Старик Карло Дичембрэ некогда имел сына, но теперь жил один и окончательно приготовился коротать дни в полнейшем одиночестве. Дружить было не с кем. К чему тянулся Карло - ежедневная работа - радости не приносило, но обязывало и побуждало жить. За многие годы Карло выучился быть мастером. Мебель имела спрос, и на жизнь - теперь уже одному - хватало. Он никогда не мыслил состязаться с городскими ремесленниками - однако втайне полагал, что все же заслуживает называться Мастером.

 

Много раз Карло спрашивал себя: правильно ли когда-то выбрал дорогу и поступил ли сообразуясь с предназначением, чутко ли прислушался к шепоту сердца и оправданно ли долгие годы провел за верстаком в бессменной лачуге на окраине города. Ибо никогда Карло страстно не любил и относился ко всему со сдержанностью и равновесием, полученными от предка, названного в честь первого зимнего и последнего в году месяца.

 

Не чувствуя страсти к ремеслу, Карло, было время, просил Мадонну дать ему один-единственный маленький признак предначертанного ему пути, но она отвечала молчанием. Карло понял, судьба оставила его самому решать. Уяснив это, Карло некоторое время колебался перед выбором и даже решил посвятить себя театру, написав абсурдную пьесу с элементами комедии о двух братьях, которая, впрочем, нигде не шла; но здраво рассудив, что таким образом можно перебрать дюжину поприщ и не найти своего, вернулся на землю...

 

В сгущающейся темноте под верстаком сыто запел сверчок.

 

Не потому, что делалось прохладно, но по многолетней привычке Карло поднялся набросить куртку. Из кармана торчал узкий деревянный конус, похожий на клюв аиста, Карло поправил очки: дерево, тронутое временем, хранило следы выцветших чернил. Он поежился и вернулся к станку.

 

Днем он, наконец, закончил кресло, в работе над которым провел последние две недели. На тыльную сторону спинки оставалось приспособить табличку с датой изготовления и, как принято, коротким обращением мастера к абстрактному пользователю. Тщательно отлакированные подлокотники отражали скромную обстановку помещения, Карло присел на край и качнулся, чтобы заставить кресло отозваться. Он исполнил его похожим на другие, в небольшой срок сбывемые двумя мебельными лавками города, но изначально строил особенным, дорогим. Не конструктивно - по материалу. По материалу... Быть может, Карло навсегда оставит его у себя - даже если придет настойчивый управляющий и предложит высокую цену - Карло пока не решил. Если бы он имел друга, именно ему Карло предложил бы сейчас опробовать изделие, и тот, щедро откидываясь назад, хвалил бы Карло и его талантливые руки...

 

Друг, качаясь в кресле, хвалил бы Карло и его талантливые руки, а Карло, скрывая смущение, шутил бы и поддевал друга в манере, свойственной Карло в минуты самого безответственного веселья. Он спросил бы приятеля, зная наверняка, служил ли тот на флоте, и приятель ответил бы да, дескать, служил, добавив, подразумевая срок: "тысяча девятьсот девятый, тысяча девятьсот пятнадцатый". Здесь Карло взял бы и сказал: "что, два раза?" И оба рассмеялись бы. Оба рассмеялись бы...

 

Карло поднялся. В распахнутую дверь доносился настойчивый запах моря. Правая часть перспективы, куда выдавалось плоское побережье, и где обозначился проход для судов, алела солнцем, готовым вот-вот поглотиться водой. Карло вышел. Он спустился к прибою, вынул из кармана конус и, широко взмахнув рукой, швырнул в море. Волны упрямо понесли его к берегу. Карло не хотел возвращения прошлого - он вошел в воду. Ступив на скользкий камень, Карло упал...

 

Подхватив деревяшку, Карло поспешил домой. Когда он входил, солнце окончательно покинуло небосвод, и наступили сумерки. Сверчок заливался, ощущая себя в гарантированной мастером безопасности.

 

Карло растопил очаг и переоделся. Вздохнув, он опустился в кресло. Заснул. Сегодня Карло планировал наладить табличку. "Верно!" - произнес он в дреме...

 

Часы пробили десять. Карло проснулся. Взяв с полки табличку, он обошел кресло и за короткое время приладил ее к намеченному месту. Надвинув очки, Карло согнулся, чтобы прочесть знакомый текст. "Этим креслом, законченным третьего октября одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года, выполненным из плоти незабвенного сына Буратино, мастер Карло желает оставить память о себе на радость людям и во славу прекрасной Италии, вознося ей хвалу и пребывая верным ее гражданином". Карло вздохнул и отправился готовить ужин.

 

2004 г.