1 Сейчас я уже вряд ли смогу в точности припомнить, кому именно пришла в голову эта идиотская идея навестить Элис. Наверное, это был Норман; ему захотелось повыделываться перед двумя новенькими: Бекки и Рут. Он просто обожал выставляться перед девчонками. Или Маккормик. У него большое шило в заднице, а мозгов, похоже, нет совсем. Ну, это я вру, конечно, мозги у него есть. Только устройство у них, как бы поточнее объяснить, несколько некомплектное: одних деталей слишком много, а другие отсутствуют вовсе. А, может быть, все это затеял я сам? Из всей клики, как высокопарно именовали мы нашу компанию, только я и понимал, что скрывается под внешне безобидной вывеской миссис Харрингтон. И Норман, и Джинджер, и даже Маккормик, хоть они и гордились своей принадлежностью к нашему старинному городку и свысока смотрели на всех чужаков, сами тоже были приезжими. Лишь я один жил здесь от рождения и потому знал: Элис была всегда. И сейчас отлично помню эту картину. Все наше дружное семейство выходит из овощной лавки. Мне - года четыре, и я, крепко вцепившись в мамину руку, бодро топаю рядом с ней. Но за размашисто шагающим отцом мне, конечно, еще не угнаться. От кабриолета (колымага была хоть и не первой свежести, но, как я потом убедился, бегала бодро), стоявшего напротив дверей лавки к нам навстречу шагнула молодая женщина. (Жизнью своей готов поклясться, что в тот раз она была в ослепительном белом летнем платье. Впрочем, любые самые честные клятвы не стоят ничего. Но я жив еще и рассказываю об этом, стало быть, память не подвела меня). „Доброе утро, миссис Харрингтон“, - приветствовала ее моя мать. Показалось ли мне тогда или же я теперь задним числом придумываю, но в словах моей грозной мамы, не постеснявшийся однажды и с нашим мэром вступить в жаркую перепалку, послышалась странная робость. Во всяком случае, ответное приветствие прозвучало вполне дружелюбно. И тут миссис Харрингтон заметила, что я разглядываю ее. Наверное, меня, малыша, привлекла необычная форма ее лица – узкая несколько вытянутая (мои родители, как и большинство жителей нашего городка, - круглолицы). Ее бледно-голубые глаза-льдинки обшаривали меня, но я был еще слишком мал, тобы по-настоящему испугаться ее. Миссис Харрингтон наклонилась ко мне и мягко произнесла: „Подрастай, малыш, и приходи ко мне в гости“. „Что она сказала нашему мальчику?“ – запоздало спохватился мой отец, когда миссис Харрингтон уже вошла в лавку. „Не обращай внимания“, - успокаивающе ответила мать. – „Бедняжка недавно овдовела, так и не успев завести ребенка. Вот и тянется теперь к чужим детям“. „Недавно“, - ворчливо повторил отец. – „Когда четыре года назад мы переехали сюда, она уже была вдовой“. „Ты всегда преувеличиваешь, Джон“, - сердито возразила мать. И я с удивлением понял, что раздражена она не на шутку. Знаете, дети такие вещи чувствуют лучше большинства взрослых, а я, смешно сказать, был особо чувствительным ребенком. В общем, назревала буря, и я ждал ответной реакции отца. Но он – странное дело – покосился на меня и промолчал. Мать перехватила его взгляд и сменила тему разговора. ... Итак, мы сидели на нашем пустыре. Это местечко на западной окраине, где один приезжий собирался поставить отель с ресторанчиком, но дело не пошло, и от всего проекта остался на память лишь недостроенный первый этаж, да несколько скамеек вокруг. Там мы и собирались в свободные вечера. Пиво только что закончилось (последнюю банку, как водится, вылакал шустрый Маккормик), а идти за новой партией для всех никому не хотелось. И один из нас (врать не буду, не помню, кто именно) предложил: - А давайте навестим Элис. - Элис? Она тоже из вашей компании? А почему мы до сих пор ее не знаем? – наперебой заверещали новенькие, Бекки и Рут. Сид, тощий парнишка, которого они в тот день впервые привели с собой, настороженно помалкивал. У него хватило на это ума. - Это одна молодая вдова, - томно протянула Джинджер. Уж не вообразила ли она себя в роли вдовой, но все еще юной миллионерши? У этих девчонок голова вечно забита всякой чепухой. - Вечная вдова, - тоном полнейшего равнодушия уточнил Маккормик. Что ж, задним числом я готов признать, что даже у него иногда появлялись светлые мысли. Можно сказать, что слова его были предупреждением нам, только кто обратил на них внимание?.. - Как романтично, - вновь заверещала Бекки; дуреха во всем видела романтику. - А у нее, что сегодня приемный день? – осторожно осведомилась Рут. И ее мальчик, как его, Сид, что ли, одобряюще улыбнулся ей. - Понятия не имею, - отмахнулся Норман. – Просто пойдем и все. (Здесь я уверен: эту фразу произнес именно Норман. Он стоял пред нами в своей излюбленной наполеоновской позе как всегда, когда хотел произвести на нас впечатление. А, кроме того, все произошедшее с ним потом, свидетельствует в мою пользу). Однако на этот раз его бесшабашный призыв не только не ободрил нас, но, напротив, несколько остудил. - Парни, давайте я лучше за пивом сгоняю, - это подал голос Пол. - И я с тобой, - поднялась Джинджер. Промолчи Норман тогда, все бы на этом и закончилось. И будь я чуточку умнее, конечно бы молил сам уж не знаю кого, чтобы Высшие силы заткнули на время рот нашему признанному вожаку. Я же просто бездумно смотрел, что будет дальше. И дальше не замедлило с ответом. - Подождите, пива возьмем по дороге, - голос Нормана зазвучал с не свойственной ему вкрадчивостью. – В лавке Хромого Тома. - У него же кроме „Миллера“ ничего нет, - наморщил Пол свой благородный носик. Он страшно гордился своей страшно запутанной и древней родословной и был не прочь при всяком удобном случае продемонстрировать свой утонченный аристократический вкус. - А ты сегодня обязательно желаешь „Короля Людвига“? – тут же поддел его Маккормик. – Боюсь не найти его во всем нашем городишке. Фразу эту он выпалил, явно не подумав, единственно из желания хоть как-то уесть Пола, любившего щеголять именами неизвестных нам напитков. Однако Норман воспринял эту атаку как поддержку. - В самом деле, что здесь торчать?! А у Элис большой сад, устроимся удобно на лужайке. И, глядя в наши внезапно оробевшие лица, Норман добавил: - Вон Эл уже побывал у нее в саду, спросите хотя бы у него. Ведь это правда, Эл? Я медленно повернулся к Джинджер. Никому, ни единой душе во всем белом свете кроме нее я не рассказывал о том, как я ходил в гости к Элис. Лицо Джинджер, в любое время года смуглое, приобрело нелепую белесую окраску. - Я ничего не рассказывала ему, - запинаясь, выговорила она, - только то, что ты был там. ... Как ни странно, я запомнил то давнее приглашение миссис Харрингтон. Точнее, внезапно вспомнил о нем. Я возвращался после уроков домой (в нашем городишке отродясь не водилось школьных автобусов, и все, кого не подбирали на машине родители - а таких было немного, - возвращались пешком, как бы ни был далек путь). Хлопнула впереди дверь небольшого магазинчика и прямо предо мной через тротуар к автомобилю промелькнула женская тень с огромным картонным пакетом в руках. (Несмотря на то, что миссис Харрингтон была одной из наиболее состоятельных, а, может быть, и самой состоятельной жительницей нашего города, она никому не позволяла вести свое хозяйство. Во всяком случае, за всеми покупками она ездила сама. Что до всевозможных домашних работ и ухода за садом, то, как утверждали Хешемы, наши соседи, миссис Харрингтон наняла для этой цели молодую пару с одной из близлежащих ферм. Впрочем, я сомневаюсь, что Хешемы знали что-либо наверняка). И вот теперь, увидев, как миссис Харрингтон аккуратно устанавливает пакет на левом сиденье своего кабрио, а вдруг вспомнил о странном ее приглашении. Даже не так: ее слова как бы всплыли в моей памяти, я словно услышал их. Я говорю «увидел» и может показаться, будто я утверждаю, что в течение нескольких лет вообще не встречал миссис Харрингтон. Но это неверно. Хотя миссис Харрингтон крайне редко посещала кого-либо в нашем городе (каждый ее визит делался затем предметом тщательнейшего обсуждения в дамских кругах), а я по причине чертовски юного возраста почти не появлялся на улице без сопровождения взрослых, силуэт недавней вдовы время от времени мелькал пред моими глазами, не вызывая, впрочем, никаких воспоминаний. Вплоть до этого момента. Нет, не спрашивайте ни о чем. Нет у меня никакого объяснения. Сама миссис Харрингтон скорей всего отделалась бы одной из своих характерных фраз: „Что-то сомкнулось“. Но что теперь гадать. Некому подтвердить, некому опровергнуть... Самым трудным, оказалось, выбраться из дома. То есть, выйти на улицу было довольно просто: отец работал в мастерской, а мать, хоть и находилась дома, имела достаточно собственных забот, чтобы не слишком обращать внимание на то, чем занят я. Сложность состояла в другом: я намеревался посетить едва ли не самую состоятельную женщину города (в свои десять лет я вполне осознавал, что это значит) и, значит, должен выглядеть соответственно. Промучившись некоторое время с одеждой, и, особенно, с волосами, которые никак не желали укладываться в сколько-нибудь пристойную прическу, я, наконец, сумел уговорить себя, что выгляжу не так уж плохо, и незаметно выскользнул из дому. Почему-то я был уверен, что тем, кто случайно встретит меня на улице вовсе необязательно догадываться, куда я иду. И вместо того, чтобы пойти по нашей улице прямо выводящей к южной окраине города, где в стороне от других и стоял дом миссис Харрингтон, я принялся плутать по переулкам, заметая свои следы, да так, что едва не заблудился сам. Наконец, потратив времени втрое больше необходимого, я оказался пред несколько старомодными массивными воротами. Прижавшись к их решетке, я нетерпеливо заглянул внутрь. Дом стоял в глубине двора (от ворот к нему вела прямая и достаточно широкая дорожка), окруженный садом. Уже вечерело, и потому, наверное, я не сразу заметил миссис Харрингтон. Она стояла спиной ко мне под могучим, так поразившим мое детское воображение деревом. Стояла, как бы сливаясь с ним. Одетая в темно-зеленое платье. Неожиданно она заговорила со мной. - Ты не вовремя пришел, малыш, - произнесла она, не оборачиваясь, - я не могу сейчас принять тебя. - Но миссис Харрингтон... - Элис, - твердо поправила она. – Дома мое имя – Элис. - Элис, - послушно повторил я, - вы же сами пригласили меня. - Разве ты не видишь, что я сейчас не такая? - по-прежнему не оборачиваясь, проговорила она. – В другой раз, малыш, встретимся в другой раз. А теперь беги домой. Я не желаю тебе ничего плохого. Происходящее казалось мне необычным, и я немного помедлил. Крик из глубины сада разбудил меня: - Ну, скорей же, пока я не стала черной! Этого окрика мне оказалось достаточно. Я пустился прочь со всех ног, уже не заботясь ни о какой конспирации. Спохватился я лишь в кварталах трех от нашего дома, резко остановившись, словно налетел на столб. Отдышался и уже другим неторопливым шагом поплелся домой. Едва шагнув за порог, я столкнулся с матерью и замер, ожидая неприятных расспросов. Но, видимо, в пылу поспешного бегства, мой парадный вид несколько растрепался, и она как бы ничего не заметила. Лишь, когда я проскользнул мимо, радуясь про себя своему везению, она бросила мне вслед: - Никогда не ходи туда больше. Слышишь, никогда. Но в голосе матери не было привычной строгости. Лишь безнадежность какая-то. - Так что, Эл? – требовательно повторил Нортон. - У миссис Харрингтон неплохой сад, - неохотно ответил я. - У миссис Харрингтон?.. - растерянно пролепетала Бекки, крепко стиснув руку своего Сида. – У той самой миссис Харрингтон? Норман, довольный произведенным эффектом, торжественно кивнул. Закатное солнце било прямо в его самодовольную плоскую, как блин, физиономию, отчего она казалась более красной, чем обычно. - А кто эта миссис Харрингтон? – не поняла Рут. – И причем здесь Элис? - Деточка, - сладким голосом пояснил Маккормик, - Миссис Харрингтон и есть Элис. Но тут заверещала Бекки, забивая его ехидный комментарий: - Рут, разве ты не помнишь ту историю, что позавчера рассказывала моей маме тетя Розалинда? Об исцелении Эдит, дочки Канингхемов? Рут изумленно моргнула: - И мы собираемся просто так прийти к этой леди? Наступившую недолгую тишину в клочья разодрал писклявый с повизгиваниями смех. Это хохотал Маккормик. - Леди? Скажи еще: почтенная старушка? – доносилось сквозь всхлипы. – Да эта бабушка всего года на три старше Нормана. - И уже вдова? – от души ужаснулась Рут. Видимо, это звание она считала уделом седовласых леди. - А что за история с исцелением? – поинтересовался Пол. За это я всегда любил его: он единственный из нас не стеснялся, открыто признаться в своем невежестве. Новенькие озадаченно переглянулись: они впервые оказались в нашей компании в центре внимания, и, похоже, это несколько смущало их. Наконец, Бекки решилась: - Ну, это было шесть лет назад... - Семь, - машинально поправил я и тут же поймал два, обращенных ко мне взгляда: удивленный - Пола и укоризненный – Джинджер. Впрочем, ей-то обижаться было не на что. Я ничего не рассказывал ей и, судя по всему, поступил верно. - Заболела старшая дочка Канингхемов, - продолжала трещать Бекки. – Ну, миссис Канингхем, она такая строгая дама, любит все держать в секрете, и долгое время и никто не знал, что бедняжке Эдит совсем плохо. - Несчастная Эдит, - скорчив печальную гримасу, выдохнул Маккормик; он просто не выносил рыжую зануду Канингхем. Джинджер тут же показала ему кулак. Я же вовремя прикусил язык: дело было вовсе не в строгости миссис Канингхем. Просто старый доктор Вуд умел крепко держать язык за зубами, что совсем не просто в таком маленьком городке, как наш. Но у мистера Вуда на то была своя чертовски серьезная причина. - Через три недели ей стало совсем худо, и сохранять все тайне стало невозможно - взахлеб тараторила Бекки. – Тетя Розалинда, навестившая тогда Канингхемов, рассказывала, что Эдит совсем пожелтела и выглядела, точно покойник. Маккормик громко фыркнул. Еще бы: представить сейчас рыжую дылду Канингхем пожелтевшей, почти мертвой попросту невозможно. Но тогда она и была мертвой, мертвой безо всяких оговорок, когда Элис вошла в дом Канингхемов. - Перед уходом тетя Розалинда отозвала в сторонку доктора Вуда и спросила его напрямик о положении больной. И знаете, что ответил ей старый чудак? – с нажимом выговорила Бекки с таким видом, словно видела все своими глазами. – Он сказал тете, что дело плохо, но у него есть надежда. Он еще не использовал последнее средство. - А после этих слов он ушел, - торжественно заключила наша рассказчица. Вообще-то, старая перечница Розалинда немного приврала или просто запамятовала. Доктор сказал нечто другое. Я-то хорошо помню, потому что тоже был там. Мать послала меня узнать, в каком состоянии Эдит. Сама она не пошла бы ни за что на свете, потому что панически боится одного вида тяжело больных, как иные женщины впадают в истерику при виде мышей или пауков. Матушка моя не устрашилась бы выйти навстречу голодному волку, но вид беспомощного больного человека мог привести ее в исступление. Подойдя к дому Канингхемов, я и увидел Розалинду. Эта пышка (теперь она по возрасту несколько сдала, а в те годы выглядела, что твой бочонок) подкараулила доктора на веранде, приперла к стене и свистящим громким шепотом стала выпытывать, не заразна ли болезнь Эдит. Она, наверное, и вправду думала, что говорит тихо, но не услышать ее было невозможно. И доктор сказал ей (в отличие от толстой сплетницы он действительно говорил тихо, но я уже подошел совсем близко и потому услышал): „Эдит - не заразна. Она просто умирает“. Ростом мистер Вуд головы на две выше Розалинды. Произнеся свой приговор, он засмотрелся на что-то за ее спиной. Любопытный мальчишка, я проследил за его взглядом, но не обнаружил ничего кроме деревьев в саду Канингхемов. И лишь позднее я сообразил, что увидел доктор. Там за деревьями и строениями чернела, едва различимая крыша дома миссис Харрингтон. Только Розалинда быстро вывела старика из задумчивости. „Но ведь вы спасете бедняжку, доктор?“, - выдохнула она так, словно спросила: сколько стоит эта красивая кофточка. И тогда док и произнес те самые слова: „Есть лишь единственное средство, которое, может быть, спасет Эдит“. Он, конечно, проговорился, только толстуха все одно не поняла и хотела продолжать свой допрос. Но мистер Вуд решительно потеснил ее и быстрыми шагами прошел мимо меня к своей машине. Нет, не так, он обошел меня, будто я, не Эдит, был болен и, в отличие от нее, мог заразить других. - А где же исцеление? – поинтересовался Норман, совсем забыв, что это он собирался блеснуть перед новичками. - На следующий день, - важно начала Бекки, – доктор опять навестил несчастную Эдит. Ну, конечно, при всей своей любви к сплетням Розалинда пропустила самое важное. Настоящее исцеление произошло в тот же день, поздно вечером. И свидетелем тому был я один. Когда я вернулся от Канингхемов, мать приступила ко мне с расспросами. Отвечал я скупо: матушку очень расстраивали подобные разговоры, но не заводить их она не могла. Есть не хотелось, но чтобы не обижать ее, я быстро разделался с ужином. Признаюсь, была у меня и другая цель: я торопился укрыться в своей комнате и не напоминать родителям о своем существовании. Тогда, глядишь, и удастся, незаметно выскользнуть на улицу. Улица означала дорогу к Элис. Почему-то в этот вечер мне очень хотелось увидеть ее. В конце концов, она же приглашала меня в гости. Правда, не сказала, когда именно приходить... В отличие от первого раза я не искал теперь окольных путей и шел напрямик так быстро, как только мог, временами даже бежал. (До сих пор не знаю, что так гнало меня в тот вечер). Но, приблизившись к дому миссис Харрингтон, я почувствовал острое разочарование: у нее уже был гость. Ворота были распахнуты, а у края дороги, ведущей к дому, стоял автомобиль доктора. Если Элис принимает сейчас мистера Вуда, значит, я опять пришел не вовремя. Но вместо того, чтобы повернуть в обратном направлении ноги сами повели меня по дорожке к дому. Одолев примерно половину пути, я увидел миссис Харрингтон. Она стояла на крыльце перед настежь раскрытой входной дверью. Свет, рвавшийся из дома наружу, прорисовывал ее фигуру во всех подробностях, и я сразу увидел, что сегодня она – в красном. Доктор же, напротив, находился в тени, и потому я приметил его, лишь, когда он заговорил. - Почему ты убиваешь ее, Элис? - док говорил довольно громко, не заботясь о том, что кто-то случайно услышит его – Чем успела досадить тебе четырнадцатилетняя девочка? В первый миг я подумал, что мистер Вуд просто рехнулся. Вот сейчас миссис Харрингтон рассмеется ему в лицо и скажет, что он пьян и ему необходимо как следует проспаться, а не тревожить добрых людей понапрасну. Но доктор был трезв. И в ответ прозвучало другое: - Это не твое дело, Джошуа. Слова эти упали, ну, словно камни в пустой колодец. Но старый док был вовсе не из тех, кого легко заткнуть резким окриком. - Пока больной жив, это мое дело, - отвечал он спокойно. Миссис Харрингтон отступила на шаг, и я вдруг заметил, как потемнело ее платье, не казавшееся больше алым. - Вот и занимайся теми, кто еще жив, - рука ее потянулась к двери, чтобы захлопнуть ее перед носом незваного гостя. - Девочка тоже жива, Элис, - упрямо возразил доктор, - еще жива. За что ты преследуешь ее? Рука опустилась, не коснувшись двери. - Спроси об этом у Ариадны Канингхем. - Ну, так накажи ее, если она провинилась пред тобой, - разгорячился мистер Вуд. – И позволь мне спасти девочку. - Призвать ее до срока? – усмехнулась миссис Харрингтон. – Зачем? Все равно все вы однажды взойдете ко мне. Ариадна предала меня, и я заберу у нее то, что дороже ее жизни. - Элис, давно, когда я был много моложе, - теперь доктор говорил медленно, словно боялся сказать что-то лишнее, - мы заключили с тобой договор. И все эти годы я честно исполнял его. Почему ты желаешь сейчас нарушить его? Все это время я, сам того не замечая, приближался к ним и теперь оказался всего в нескольких шагах от дома миссис Харрингтон. - Я никогда не обещала тебе... – в этот момент Элис заметила меня. - Ты пришел навестить меня, малыш? – в мои четырнадцать лет, как и в четыре, она называла меня по-прежнему. – Подойди ко мне и ответь на мой вопрос. Я сделал еще пару шагов вперед. - Скажи, малыш, Эдит Канингхем – хорошая девочка? Она нравится тебе? Стоявший сбоку доктор показывал мне что-то руками, но я не понял его. - Нет, - искренне ответил я, и, кто знает, может, именно моя искренность спасла жизнь Эдит – она противная рыжая зануда и много о себе воображает. Но (я замялся, пытаясь передать словами, охватившее меня странное недетское чувство) мне было бы очень страшно умирать в четырнадцать лет. - Это всегда страшно, малыш, - негромко ответила миссис Харрингтон, и я с изумлением заметил, что платье ее светлеет, становясь вновь алым. - Хорошо, Джошуа, - она больше не смотрела на меня. – В котором часу ты завтра придешь к Канингхемам? - Завтра? – недовольно повторил док. – Но, Элис, девочка может умереть в любой момент! - Каждый из нас может умереть в любой момент, - холодно отозвалась миссис Харрингтон, - даже я. Вообще-то я едва ли понимал хоть что-нибудь в этом загадочном разговоре. Но док... док казался ошарашенным последней фразой и даже не нашелся с ответом, что уж вовсе нетипично для него. - Ступай, Джошуа, - почти мягко проговорила миссис Харрингтон. – Я сказала „завтра“, значит, так тому и быть. - Иди и ты, малыш, - она вновь заметила меня. – И постарайся хоть иногда слушаться свою маму. На обратном пути меня накрыл ливень. Словно в небе прорвало здоровенную дыру, и поток холодной воды пролился на мою голову. Утром я проснулся в горячке, с высокой температурой. Перепуганная мать вызвала мистера Вуда, и я услышал, как старый док спокойно сказал ей: - Не волнуйся, Элис хранит его. Ответа матери я не понял, потому что тут же уснул. - В комнате у больной сидела ее мать, миссис Канингхем, - между тем продолжала свое повествование Бекки. – Когда доктор отозвал ее в сторону, и бедняжка Эдит подумала, наверное, что он пришел сообщить ее матери самую печальную новость. - И тут, - Бекки торжественно обвела слушателей взглядом, - в комнату вошла миссис Харрингтон. Этой сцены я не видел. Точнее, видел, но как бы во сне. Позднее мать ворчала, что мистер Вуд даже не прописал мне никаких лекарств. Значит, у нас он не задержался и, едва взглянув на меня, помчался к Канингхемам. Войдя в комнату, он действительно позвал миссис Канингхем, окликнув ее просто по имени: - Ариадна, нам нужно поговорить. Эдит не спала и (тут Бекки, наверное, права) решила, что доктор признал свое бессилие. Но мистер Вуд явно пришел с другими известиями. Во сне я не разобрал всех слов, произносимых шепотом, лишь часто звучащее имя – Элис. Потом бесшумно раскрылась дверь, и в комнату вошла миссис Харрингтон. Холодно поздоровалась с доктором и, ни как не отреагировав на приветствие миссис Канингхем, подошла к постели больной. Эдит смотрела на нее с явным страхом. Возможно, она знала, что ее мать в трудных отношениях с молодой вдовой. Рука миссис Харрингтон легла на лоб девочки (я почему-то убежден, что она была холодной), а затем поднялась с таким движением, словно тянула нечто невидимое за собой. Взлетела на уровень окна, и пальцы разжались, как бы отбрасывая что-то прочь. Миссис Харрингтон подошла к доктору и негромко проговорила сквозь зубы: - Теперь ты должен мне, Джошуа. - Я?!! – доктор выглядел удивленным. - Ты, - подтвердила миссис Харрингтон. – Малыш был бескорыстен, а ты заботился о своей славе великого врачевателя. И она вышла из комнаты, так и не взглянув на миссис Канингхем... Так мое ночное приключение смешалось с температурным бредом, и я уже не различал, что было на самом деле, а что игра воспаленного детского воображения. Подступиться с расспросами к доктору или матери я не решился, положив на будущее прояснить все самостоятельно. Бекки завершила свою мелодраматическую историю. Надо признать, новенькая оказалась умелой рассказчицей: слушатели сидели с распахнутыми ртами. Момент был подходящий, и я решительно сказал: - Народ, я иду за пивом. Кому что принести? - Я с тобой, - поднялся со скамейки Пол. - И я, - эхом откликнулась Джинджер. Именно на такую реакцию я и рассчитывал. 2 Когда мы, нагруженные пивом, вывалились из лавчонки старого Пита, я остановился. Дальше откладывать объяснение было некуда. - Вот что, други, берите свою порцию пива и отправляйтесь погулять куда-нибудь в другое место, куда хотите, только держитесь сегодня подальше от дома миссис Харрингтон. Сначала оба изумленно уставились на меня. - Что ты задумал, Эл? – первой, конечно, опомнилась Джинджер. - Ничего, - отрезал я. – Просто вы мои друзья, и мне не хочется, чтобы вы вляпались в чужую глупость. Топайте домой или куда хотите, а я постараюсь убедить остальных не валять дурака. - Но при чем тут... – начал, было, Пол, но я не стал слушать его. Ему пришлось слишком многое объяснять, а времени было просто в обрез. Проще достучаться к Джинджер. - Джин, ты помнишь, что вышло с Марджери? - С Марджери Кейт? – негромко переспросила она. – Конечно. - Вот и объясни ему по дороге, - кивнул я в сторону Пола. – А мне пора бежать. - Подожди, Эл, - крикнула мне в спину Джинджер. – Ты хочешь сказать, что миссис Харрингтон... - Завтра, Джин, - не оборачиваясь, ответил я, - завтра воскресенье, мы встретимся и поговорим обо всем. А сейчас, пожалуйста, уходите оба. Мое появление с пивом клика встретила радостными воплями. Исчезновения Пола и Джинджер, похоже, никто не заметил. И я надеялся, что все обойдется. Присев с банкой пива, старую скамейку, я обнаружил, что Бекки по-прежнему в центре внимания. И разглагольствовала она о Марджери Кейт. Ничего удивительного в том не было: ведь несчастье Марджери началось с того, что она оскорбила Эдит Канингхем. А Марджери вообще никогда не умела вовремя прикусить свой колючий язычок. Не знаю, оттого ли что слишком полагалась на состояние и связи своего обожаемого папочки или просто от дурного характера, но доставалось от нее всем, на кого она удосуживалась обратить свой томный взор (последнее выражение – не мое, так его, взор то есть, аттестовала Джинджер; тут я полагаюсь на ее женский вкус). Была пятница, вечер, и почти весь молодняк южной части нашего городка уже топтался в „Речных камышах“, в единственной в нашем районе забегаловке, где есть приличная танцплощадка. Сам я тогда припоздал и потому не знаю, из-за чего завязалась перепалка. Скорей всего, она возникла так, из воздуха, вряд ли Марджери нужны были иные предлоги. Она страшно гордилась своим кукольным киношным личиком и уже всем успела растрезвонить, что после школы не станет осложнять себе жизнь поисками профессии, а просто выйдет замуж за состоятельного джентльмена и возьмет на себя управление его домом. Я вошел в тот момент, когда Марджери обозвала Эдит комнатной собачкой молодой вдовы. Да, именно так и сказала: „Ты просто ее дрессированная шавка. Прикажет, так ты на собственную мать лаять начнешь, потому что эта ведьма твою мать ненавидит. Сама знаешь, что она никогда не здоровается с твоей мамочкой“. Что верно, то верно. Если им приходилось сталкиваться в городе, миссис Харрингтон всегда молча проходила мимо Ариадны Канингхем, словно перед ней было пустое место. Ясное дело: Марджери обругала Эдит по случаю, но при чем тут миссис Харрингтон?.. Ни тогда, ни в тот вечер, когда наша клика собралась навестить Элис, я все еще не понимал этой выходки. Лишь много позднее, когда все было позади, я стал подозревать подлинную причину. Видимо, излишне любопытная Марджери случайно обнаружила, что ее обожаемый папочка слишком часто заезжает по вечерам к миссис Харрингтон, и, не понимая настоящей причины этого, предположила самое простое. И не смогла промолчать, за что и поплатилась... Удивительно другое: Эдит выслушала это молча. И не только это. Войдя в раж, Марджери наговорила такого, что мне, давно уже не сопливому мальчишке, и теперь неловко повторять. Эдит проглотила все. Лишь уходя, громко сказала чужим голосом: - Обещаю тебе: ты не доживешь до завтрашнего утра. Никому никогда не рассказывал этого, но могу поклясться, чем хотите: я сразу узнал этот голос. Это говорила Элис, говорила прямо из своего дома. Почему никто больше никто не свидетельствовал об этом? Большинство присутствующих были нетрезвы. И все они привыкли к спокойно-надменному тону миссис Харрингтон, и мало кто из них слышал, как звучит голос Элис, когда она у себя дома. А, кроме того, чтобы вообразить такое даже спьяну, нужно иметь изрядную фантазию. А жители нашего городка житейски практичны и не отличаются большим воображением. Я бросился следом за Эдит. Она стояла неподалеку у лавки мясника, пялясь на витрину натурально бессмысленным взглядом, будто совсем не соображала, что ей делать и куда идти. Я схватил ее за руки: - Эдит, пожалуйста, прости эту дуру! Она повернулась ко мне; глаза ее были мутны. - Не могу, - голос ее по-прежнему был чужим. – Нельзя оставлять оскорбление безнаказанным. - Подожди, - кажется, я даже встряхнул ее за плечи. – Разве у тебя нет других наказаний? Голова Эдит безвольно качнулась. - Других? – странным тоном повторила она. – Может быть, есть... И тут из „Речных камышей“ вывалилась Марджери. И сразу заметила нас. Позднее, обследуя ее тело, доктор подтвердил первоначальное предположение, что Марджери Кейт была пьяна, и тем подкрепил версию о несчастном случае. Но и он, и я знали (точнее, он знал наверняка, а я всего лишь догадывался), что Марджери была не настолько пьяна, чтобы не справится с автомобилем на прямой как стрела дороге. А Тим, пришедший в „Речные камыши“ еще до начала ссоры, утверждал, что Марджери едва пригубила свой первый и единственный бокал, до того, как увидела Эдит Канингхем. Да и взгляд ее, сверливший нас, был вполне трезв. В нем светилась ненависть. - Послушай, Эл, - голос Марджери тоже звучал твердо, - брось эту шавку, пусть скулит в одиночестве. Поехали лучше кататься. Предложение прозвучало заманчиво. Марджери исполнилось уже восемнадцать, а мне – всего шестнадцать. И хотя водительские права она получила лишь полгода назад, своим авто управляла уверенно, а иногда – лихо. Мне довелось прежде разок вместе с Джинджер и Тимом прокатиться в ее машине на пикник и обратно, так что могу засвидетельствовать: даже слегка поддамши Мардж держала руль твердо. А у меня самого авто, конечно же, не было. - Вот видишь, - чужим голосом прошептала Эдит, - а ты говоришь: прости. Я вгляделся в ее лицо и вдруг заметил, что глаза ее – тоже чужие, точно как у миссис Харрингтон. И неожиданный непонятный гнев, охватил меня. - Тогда убивай нас обоих, - выкрикнул я в тусклое лицо и повернулся к Марджери. Только она не стала меня ждать. Хлопнула дверца. Машина тронулась. Только уехала она недалеко. Улица здесь ровная, как хорошо обструганная палка, и потому я увидел, как машина Марджери подлетела к дальнему перекрестку, а навстречу ей двигался белый кабрио миссис Харрингтон. А дальше вышло что-то уж совсем нелепое: автомобили могли спокойно разъехаться, но Марджери зачем-то круто повернула руль, и ее машина, буквально взлетев на тротуар, вписалась в угол дома, где у нас находится городская библиотека. - Ты все-таки убила ее? – заорал я, обернувшись к Эдит. - Что ты сказал? – переспросила та уже своим нормальным голосом. Объясняться было некогда. Я оставил ее и бросился к месту аварии. Прибежал я как раз вовремя, чтобы увидеть окончание истории. Марджери вынесли из машины и положили на скамейку у библиотеки. Доктору уже позвонили, и теперь несколько человек суетились возле раненой, пытаясь ей хоть чем-то помочь. Кабрио миссис Харрингтон стоял напротив, а сама она в темно-синем брючном костюме медленно приближалась к пострадавшей. Люди расступились перед ней, и я увидел лицо Марджери, перекошенное ужасом. Наверное, впервые в своей жизни эта папенькина дочка столкнулась с тем, против чего бессильны денежки ее предков. Слишком поздно столкнулась... Миссис Харрингтон подошла к беспомощной, насмерть перепуганной Марджери. Ладонь правой руки опустилась на лицо девушки, пальцы коснулись век и закрыли глаза. И рука поплыла прочь. - Ей уже не нужен врач, - своим обычным холодно-надменным тоном произнесла миссис Харрингтон и неторопливо пошла прочь. А я стоял у нее на пути. Глаза наши встретились, и миссис Харрингтон дружелюбно кивнула мне. Я лишь отрицательно мотнул головой в ответ. Наивный, тогда я искренне верил, что никогда уже не приду к дверям ее дома. Каких-то особых последствий (несчастный случай слишком очевиден) эта история не имела. Кроме одного. Прибывший на место происшествия шериф тщательно опросил всех свидетелей, а потом отправился к миссис Харрингтон. Вернувшись в город, он вместе с доктором закатился в „Хромого оленя“, где и просидел до закрытия бара. Говорят, оба джентльмена немало выпили, не сказав за вечер друг другу ни единого слова. ... Опомнившись, я обнаружил, что сижу, зажав в руке нераскупоренную бутылку пива, а Бекки завершает изложение печальной судьбы Марджери Кейт. В ее рассказе все выглядело, как в приторной мыльной опере, но народ, разгоряченный пивом, был не склонен предаваться размышлениям о красотах стиля. - Послушайте, а давайте и правда навестим эту леди, - вдруг заговорила Дорис, и я заметил, что она уже нетвердо стоит на ногах. – Если только она не спустит на нас свою маленькую комнатную собачку. - А зачем ей собачка? – ухмыльнулся Маккормик. – Она и сама неплохо управится. Свою реплику он подал негромко и, похоже, никто кроме меня не обратил на нее внимания. - Ты о чем, Мак? – поинтересовался я, но он не пожелал говорить со мной. - Отстань, Эл. Ты и сам все отлично знаешь. Но оказалось, что Маккормика услышал не только я. - А мы очень вежливо попросим ее, - заявил Норман, пытаясь придать своему лицу это самое очень вежливое просительное выражение, - позволить нам немножко побродить в ее саду. У нее ведь очень красивый сад, правда, Эл? - Мы даже можем погулять с ее собачкой, - мечтательно пропела Дорис. Сид озадачено покосился на нее, но его самого подхватили под руки обе его подружки, явно тут же готовые отправится на поиски сказочного сада. - Да ничего там особенного нет, - услышал вдруг я собственный, ставший чужим голос. То есть, голос, конечно, был мой, но что-то было в нем неприятно-незнакомое. – Сад как сад, только очень большой. - Постой, - живо возразил Норман, - а разве ты сам не говорил Джинджер, что посреди сада большая лужайка с прудом Я с удивлением уставился на него: неужели я проболтался Джинджер об этом? Может и о том, что... - А в пруд в полнолуние спускаются черные лебеди, - насмешливо продолжил мою мысль Норман. - Отстань от него, Норман, - лениво протянул Маккормик, - мало чего сгоряча можно наплести девчонке, лишь бы понравится. А, может быть, Эл, ты вообще не был никогда в саду миссис Харрингтон? Мне бы согласиться с ним, покаяться в хвастовстве моем надуманном, и кто знает, может, тем бы все и закончилось. Хотя... А впрочем, что гадать. Не покаялся. - В саду-то я был, только нет там ничего интересного. Не лучше чем здесь, - слова мои звучали неубедительно, как оправдание малолетки, пытающегося уверить свою мамочку, что это соседский кот залез в ее отсутствие на кухню и безжалостно вылакал вишневое варенье. - Ну, это ты загнул, Эл, - бледнея от собственной наглости, выдохнул Сид. – Мои родители были один раз у миссис Харрингтон и рассказывали, что сад ее очень красив. Лебедей они не видели, но лужайка и пруд в центре сада... - Напомни мне, Сид, - резко перебил я его, - чем занимается твой предок? - Мы из Джексонвиля переехали сюда потому, что папу назначили директором местного филиала банка „Восток“, - отвечал он с готовностью, но мой взгляд излишне подробно, - а до того он был заместителем директора филиала в Джексонвиле. - Это отвлекающий маневр? – ласково поинтересовался Маккормик. - Нет, выяснение обстоятельств, - отрезал я. На самом деле, все уже было понятно. Папочка Сида получил здесь повышение, и миссис Харрингтон затребовала его к себе для знакомства, как до того вызывала и всех прочих, сильных маленького мира сего. Воображающих себя сильными. Выяснилось и другое: предок Сида побывал у Элис только один раз. Похоже, он не понравился ей. Значит и Сиду туда дорога заказана. - Вот что девочки, - как можно более решительным тоном сказал я, - берите своего рыцаря под белы руки и дуйте отсюда. Прогулка по чужим садам на сегодня отменяется. - А когда? – обе дуры смотрели на меня так, словно я был страдающей бессонницей Шахерезадой, которая каждую ночь рассказывала им сказки, а сегодня бессовестно заявила, что хочет спать. - В другой день, в другую погоду, в другой цвет, - скороговоркой пробормотал я. В другой цвет... Сегодня я мимолетно видел миссис Харрингтон, и цвет ее одеяния не сулил нам ничего хорошего. Между тем Бекки и Рут и вправду собрались уходить. Они взяли под руки Сида, а я уже прикидывал под каким соусом разогнать всех остальных. И тут снова раскрыл свою пасть Маккормик, и все полетело к черту. - Как ты думаешь, Дорис, деточка, к чему он клонит? Дорис понимающе взмахнула своими длиннющими ресницами, но произнести вслух ничего не успела. - Ну, конечно, - вклинился Норман, и вид у него был такой, словно он внезапно стал Архимедом и готов мчаться по улочкам нашего городка с воплями о своем удивительном открытии, - Он сейчас разгонит всех нас по домам и отправится к Элис. Один. Правда, Эл? - Обязательно, только сначала шнурки поглажу, - отговорка, конечно, была глупой, но не оправдываться же мне перед ними. - Вы это серьезно мальчики? – озадаченно пискнула Бекки. - Конечно, глупышка, - самодовольно заявил Норман. – Элу – уже 20. Дама, конечно, немного старше, но разница не кричащая. Почему бы им не погонять вместе лебедей у пруда? Ответные слова были готовы вырваться из моего рта, но я лишь покрепче сжал зубы. Приближался момент, когда любое мое слово могло стать непоправимым. - Так значит это, правда, Эл? – ворвался в этот гвалт новый голос. Голос Джинджер. - Значит, ты действительно был у Элис в тот вечер, когда разбился Тим Кеплер? Я обернулся и шагнул к ней навстречу. Краем глаза нашел Пола, стоявшего поодаль и демонстрировавшего свою полную непричастность к происходящему. - Зачем ты вернулась, Джин? – я не очень соображал, что говорю, и следил лишь за тем, чтобы произносить слова потише. – Мне уже почти удалось спасти всех вас. - От кого? – так же тихо спросила она. - От миссис Харрингтон. В следующее мгновение правая ладонь Джинджер врезалась в мое лицо. Надо признать, рука у нее крепкая. В тот день на Слоенке она почти удержала Тима. И удержала бы... Во всем виновато злое чудо. C полминуты тишина стояла просто оглушительная. - Ой, как романтично, - запоздало проклюнулась Бекки, от любопытства вытягивая шею вперед. Сид тут же одернул ее. Видимо, благоразумный сын директора банка предпочитал держаться подальше от чужих страстей. Я мысленно одобрил его поведение. - В чем дело Джин? – неожиданно спокойно поинтересовался Норман. Джинджер непонимающе уставилась на него. Она, верно, забыла, что Нормана в то время не было в городе. Он уезжал к родственникам в Джексонвиль. Наконец, в ее глазах появилось более осмысленное выражение. - Эта скотина, - словно задыхаясь, проговорила она, - эта скотина угробила Тима. Когда Тим сорвался, я отправила его за врачом. А он по пути слегка задержался, и док приехал слишком поздно. Теперь все пялились на меня так, будто увидели пред собой привидение. И что я мог ответить? Рассказать правду? Да, в любое вранье поверили бы больше, чем в ту диковинную историю, что произошла на самом деле. (Иногда я размышляю вот о чем. В нашем городке издавна принято верить в Бога и атеистов можно сосчитать по пальцам. Даже молодежь вроде нас хоть и не регулярно, но захаживала в церковь послушать проповеди преподобного Чарльза Бакстера о великих деяниях Бога. Но начни кому-нибудь из этих законопослушных прихожан рассказывать о реальных чудесах (не важно: злых или добрых), и они в лучшем случае подумают, что рассказчик слегка перебрал накануне. Выходит, истории из Писания для них – что-то вроде нравоучительных басен, которые все мы разучивали хором в начальной школе?) Но даже если бы мне и поверили, не мог я тогда рассказать ничего, совсем ничего. - Ты ошибаешься, Джинджер, - это сказал Пол – Миссис Харрингтон подобрала Эла по дороге, когда у него сломалась машина и, естественно, завезла его к себе, чтобы он мог позвонить мистеру Вуду. Темные глаза Джинджер буквально сверлили Пола, но тот оставался невозмутим. - Ты в этом уверен? – наконец спросила она. - Абсолютно, - ответил он, и я безмолвно восхитился его выдержкой: как хладнокровно он лгал, чтобы выручить меня. Только зачем?.. Странно, что и Джинджер тут же приняла его слова на веру, это было так на нее непохоже. Не то чтобы она отличалась подозрительностью: все мы тогда были очень молоды и уже в силу возраста – беспечны. Просто голова у Джин так устроена, что всякое сомнительное известие не принималось без определенных подтверждений. Ее рука, теперь мягкая, коснулась моей щеки - Прости, - тихо выговорила она. - Не за что, - отвел я ее руку. Это и было правдой. Ведь на деле именно я убил Тима Кеплера. Пусть по недомыслию, но разве это снимало мою вину? Я подошел к Полу по-прежнему одиноко стоявшему в стороне от всех, словно не знал, присоединиться ли к компании или немедленно отвалить прочь. - Зачем вы вернулись сюда? Он виновато развел руками: - Джин о чем-то хотела с тобой поговорить... что-то об этой (он замялся, будто вспоминая имя)... И я неправильно понял его. - Я же сказал „завтра“, - произнесенное слово больно укололо меня, и я тут же осекся. - Послушай, Пол, если ты хочешь, чтобы у Джин было какое-нибудь „завтра“ немедля уводи ее отсюда пока не поздно. Я опасался, что он примется задавать всевозможные уточняющие вопросы, но Пол лишь молча кивнул головой. - Ладно, - недопитая бутылка пива выпорхнула из моей руки и с веселеньким звоном приземлилась на тротуар, - вы как хотите, а я пошел. - Куда? – хором прокукарекали Бекки и Рут. - Домой, конечно, - говорил я как можно равнодушнее. – Хватит с меня на сегодня. Уходил я, не спеша, и потому услышал финальную реплику Дорис. - Лебедей смотреть пошел, - ехидно прокомментировала она, только ехидство вышло какое-то жиденькое, ее самой недостойное. „Может быть, теперь они по домам разбегутся“, - с надеждой подумал я, но надежда моя была такая же недоношенная, как и ехидство Дорис. Повернув за угол, я остановился и, прислонившись к стене табачной лавки, проговорил, глядя туда, где вдалеке виднелась крыша дома с садом и лебедями: - Что я должен сделать, чтобы ты пощадила этих дураков? Проходившая мимо старушенция, такая, знаете, из породы записных праведниц, которые ни одной воскресной службы не пропустят, выразительно посмотрела на меня. Я не обиделся. Откуда ей, убогой, знать, что храм – это вовсе не смешное белое здание, куда она приходит, словно поезд по расписанию, а весь город. И я обращаюсь к здешнему божеству. Но не слышу ни звука в ответ. Полная версия повести: |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
