Вадим считался новичком в Конвое. Он сопровождал грузы около года, но за это время попадал в переделки всего лишь раз шесть или семь. Хотя его такое положение вполне устраивало, опыт – дело наживное.

На прошлой неделе его перевели в Восточный отряд и приставили вторым номером к Стану.

- Почему-то все начинают знакомство со мной с дурацкого вопроса насчет имени. Говорю сразу: вообще-то по паспорту я Станислав. Но это тебе только для общего развития. Все называют меня Станом.

Стан говорил негромко и неторопливо. Всегда. Ни враждебности, ни симпатии в его голосе не ощущалось. Через неделю после знакомства Вадим по крупному прокололся и получил от Стана нагоняй. Первый номер, отчитывая второго, как и положено, увеличил громкость, однако по-прежнему говорил безо всякой интонации. Он даже смотрел не на Вадима, а куда-то в сторону и в даль.

Это был довольно высокий и крепкий мужик. В обычной жизни его назвали бы неухоженным, а здесь недельная щетина и грязные, обломанные ногти были нормой. Стан даже отличался от остальных тем, что никогда не получал замечаний от командования за неопрятный вид.

Он служил в конвое уже несколько лет, но, как говорили, всегда был таким… странноватым. Неторопливые движения, апатичное выражение лица, блуждающий взгляд, и почти полное отсутствие эмоций. Он работал, говорил, ел и пил так, как человек, который уже порядком устал, но, понимая, что работы еще много, не жалуется на жизнь и старается экономить силы.

Стан не слишком заботился о том, чтобы учить молодого уму-разуму, хотя, конечно, отлично знал, что ошибки напарника в бою могут стоить жизни. Вадим все-таки старался перенять у первого номера хоть какие-то навыки.

В общем, при других обстоятельствах можно было бы сказать, что отношения у Вадима с напарником не сложились. Но со Станом, похоже, других отношений не могло сложиться ни у кого. Иногда Вадим пытался поболтать с ним о какой-нибудь ерунде, Стан сначала отвечал односложно, хотя и без видимого неудовольствия, а через пару минут Вадим замечал, что говорит он один и, кажется, сам с собой.

Так прошел месяц. Вадим уже сам старался говорить со Станом только по делу. А какие разговоры «по делу» в Конвое? «Я поведу», «Притормози», «Внимательно справа», «Перезарядить не забыл?»… вот, в общем, и все. А поездочки были километров по двести, однако.

В конце концов Вадим привык. Конечно, неловко как-то просто молча сидеть по пять часов. Но привыкнуть можно вполне. К тому же иногда со Станом все-таки можно было перекинуться парой фраз.

Вот и в тот вечер Вадим придумал повод заговорить с первым номером. Кажется, хотел спросить что-то насчет завтрашнего участка… или вроде того.

До наступления темноты оставалось несколько минут. Стан сидел на еще не остывшей земле и что-то рассматривал. Вадим подумал, что это «что-то» могло его вовсе и не касаться, потому нарочно принялся негромко насвистывать «Skiber boy» (мелодия прицепилась накрепко и не желала вылетать из головы). Стан по-прежнему сидел неподвижно.

- Я это, хотел…

В руках у Стана была обычная фотография. Видавший виды снимок, уцелевший только благодаря чуду ламинирования. Вадим немного в этом разбирался – снимок явно был сделан не слишком опытным фотографом на дешевой «мыльнице», проявлен и распечатан не в лучшей фотолаборатории.

На фотке была девушка лет шестнадцати. Довольно симпатичная, с длинными светлыми волосами, огромными синими глазами и застенчивой улыбкой. На девушке было легкое летнее платье, белое в черный горошек. Она чуть-чуть наклонила голову вправо, вплетая в волосы огромную ромашку. Девушка смотрела на того, у кого в руках был фотоаппарат, и улыбалась, будто как раз сейчас собралась сказать ему что-то очень смешное. Вадиму вдруг захотелось улыбнуться ей в ответ.

- Сестра?..

Ничего другого Вадиму просто в голову не пришло. Конвой был собранием бестолковых бобылей. Да и как вытерпеть мужа или бойфрэнда, который по полгода торчит в какой-то Тмутаракани, приезжая на две недели чтобы потрахаться и прогулять заработанные деньги и без того небольшие (по меркам женщины)? Правильно, никак. Никто и не пытался.

Нет, конечно, Стан мог не отвечать – это ведь его личное дело. И когда он заговорил, Вадиму подумалось, что лучше бы уж напарник действительно промолчал. Потому что заговорил Стан таким голосом, что…

- Это Яна. Она жила в соседнем доме… ее семья переехала в наш район четыре года назад. Мне было шестнадцать, ей тоже около того. У нас тогда в квартале крутым считался Пашич… он еще заставлял называть его Паханом. Здорово всех раздражал, но до поры я держал это при себе. Ну вот, мы сидим как-то под вечер во дворе, и тут идет она мимо. Ее уже видели пару раз, но знать никто не знал. И вот Пашич крикнул: «Эй, подруга, подходи, познакомимся». А та не испугалась, ничего, подошла к нашей кодле, сказала, меня, мол, Яной зовут, мы живем вон в том доме. Вроде как действительно познакомиться решила. Мы прямо ошалели. Ну, я думал уже ей сказать, что очень приятно, спасибо, что представилась, а теперь шагай отсюда домой, пока чего не случилось. А Пашич решил опять всем показать, какой он крутой: «Иди-ка сюда, Яна, садись, будешь со мной». Он отчего-то думал, что «с ним» должны быть все девки квартала. Ну, я не выдержал, ответил ему. Пашич решил, что надо молодого пугнуть, достал заточку. А я как-то был уверен, что ничего не будет и пошел на него. Пашич, когда понял, что я не отступлю, наверное, сам струхнул (кому охота на мокруху идти), ткнул заточкой как-то неловко. Ну, я ему руку захватил, и на локоть со всей силы… сломал короче. Я до этого пару лет лето проводил в спортлагере… при Министерстве, там кое-чему научился. Он загнулся, а я, чтобы помнил подольше, с ноги ему по зубам зарядил пару раз… Народ как-то сразу рассосался, а Яна не ушла. Посмотрела на меня так и говорит: «Я тебя знаю, тебя Станиславом зовут. Пойдем, погуляем».

Я стал заместо Пашича. К Яне, конечно, никто докапываться не смел. Она у меня была первой, а у нее… а бог ее знает, может и у нее никого не было. Яна была такая… как будто из другого мира. Она очень много всякой всячины знала, иногда говорила со мной как с ребенком, рассказывала, объясняла. А самых простых вещей не понимала. Причем даже я никак не мог объяснить ей, почему нельзя пошутить над Витей Самосвалом, или почему нельзя с ментами общаться. Я даже не знал, что бывают такие люди, как она. С Яной всегда было как-то… интереснее. Всегда можно о чем-нибудь поговорить, а иногда мы просто сидели в парке, пили пиво или там, мороженное, например, и ни о чем не говорили, просто сидели и ничего не делали. И все равно было здорово. Она любила всякие такие места… Водила меня в богом забытые клубы, в каких-то там подвалах, где не пили, а занимались всякой ерундой, болтали там или музыку слушали. Народ там был такой… не то пидеры, не то больные на всю голову. Яну там здорово уважали… Еще она очень красиво улыбалась. Я иногда приходил к ней, когда настроение ни к черту, и просил, чтобы она улыбнулась мне. Просто так. И все было отлично. А потом в один прекрасный день появился Ханек. Он досрочно откинулся – отсидел треху за грабеж. В общем, неплохой парень, можно сказать даже, с понятиями: без предъявы не наезжал, но и спуску никому не давал. Затесался к нам. И вот как то раз он спросил меня насчет Яны, чё, мол, ты, братан, с ней как с писаной торбой носишься? Я ответил, что у нас типа все серьезно. А Ханек усмехнулся так и говорит: «Тебе, конечно, решать, но чего ты по жизни знаешь? Как не мужик, за одной телкой ходишь. Ты нормальный пацан, таких шмар должен не считая нагибать. Братва таких приколов не понимает. Или ты как по ящику, типа, любовь, все дела?..» Ну я ему ответил, чтобы базар фильтровал. А сам все думал, чего это я действительно, как дурак… Да и пацаны нехорошо косились, я стал замечать. Ну, и как-то раз решил: свет на ней клином не сошелся, еще сто раз с такими повстречаюсь и разойдусь, так что лучше не доводить… И как раз она меня огорошила своим вторым месяцем. Я дал ей денег, сказал, что оба виноваты, и вообще лучше разбежаться. Она так посмотрела куда-то в сторону, сказала: «Ну, как хочешь». Никаких там слез, конечно, даже без грубостей обошлось. Я ей на прощанье сказал: «Не скучай, малыш». Вот… А через четыре дня ее убили. Да за каким хреном ее понесло на прогулку в двенадцатом часу! Да еще за линию… Местные как раз в тот вечер забили стрелу с зареченскими. Кто-то достал волыну. Ну и понеслось… Яна шла по улице, больше ста метров от мочилова. Шальная пуля… прямо в затылок. Мне врачи сказали, что сразу умерла, но пацаны потом говорили, вроде еще жива была, парализовало. Только через пару часов… Я после этого… покатился, одним словом. Забил на все болт, никого видеть не хотел, забухал, одно за другое… Потом понял: если из города не уеду, скоро начну на людей бросаться. Ну и подписал контракт. Здесь и правда как-то… лучше.

Стан не к месту пожал плечами, поднялся и на негнущихся ногах пошел к машине.

Вадим немного постоял на месте, почувствовал, что надо что-то сказать и пробормотал себе под нос:

- Хрена себе, пообщались…

Было уже почти совсем темно, но спать отчего-то не хотелось. Зато неожиданно захотелось пострелять из пулемета. Ну-ну… В качестве альтернативу можно было отлить, как говориться, на сон грядущий.

 

Залезать в кабину, Вадим старался как можно тише, при этом отчаянно надеясь, что Стан уже спит…

 

Стан погиб через три недели. Обычная засада: фугас по ходу движения, пара гранат, автоматный огонь. Стан был за баранкой, Вадим у орудия. Он вцепился в пулемет из всех сил, обрабатывая склон справа. Нападающие, как будто только и ждали ответного огня, быстренько ретировались. Короче, не настроились они сегодня.

Вадим расстрелял ленту, вставил новую. Было понятно, что все уже закончилось. Окликнул Стана, тот не ответил. Вадим открыл боковой люк и, пригнувшись, пробрался к двери водителя. Стан лежал на земле лицом вниз, Вадим перевернул его. Осколок пробил лобовое стекло и попал первому номеру в левый бок, чуть выше пояса, бронник не выручил. Стан попытался выбраться, но, похоже, отнялись ноги и он просто выпал из кабины. Пистолет в руке – успел достать, может, даже пальнул пару раз… в белый свет. Добила его пуля в шею. Кровищи было…

Вадим пролез в кабину, сообщил о нападении, дождался инструкции: ждать прикрытия. Штурмовые вертолеты, патрулировавшие где-то севернее, обещались быть через шесть минут. Включил связь с остальными машинами: больше потерь не было, только одного водилу слегка порезало осколками стекла. Вадим сказал всем, чтобы сидели тихо, держали ухо востро и ждали прикрытия, а сам подошел к Стану. Лицо напарника выражало крайнее напряжение: выбраться из машины с осколком в животе нелегко... Кровь из раны на шее заливала грудь – куртка и рубашка сверху уже потемнели. Вадим аккуратно, стараясь не испачкаться, расстегнул молнию на груди и двумя пальцами вытащил из внутреннего кармана фотку. Девушка смотрела на Вадима сквозь темно-красную пелену, все так же улыбаясь непонятно чему. Кровь стерлась легко, не оставив на гладкой поверхности ни следа. На севере появились две точки, стремительно превратившиеся в вертолеты. Ведущий, не отклоняясь от курса, выпустил несколько ракет, которые разорвались по ту сторону гребня. Вадим спрятал фотку в карман и крикнул, водиле второй машины, чтобы тот помог загрузить Стана.

 

Попавшего в переделку принято было выдержать в госпитале хотя бы неделю. Даже если его и не задело совсем. Правильно, наверное: надо хотя бы убедиться в том, что у человека нет радикального сдвига по фазе. Кстати, Вадим слышал забавную историю, якобы имевшую место в Северном отряде. Один водила, первый раз попавший под обстрел, вывел свою машину с раненым напарником на борту из-под огня и ломанулся на ней прямиком к госпиталю. Подогнал к входу, санитары выскочили, забрали раненого, а потом спросили у того парня, все ли с ним в порядке. Тот говорит, мол, все хорошо, не задело. Выскочил из машины, а у него из сапога через край кровь льется – сквозное ранение икроножной мышцы. Не почувствовал парень в запарке.

Короче, Вадим проторчал в госпитале дней десять. Кормили совсем неплохо, лекарствами особенно не пичкали, спать можно было вдоволь, поэтому он приобрел приятную округлость лица и тела, а также довольный жизнью вид. После завершения курса его отправили обратно в Отряд.

Теперь Вадим стал Первым номером. К нему приставили молодого человека по имени Сергей. Невысокого, нескладного и немного суетливого. Не то, чтобы Вадим его как-то особенно невзлюбил (сам-то, что называется, не лицо с обложки), но и дружбу заводить с таким субъектом, как Сергей было неохота. Второй номер, в свою очередь, тоже не особенно проникся симпатией к Вадиму, хотя и неуважения к старшему товарищу не выказывал. Подходил, чего-то спрашивал. Иногда Сергей ходил кругами вокруг Первого, но, не в силах придумать, с чего бы начать разговор, бормотал себе что-то под нос и сваливал. Вадима это даже немного прикалывало. Сам он предпочитал проводить свободное время в одиночестве, копаясь в машине или ухаживая за снаряжением. Жить было скучно, но поделать с этим было нечего. Раньше, конечно, Вадим тоже частенько маялся от тоски, но только иногда. Можно было, в конце концов, устроить попойку, а весной – поехать поохотиться. Сейчас же для него стало как-то особенно ясно, что развлекаться за тысячи километров от дома потреблением жуткого суррогата, какого в любом круглосуточном ларьке вдоволь, просто бессмысленно. А уж любители пострелять из автомата по стаду тупых куланов вовсе стали для Вадима чем-то вроде малолетних уродцев, которых прикалывало облить кошку бензином, бросить спичку и посмотреть, что будет.

Как ни странно, если раньше от скуки иногда готов был лезть на стенку, то теперь относился к царившей вокруг тоскливой атмосфере вполне спокойно. Он вообще стал более спокойным и абсолютно уравновешенным. Однажды колонна буквально наткнулась на трех диверсантов, закладывавших на дороге фугас. Те были чрезвычайно увлечены любимым делом, поэтому бросились бежать, когда было уже поздно. Раньше Вадим непременно выпустил бы по противнику минимум половину ленты, крича при этом во всю глотку что-нибудь матерное, а в этот раз оценил ситуацию и, переведя пулемет на огонь одиночными, неторопливо расстрелял одного подрывника за другим. Кажется, даже пульс не участился…

Не то, чтобы Вадим как-то особенно наслаждался жизнью, но…

Вот и в тот вечер он расположился на еще хранившем тепло валуне и стал вспоминать, когда же в последний раз его что-то здорово расстраивало. Так, за последние месяцы, вроде бы ничего катастрофического. В госпитале… ну там вообще все было хорошо. Да, пожалуй, смерть Стана. Довольно противно было упаковывать в полиэтилен окровавленное тело, еще пару часов назад бывшее здоровым мужиком… даже не совсем чужим, в общем-то. Вадим тяжело вздохнул, решил вспомнить что-нибудь хорошее про Стана.

Фотографию Яны Вадим так и носил с собой, во внутреннем кармане. Иногда доставал посмотреть, девушка действительно улыбалась как-то очень… красиво… нет очаровательно – вот.

- Девушка твоя?..

Ну только тебя, зазноба, не хватало. Вадим поднял глаза – перед ним стоял Сергей. И стоял так, словно ему в штаны щетины сыпанули – руки за спиной (небось сжал кулаки до белых костяшек), глаза бегают, носком правого ботинка чересчур усердно чертит что-то на пыльной земле, мимика… тоже нерядовая.

А с другой стороны, ну что, убудет, что ли от Вадима, если он парню ответит? Да и вообще…

 

Повисла неловкая пауза. Сергей стал еще настойчивее выводить хитрые узоры ботинком. Вадим смотрел мимо него и, кажется, размышлял о чем-то очень важном. Пауза затягивалась.

- Это Яна. Она жила в соседнем доме… ее семья переехала в наш район четыре года назад. Мне было шестнадцать, ей тоже около того.