Торопливо притворив за собой тяжёлую, металлическую дверь, Игорь, прыгая через две ступеньки, поднялся по лестнице на пролёт выше от своей квартиры. Светка всегда ворчала, что дым идёт в квартиру, когда он курил прямо под дверью или же на площадке ниже.

К стенке маленького закутка за мусоропроводом, чьими-то умелыми руками было прикручено большое, старое сиденье из салона автобуса, превратившее это место в уютную курилку. Большая жестяная банка из-под сока, наполовину забитая окурками, сиротливо стояла в уголке. И над всем этим, на белой стене, корявыми готическими буквами красовалась надпись – «Рокинрол фаревэр!»

«Блин, ну почему в родильный зал сотовый брать нельзя, а? Позвонила бы сразу, как там всё у неё закончится», – думал он, нетерпеливо щелкая зажигалкой. Вспомнив, как недавно они вместе со Светкой смотрели какой-то фильм, где был эпизод с родами, Игорь усмехнулся. Сотовый телефон в руках роженицы выглядел явно неуместно.

«Ну давай же», – Игорь ещё раз крутанул колёсико зажигалки и оно, возмущённо скрипнув ломая кремень, закрутилось легко и свободно, не выбивая при этом никакой искры. – «Ээээ, ёлки-палки, ведь только сегодня купил».

Он поморщился, представив, как сейчас ему придётся спускаться в квартиру, выворачивать все карманы в поисках спичек, а потом идти на кухню и прикуривать там от конфорки газовой плиты с электророзжигом.

«Или сразу же на кухню пойти?»

Развернувшись и почти уже сделав шаг к лестнице, Игорь увидел, что с верхней площадки на него смотрит какой-то крупный мужик в полинявших тренировочных штанах и кожаной куртке, надетой на голый торс. В правой руке этот мужик держал пачку сигарет.

– Отец, огонёк есть? – спросил Игорь, старательно скрывая дрожь волнения в голосе.

– Хааа, отец, – усмехнулся мужик и начал спускаться по лестнице, доставая из кармана коробок спичек. – Ты б меня ещё дедом назвал… Держи, сынок.

Прикуривая, Игорь взглянул на соседа и понял, что действительно ошибся, когда назвал его «отцом». Мужик был старше его, но не намного – лет на десять, ну максимум на пятнадцать.

Облегчённо затянувшись, Игорь выбросил спичку, точно попав ею в консервную банку, и протянул коробок обратно.

– Оставь, – произнёс сосед, доставая из кармана куртки ещё один коробок и прикуривая, – всё равно же ещё курить пойдёшь… Палыч, – добавил он, протягивая Игорю свою огромную руку.

Рукопожатие Палыча оказалось на удивление мягким. Он хорошо знал свою силу и не стремился показать её, комкая руки при знакомстве.

– Проблемы? – спросил Палыч, глядя на трясущийся в табачном дыму огонёк сигареты Игоря, – или просто с перепою?

«С перепою…тоже мне – психоаналитик в шлёпанцах… А хотя бы и с перепою – тебе то что?» – раздражённо подумал Игорь и спокойно ответил:

– Проблемы.

Ну, не грубить же человеку, который только что угостил тебя огоньком.

– Садись, – кивнул Палыч в сторону автобусного сиденья. – Покурим.

 

Три дня спустя Игорь, чуть пошатываясь, стоял на первом этаже перед коричневой дверью лифта и с удивлением разглядывал три кнопки на пластиковой панели. Прислонившись плечом к стенке, он помотал головою и снова посмотрел на кнопки – две. Так, уже лучше… Он потянулся к кнопкам, решая, на какую же из них нажать и в этот момент дверь лифта раскрылась. На площадку, крепко сжимая в руках какую-то огромную, завернутую в испачканную маслом бумагу, железку, вышел Палыч.

– Палыыыч!! – закричал Игорь, сразу позабыв про кнопки. – Палыч, у меня сын родился!

– Поздравляю, – перехватив свою ношу на плечо, протянул руку Палыч. – То-то я смотрю, тебя давно не видно… Всё нормально?

– Дык… Три двести.

– Молодец. Твоя-то как?

– Во! – вытянул Игорь большой палец.

– Это хорошо, – спокойно заметил Палыч. – А то ведь моя Маринка, как Маргошу родила – так ведь полгода с кровати встать не могла. Кости у неё там разошлись. Чего тут удивляться-то, Маргоша четыре пятьсот вышла… Есть в кого, – довольно похлопал Палыч по своему огромному животу. – Слушай, может тебе водочки плеснуть, а?

Игорь резко замотал головой и, потеряв равновесие, еле удержался на ногах, вовремя прижатый к стенке локтем Палыча.

– Так, Игорёк, давай-ка поднимайся домой, – кивнул Палыч в сторону лифта, – выспись. А вечером заходи ко мне. Ты ж еле на ногах стоишь, ослаб совсем. Небось, три дня не ел, а только пил, да? Да не хмурься ты… Когда Маргоша родилась, так я целую неделю не помнил. А сейчас она вон какая вымахала. Месяц назад паспорт получила, прикинь, да? Так что, давай, езжай, а я с гаража своей позвоню, предупрежу. Придумает пожевать чего-нибудь. Давай, давай… Постой, там к тебе народ с цветами приходил – с работы что ли?

– С какой работы, Палыч, я ж на третьем курсе ещё. Это, наверное, с группы были.

 

Рябина у подъезда, вспыхнув на два весенних дня белоснежными цветками, рассыпалась в ноябре по снегу кровавыми ягодами. Первые, нежные листочки на тополе прикрыли от солнца маленькое окошко напротив того автомобильного сиденья в курилке. Пенсионеры, тщательно обмотав тряпками корни саженцев, потянулись к электричкам и копошились на своих шести сотках до первых белых мух. Время шло своим чередом, а в курилке между двумя этажами оно словно застыло. Та же самая банка у стены и та же самая надпись про рок-н-ролл.

 

– Держи стакан, Игорёк, Маргоша моя в университет поступила!!

– Во как!! И на кого же?

Палыч важно поднял толстый палец и гордо произнес, тщательно выговаривая каждое слово:

– Романо. Германская. Философия.

– Чего романо-германская?.. Палыч, может филология, а не философия?

– Во, точно, она самая… Филология… Игорёк, ты ведь знаешь – я же шофёр простой. По мне – что философия, что филология, оно всё едино. Мне же их в машину не заправлять. А Маргоша пусть учится. Через пять лет с дипломом приедет – я всем мужикам в гараже носы поутираю. У них-то наследники по колледжам мыкаются, а Маргарита моя в столице, в университете… Держи стакан, говорю.

– Палыч, да погоди ты со стаканом-то. Что ж мы – пятиклассники что ли, что б водку в подъезде пить? Сейчас докурим и к нам спустимся. Светку от телевизора оттащим, так она нам салатик какой-нибудь постругает. Посидим спокойно, по-человечески.

 

Длина девичьих юбок в один прекрасный момент упала до щиколоток, на следующий год поднялась до колен, а потом снова робко поползла вверх. Сумки на длинных ремнях, превратившись в рюкзачки, перекочевали от бедер за спину, а потом повисли на брючных ремнях, словно шотландские кошельки. Причёски парней снова стали прикрывать уши. Вернулась отменённая когда-то школьная форма и снова незаметно пропала. Из наушников подростков, неожиданно для всех полилась классическая музыка, переписанная новейшими цифровыми методами.

 

– Ты, Игорёк, самое главное – зеленкой его мажь. Все до одной точечки, ничего не пропусти. И чесаться ни в коем случае не давай. Мы вот за Маргошей не уследили – так у неё пятнышко над бровью так и осталось, видел небось?.. А ещё лучше – ты его держи покрепче, а Светка твоя пусть мажет.

– Да нет там сейчас Светки… К подружке поехала за лекарством.

– Что там эти женщины придумали, блин! За каким лекарством! Это же не геморрой!! Это же ветрянка простая… Давай, Игорёк, сейчас докуриваем, и к тебе поднимемся, разукрасим под орех твоего наследника.

 

Доллар взлетал и падал. Цены на бензин, с тупой настойчивостью альпиниста медленно ползли вверх. Народ на площадях собирался в кучки, эти кучки формировались в партии. Менялись лозунги, требования, цвета флагов. Синие милицейские кордоны лениво охраняли демократов от коммунистов, а либералов от прочих беспартийных. Кто-то о чём-то кричал срывающимся голосом, пытаясь перекричать нестройный хор голосов, фальшиво тянущих какие-то старые песни.

 

– Президент, президент… Что ты, Игорёк, привязался к этому президенту? Что он, сам лично к тебе на кафедру приехал, и проект твой закрыл. Так что ли?.. Слушай, умник, ты мне так скажи – ну не дали тебе денег и не поедешь ты весной свои черепки выкапывать, ну, а с работы-то зачем уходить было, а? У тебя ж двоё пацанов растёт и супруга опять в декрете с малышом. Ты их чем кормить-то думаешь, отец семейства? Второй месяц на диване лежишь, бока пролё…

– Да иди ты к чёрту, Палыч! Тоже мне – нашёл бездельника… Я почему на диване то валяюсь – мне ж на работу только пятнадцатого августа выходить. Я ведь уже в три колледжа устроился, историю в первокурсников запихивать. Хотя, на кой ляд им история нужна, никак не пойму. Они же и слово такое понять не в силах – «история». В шестнадцать лет нет ещё ни у кого никакой истории.

– Во как… А возьмут тебя-то? Сразу в три колледжа?

– Хааа! Не возьмут… Кто ж меня – после аспирантуры – туда не возьмёт? Они же сейчас все свои расписания под меня переделывают. Так как мне удобно. Вот, сейчас докурю – и снова на телефоне повисну, эти расписания корректировать.

 

Скамейки в парке, перед недавно отстроенной и снова одевшейся в строительные леса церковью, меняли свои цвета, равнодушно принимая на ночь и бомжей, и влюблённых. Где-то строились новые элитные многоэтажки, а где-то рушились дома, так ни разу и не отремонтированные со времен старого режима. Автомобили, поменяв свои формы и расцветки, по-прежнему безуспешно сигналили в больших пробках. Бесследно исчезли куда-то китайские ресторанчики, уступив место одинаково скучным общепитовским точкам с какой-то супер-быстрой едою.

 

– Игорёк, видал, как шведы наших порвали, а? Как грелку, блин! Наверное, за Полтаву нам отомстили.

– Палыч, да ты что? Я ж не болельщик. Мне эти игры по барабану.

– Ха, не болельщик… А у кого в прихожей флаг висит «Зенит-Чемпион»?

– Так это ж мой старший балуется… Слушай, Палыч, я что-то боюсь его одного на стадион пускать, ему ж пятнадцать только. С ним пытался ходить, а он, смешной, меня там стесняется. Ни покричать ему, ни попрыгать с теми… разрисованными.

– Садись, покурим. Может и придумаем чего… Да, Игорёк, мы же обмен нашли! Хватит Маргоше с мужем, да с ребенком в однокомнатной ютиться. Вот мы нашу да её, на две двухкомнатные и размениваем. Поможешь мне вещи перетаскать?

– Да не вопрос, Палыч. И пацанов своих приведу. Тоже, чего-нибудь, да перенесут.

«Рокинрол фаревэр!». За пятнадцать лет эта надпись так и не стёрлась.

 

Притворив за собою тяжёлую дверь, Игорь вышел из квартиры и остановился перед лестницей. Палыч переехал неделю назад, и курить без него не было никакого удовольствия. Игорь вздохнул и, засунув руки в карманы надетой на голое тело куртки, сделал шаг к лестнице.

Вдруг снизу раздались какие-то сухие щелчки. Наклонив голову вправо, Игорь посмотрел вниз по лестнице.

Там стоял худощавый парень лет двадцати и щёлкал зажигалкою, безуспешно пытаясь извлечь из неё искру.

«Где-то это я уже видел», – подумал Игорь, разглядывая бритый затылок парня.

– Отец, огонька не найдется?

– Иваныч, – неожиданно для самого себя представился Игорь, протягивая парню коробок спичек.