«Если в вечный снег навеки ты

Ляжешь — над тобою, как над близким,

Наклонятся горные хребты

Самым прочным в мире обелиском».

 

Владимир Высоцкии, «К вершине» (Памяти Михаила Хергиани).

 

 

Однажды, осенью 1968 года дядя взял меня, — мальчика шести лет от роду — посмотреть на тренировку скалолазов в тбилисском ботаническом саду.

И тогда я, сидя на исключительно элитарном месте, в «ложе Бенуара», то есть на дядиной шее, увидел потрясающее зрелище.

Нет, это нельзя было назвать скалолазанием.

Это было танец на скале! Или со скалой! Ой, как филигранно, по-кошачьи, особенно двигался один из них. И правда — будто танцевал, ловко поднимаясь вверх по скале. Одним только пальцем зацеплялся за выступы, которых не замечали другие.

— А кто он? — спросил у дяди.

— Который? — щуря слезящиеся на солнце глаза, посмотрел на меня.

— Вон тот, который на скале танцует.

— И тебе понравилось? — обрадовался дядя. — Он — Тигр Скал!

— А почему Тигр?

— В газетах писали, что за своё умение с невероятной быстротой проходить сложные скальные маршруты он получил от английских альпинистов прозвище «Тигр скал».

— А кто он в действительности?

— Миша Хергиани!

— Правда? А я ведь тоже Миша! — обрадовался я.

— Да, вы тезки! — засмеялся дядя. — А еще говорят, что если он одним только пальцем зацепится за голый выступ скалы, целую неделю провисит над пропастью и не издаст стона...

 

Потом я смотрел много фрагментов из фильмов о скалолазании Хергиани, но тот первый раз, когда я увидел его на скале в тбилисском ботаническом саду навсегда врезался мне в память. Потрясённый увиденным, вернулся домой и с тех пор забыть об этом никак не могу. То, что я чувствовал тогда, можно сравнить лишь с тем моментом, когда я впервые увидел Нину Ананиашвили, выступления которой называют балетным танцем, но я уверен, — она не танцует, а летает на сцене, как летают птицы над горами.

 

Я тогда очень гордился тем , что мы с ним, с этим удивительным альпинистом оказались тезками, и так полюбил его, как любил своего родного дядю.

 

Когда по телевизору объявили о кончине Миши Хергиани, в 1969 году, я тайком забрался на крышу, чтобы родные не заметили, и горько, безутешно плакал.

 

Тогда я возненавидел эти проклятие итальянские Альпы — мой Миша Хергиани сорвался со стены Суальто, то есть, не сорвался, а полетел. И в тех же Альпах, на вершину Монте-роза смотрел мой Форе Мосулишвили*, когда пустил себе пулю в висок, из-за чего фашисты не расстреляли четырнадцать партизан.

 

Боже, как много я думал о том, что чувствовал Миша Хергиани при падении и что думал Форе Мосулишвили перед неминуемой смертью...

 

Мне пришлось узнать об этом в 1987 году, в конце августа. Тогда я работал геологом-высотником на главном кавказском хребте, в ущелье реки Арагви, где расположен край по имени Пшави. Во время спуска с одной безымянной горы я тоже сорвался со скалы и летел примерно двадцать метров, — отчетливо помню, что успел три раза перевернутся в воздухе.

 

Та скала была не совсем отвесной, поэтому падая, я ударился несколько раз о ее выступы. А когда завершил падение, почти сразу потерял сознание, но до того успел удивиться сиянию многочисленных взошедших горных солнышек, и даже успел позвать друга, который бежал ко мне вместе с этими солнцами — а все это означает, что я тоже по-своему станцевал с той скалой.

Мою малехонькую скалу на безымянной горе Пшави никак нельзя сравнивать с семисотметровой Суальто — вершиной шестой категории сложности, где мой Миша Хергиани с пляской прошел вверх пятьсот метров, пока не сорвался, но я узнал то, что чувствует человек при падении:

«Ах, Господи, что это было — я летел в розовом пространстве и было мне скорбно, что больше, и это уж наверняка, не сумею написать хоть что-то... А потом ничего, прошло...

Продолжал свой полёт вникуда. Я не боялся, не страдал и не болело у меня ничего. Все видел одновременно: всё, что происходило со мной во время работы геологом; когда учился в университете; еще раньше, когда ходил в школу; и детство промелкнуло, когда я не хотел, но меня все равно вели в детский сад — короче говоря, я постепенно становился ребенком и вспоминал все тогдашние чувства и мысли... И я сидел у моего дяди на шее в ботаническом саду и смотрел — Ой, как филигранно, по-кошачьи, особенно двигался один из них. И правда — будто танцевал, ловко поднимаясь вверх по скале. Одним только пальцем зацеплялся за выступы, которых не замечали другие.

 

Вся прожитая жизнь прошла перед моими глазами, или это я прошел перед моей жизнью...

А дальше — розовое пространство закончилось и я прилетел в необыкновенно синее небо.

Я дышал с облегчением.

Куда-то пропало время, из-за которого, оказывается, я столько страдал. Время, разделившее в пространстве нынешнею Грузию от древнего Шумера, обыкновенную корову от динозавра, кавказские горы от гималайских, и так далее. За временем последовало и пространство — где нет времени, там не должно быть и пространства.

И поэтому мне сначала было очень приятно, а потом вдруг захотелось убежать оттуда, или очнуться, чтобы все это оказалось всего только лишь сном. А из-за горизонта ко мне двигалось белое облако, и я был уверен, что оно живое. Плыло облако, прямо на меня плыло, и я уже не мог убежать куда-нибудь подальше.

Потом я услышал удивительный голос, которому, казалось, я всю свою жизнь подчинялся. И этот голос не принял меня, и я понял, что надо вернуться.

Вернулся в синее небо, зашел в розовое пространство — я опять постепенно начал взрослеть, меня водили в детский сад, я учился в школе, потом — в университете, где я начал писать рассказы и радовался, что еще могу написать очень много, работал геологом пока не сорвался со скалы...».

 

Я тут процитировал пассаж из моего рассказа, который написал через семь лет после моего падения и назвал его так: «Мне скала явилась испытаньем». Перечитывая его, мне все время казалось, что там чего-то не хватает. А теперь уж знаю...

Отныне этот рассказ посвящается памяти «Тигра скал», Михаилу Виссарионовичу Хергиани.

 

И о том, что я в шестилетнем возрасте не ошибся в этом гениальном альпинисте, твердит и памятная медаль, с надписью самого Михаила Хергиани: «Я вас любил, люди».

 

 

* "МОСУЛИШВИЛИ Форе Николаевич (1916–1944), Герой Советского Союза (1990). В Кр. Армии с 1939. В действ, армии с июня 1941. Старшина. В 1944, будучи в плену, организовал побег около 70 военнопленных из фаш. лагеря на терр. Италии. Захватив большое кол-во оружия и боеприпасов, группа присоединилась к итальянским партизанам-гарибальдийцам. За исключит, мужество, храбрость, самообладание и большие организат. способности М. был назначен пом. ком. интернац. партизан, отряда 118-й бригады. В одном из боев в дек. 1944 погиб". (ссылка - http://victory.mil.ru/people/02/01/m.html)

 

2006-05-06