла, да это неважно, впрочем,

Ты запомни хотя бы, маленькая, что зимой без тепла нельзя,

Пусть же будет горяч твой очаг, а дом – уютен и прочен.

 

Провожать, извини, не выйду – здесь себя ещё смогу убедить,

Что в соседней комнате ты, в этот миг примеряешь платье,

Нет, конечно, ты его шьёшь, и сейчас в иголку вдеваешь нить...

И не смейся над стариком – ну да, надолго обмана не хватит,

 

Но я всё же останусь здесь – понимаешь ли, так верней

И зажмуриться, и увидеть, как в синеве исчезаешь ты безвозвратно...

Да, возможно, тебе сгодится кротовий мех. Прилетай через пару дней.

Прихвати с собою того, кто сумеет шкуру снять аккуратно.

 

 

СНЕЖНАЯ ПЫЛЬ

 

А что пела она псалмы – это Андерсен позже придумал.

До слащавой ли чуши было тогда, ведь помнишь: на вдохе льдом

Порастает гортань, и белая злая боль без устали дует,

Всё в глаза, и плакать не смей, не смей, не думай о том.

 

Не просил о помощи, сам пошёл, слепою куклой безвольной,

Тут махнуть бы рукой, завалиться спать да жизнь перезимовать,

Но кровавы следы, многорадужно небеса горят, ветер воет,

И никак такого позволить нельзя – живых друзей убивать!

 

Шаг за шагом, только б успеть, застывает время,

Что разбойники, что король-королева, что лихое зверьё –

И расскажет она взаправду беду, и будет честна со всеми,

Ей посмотрят вслед, и опустят взгляд, и никто не тронет её.

 

...И в арктическом, наркотическом том дворце, где пропуск – слова, слова,

Проплавляя дыханием восковую корочку на его губах,

Вдруг поймёт она: прогорела дотла. До пепла. Уже мертва.

Он у выхода не обернётся, лишь плечами пожмёт: "Судьба".

 

 

КРИСТАЛЛИК СОЛИ

 

Здравствуйте, неужели вы, проходите, господин Ланцелот,

Осторожно, ступеньки, сюда, поудобней садитесь, вот мягкие кресла,

Я сейчас заварю вам чаю, ну что вы, конечно, не тяжело,

До чего же это славно, что вы наконец решили воскреснуть!

 

Пирожков? Хотите с вишнями? Нет, вы правда узнали вкус?

Да, мои. Я и подумать не мог, что вы запомните после боя.

Я тогда не пошёл, печь нельзя оставлять, но решил – пирожков испеку,

Мы ведь вас так ждали, господин Ланцелот, мы так долго дышали болью.

 

Это кресло... Вам нравится? Сработал его мой сосед,

Рыжий Ульрих – он был прекрасный краснодеревщик.

Дочь была. Мария. Красавица. Любила жизнь, как и все.

Эта чёртова ящерица... простите, я до сих пор не умею резче.

 

Ульрих с Бертой, женою, умерли в тот же год.

Я тогда сказал Хелене (мы были просто знакомы),

Что своих детей – не отдам. Она не ответила ничего.

Поженились мы через месяц. Бездетны. Не дарили этой потехи дракону.

 

Господин Ланцелот, простите, я ничем не смог тогда вам помочь,

Я не то чтобы даже труслив – скорее, мелок донельзя.

Я смотрел на Ульриха, и на его уходящую дочь,

И вослед Шарлеманю – и готовил дрожжи для булочек "Бедная Эльза".

 

Каплевидная форма, тесто с корицей, поверх – голубая глазурь,

В основании капли – крупинки соли, это не всем по нраву,

Но хотя бы кристаллик – нужен, нельзя же сладкой оставить слезу,

Да, конечно, мелочь, но всё-таки смерть, но всё-таки траур.

 

Господин Ланцелот, я всего лишь пекарь, сайки-бублики-каравай,

С тмином, маком, сахарной пудрой, сделаем в наилучшем виде...

Не боец. Не оратор. Только и умею – не забывать.

Господин Ланцелот, вы не уходите от нас, вы ещё поживите...