Даже ночью вздыхает от старости матовый Город, Переполненный жизнью до самого до кадыка... Его главная пища – вселенская пресность. Тоска. И, под слоем белил неожиданно cтроен и молод, Маскируя под красками тонкие струйки седин, Он дрожащие вены проспектов питает толпой. Мне так дорог тот город, что больше навечно не мой, Тот, что с детством моим так щемяще - до боли - един. Мне до Стрелки бежалось в то время почти полчаса. Развернулась – и медленным шагом обратно домой. (Говорят, что теперь Город стал совершенно другой). Ветер с Балтики листья на мерзлую землю бросал. Коммунальные дрязги тогда мне казались игрой, Мама грела на кухне огромный чугунный утюг... А у Горного жил мой с забывшимся именем друг - Наши судьбы размыты давно отхлестнувшей волной... И в стиральной машине играла малышка-сестра – Не найти было в городе ныне привычный манеж. Маме был так к лицу тот искристый кремпленовый беж. А мы вечно в колодце своем – детвора со двора. Я – блондинка тогда – в страшном горе от срезанных кос Увлекалась войнушкой и Вовкой из пятого ‘Б’ – Он был странным, как я... На концертах играл на трубе И однажды портфель мне до самого дома донёс. Поменялись давно времена, имена... И страна. Даже Городу прежнее имя вернули опять. Я не знаю - веренусь ли. Но буду всегда тосковать По тебе – Ленинград. Из того белоснежного сна – Из июньских ночей, где дворцов отраженья в волнах И по звонким камням мостовых - перестук каблучков - Как гулялось тогда у ночных разведенных мостов! (Оказалось – навек для меня разведенных мостов)... Жаль – не встретиться людям на разных речных берегах. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
