…была одна. Недавно…неделю, как познакомились, а она мне и заявляет: «Ты знаешь, у меня отсутствуют нервные окончания на голове» Я ей: «Как это?». Она отвечает: «Видно, они глубоко расположены, или их вообще нет, поэтому, если меня за волосы дергают, я боли совсем не чувствую».

- Ну и что?

- Так вот. Она говорит: «Дерни!» Я отнекиваюсь. Она настаивает. Делать нечего, дернул. Сначала чуть-чуть, потом сильно. Действительно, ничего не чувствует. Она говорит: «Люблю, мол, орально удовлетворять мужчину, а он, чтобы в это время накручивал мои волосы себе на руку, как бигуди, и дергал из стороны в сторону изо всей силы». Обожает мазохизм.

- А ты что?

- А что я?! Мне понравилось. Она в блонду перекрасилась, у нее волосы такие длинные. Прикольно!

Сдержанно улыбаюсь. Мне нечем похвастаться. Мы сидим в комнате отдыха после парилки. Мои друзья, обернутые, как располневшие мумии, в белые простыни, похожи на довольных пингвинов. Животы нависают над ситцевой границей простыни, словно сумки кенгуру. Как всегда, делимся друг с другом последними событиями и приключениями нашей бурной сексуальной жизни. Раньше я был первым в таких вот посиделках. Сейчас же мне, увы, похвастаться нечем.

 

* * *

 

Почему так подло и несправедливо устроен этот мир? Когда Она была у меня, мир звенел и играл, как духовой оркестр в летнем саду. Девушки улыбались навстречу, а мимолетные измены не оставляли никаких зарубок на сердце. Все сходило с рук. Наверное, аура у меня в то время была такая, привлекающая. На запах Ее любви, исходивший от меня, слетались нежные мотыльки. Флюиды Ее влюбленности заставляли их сгорать в пламени чужой страсти. Меня это не волновало. Наверное, женщины любят, все–таки, не ушами, а обонянием. Я прятался в Ее любви, как в теплый кокон, я плотнее закутывался в Ее восторженность от всех невзгод и разочарований. Она обкладывала меня своим обожанием, как драгоценную фарфоровую статуэтку: несколькими слоями ваты. Не дай Бог, разобьется.

- Кто такая Снежана? – ударила Она вопросом ночью, когда мы наконец–то легли. Ее интонация опрокинула меня на спину, а моя рука, запутавшаяся в Ее волосах, вздрогнула. Уличная выучка – мгновенно встать, если тебя сбили с ног, и профессиональное умение лгать - тысячам людей, спасли и в этот раз.

- Снежана? – я сделал, вид, что задумался. – А-а! Коллега бывшая, – я понял, что Она копалась в моем мобильнике и, чтобы предупредить следующий, неизбежный, вопрос, добавил, - у нас с ней года два назад, еще до Тебя, был служебный роман…Она сейчас в Киеве работает…

- Почему же она до сих пор шлет тебе любовные эсэмэски?

- Не знаю! – я криво усмехнулся. – Видно, забыть не может. Хочет в Кишинев наведаться…

- И ты с ней хочешь встретиться? – утвердительно спросила Она.

Я сделал вид, что задумался.

- Честно говоря, особого желания у меня нет.

В эту ночь до тела я допущен не был. Даже в темноте Ее спина обдавала меня холодным презрительным безразличием. Я вовсю боролся со сном. “Только не спать!” – шептал я себе. – “Только бы не заснуть!” Снежана завалила меня эсэмэсками. Трубка начинала пикать с раннего утра, сообщая о новом послании. Телефон к концу дня из темно - синего становился ярко - красным. Успокаивался он только в третьем часу ночи. Белокурая Сирена в далеком Ровно наконец–то ложилась спать. Черноморский роман с хохлушкой – спортсменкой никак не желал оставаться в прошлом, в глубинных и тесных закоулках памяти. Такие воспоминания приятно наедине ненароком достать (истинное удовольствие иногда лениво), как колоду карт, перемешать, доставая по одной, “рубашкой” кверху, и бросая на тусклую горизонталь СЕГОДНЯ, гадать, - что на этот раз вытянул? Карты ложатся картинками наверх. Они причудливы, эти картинки. В них – скоротечные встречи и мгновенные разлуки, вечный флирт и кокетство, море и музыка, веселье и легкая грусть…Карта – абла, карта – абла. Чудный получается пасьянс!

Я встал - якобы для того, чтобы покурить. Среди ночи частенько тянет покурить. По пути рассеянно (во мне пропадает великий артист!) прихватил с тумбочки мобилу и нырнул в темный проем кухни.

“Котенок тебя ждет. Когда приедешь, котенок превратится в тигрицу! Я тебя хочу!”

Удаляем!

“Я тебя обожаю! Нежно снимаю твои плавочки и страстно целую своего пупсика! Иду вверх, покусывая тебя везде!”

Тоже в корзину!

“Я вспоминаю море нашей любви и страсти! Как мы друг друга ласкали, целовались нежно и долго…”

Оказывается, такими сообщениями мой мобильник перекормлен, как розовощекий карапуз манной кашей! ВСЕ удаляем! Я прикурил вторую сигарету, чтобы отдышаться и успокоиться. Потом зачем–то перекрестился и побрел в спальню. Она лежала горячая и желанная. Даже в темноте, на ощупь, Она была красивее всех. Пятипалый холодный зверек, только что шустро бегавший по телефонной клавиатуре, устало юркнул в свою норку – жаркую и такую родную впадинку внизу живота.

 

* * *

 

Следы Ее обитания в моей квартире - повсюду. Оказывается, ареал Ее существования огромен и непредсказуем. На трогательные следочки, которыми Она метила территорию, я натыкаюсь до сих пор. Вот виновато, как нашкодившие щенята, пригорюнились в углу прихожей мягкие войлочные тапочки. Она любила засовывать в эти уютные помпонистые пещерки ножки маленького медвежонка. Вот висит между книжными полками огромное плющевое чучело Ее сердца. Это мой трофей. Грустное сердечко почему–то молитвенно скрестило руки. Наверное, хотело меня о чем – то попросить…По утрам, превращая желе зубной пасты в пену огнетушителя, я не отрываю взгляда от красной зубной щетки в стеклянной чашке. Фривольно изогнутая, она напоминает мне пугливое животное. Белый шиньон ворсинок на ощупь напоминает губы серны. Я знаю, я проверял. Красная щетка – Ее, синяя – моя. Они до сих пор мирно соседствуют. Не хватает только белого цвета. Хотя я уже давно выкинул девственно – чистый флаг, впрочем, как и Ее зубную щетку.

У Нее я тоже метил территорию. Не так, как Она, незаметно и постепенно. Я завоевывал жизненное пространство, как варвар - Древний Рим. Я без стеснения, по праву сильного, мародерствовал. Я никого не щадил. Я совершал обходные маневры, у меня был мощный резерв. Как старый, поседевший в абордажных схватках, пират, я брал нахрапом сокровища Ее души, превращая их в разменную монету. Контуры Ее нежного тела я нанес на карту. Глаза - женщин, ждущих из дальнего похода норвежских викингов, философскую и печальную улыбку - подруг монгольских кочевников, высокую грудь - Копакабаны, вдающейся в Атлантический океан и точенную ножку - Апениннского сапожка. Моя правая рука со сломанным, сильно отстоящим от своих собратьев, мизинцем, с обгрызенными ногтями, легла на этот мир, который отныне назывался «МОЕ!». Я использовал тактику «выженной земли». Поле боя после битвы принадлежало только мне. На разграбление этого мира у меня, так мне тогда казалось, было не три дня, а целая вечность.

 

* * *

 

Предложение я решил сделать красиво, а главное оригинально. Пользуясь давнишним, а с моей стороны, и бескорыстным знакомством с начальником городской пожарной дружины, я договорился с ним. Он считал себя обязанным – в свое время мне немало пришлось написать о героических буднях пожарных.

- Я закон нарушаю, - пожимал он мне на прощание руку. – Ладно! Только смотри, журналист, теперь с тебя целый разворот о нашей части!

Я был готов писать даже о романтике и нелегкой доле рецидивистов, если бы мне это помогло.

Она жила на четвертом этаже и вставала в пол-восьмого утра. Лестница стремительно уносила меня в небо, отпуская все грехи. Хмурое утро улыбалось мне во всю ширь своих зубов – бледных и редких облаков. Я знал, что одно из заветных окошек балкона, превращенного в кухню, никогда не запирается. Я ловко ввалился внутрь, прощально помахал водителю «пожарки». Тот прищурился сквозь рогатину, составленную из указательного и среднего пальцев, ободряюще улыбнулся. На цыпочках я направился в спальню. Огромный букет роз, заранее освобожденный от целлофана, я нес, как ребенка. Красные грозди бутонов покачивались в такт шагов. Шипы врезались в ладони. «Почему красота непременно соседствует с болью?» – некстати подумал я. – «Недаром же рифмуется: «любовь – кровь».

Она еще спала. Мой Медвежонок поздно ложится и с трудом просыпается утром. Я поцеловал Ее в горячую щеку, на которой подушка оставила утренний привет - бледную полоску зари. Она распахнула глаза и улыбнулась:

- Здравствуй, цыпленок!

Я положил перед ней красные лепестки моей любви и вытащил из кармана маленькую коробочку.

- Я тебя люблю, мое Солнышко! – прошептал я. Ее безымянный палец, как одомашненный тигр, прыгнул сквозь горящий золотой ободок. Я Ее приручил.

 

* * *

 

- Наш сын будет футболистом! – не в первый раз заявлял я.

- А может, будет дочка? – дразнила Она меня. Теперь я понял, почему беременная женщина так красива. Она беззащитна и трогательна, воздушна и пугающе женственна. Ведь в Ее душе поселился ангел. – Отдадим ее на танцы или на музыку.

- Хорошо! – я был согласен на все.

Она инстинктивно прикрыла живот, тем ловким и неосознанным движением, которое миллионы лет хранится в генах каждой женщины.

- А если будет двойня?

Мы специально не делали УЗИ, не хотели заранее знать, кто у нас будет.

- Мальчика – на футбол, девочку – на танцы, - решил я. - У нашего ребенка должна быть хорошая фигура!

 

* * *

 

Дальше все штрихами и вспышками, дочь растет, мы стареем, ты у меня одна, словно в ночи луна, долго на сохранении, токсикоз всю беременность, хочу соленые огурчики, быстрее шеф, доктор - вылитый Чехов, у вас дочка, набил сервант спиртным, купленным в день рождения дочки, откроем на ее совершеннолетие, бессонные ночи, коляска, молоко пропало, сказала «баба», первое слово, муха по полю пошла, муха денежку нашла, словно в степи сосна, балуют бабушки, пора отучать, первый зубик, ветрянка, на пятилетие свадьбы друзья подарили DVD, музыкальная школа, бальные танцы, первый класс, смешной любимый бантик, я хочу тебя на сеновале, солнышко, словно в году весна, тебя нет, приходишь поздно, первый отпуск без Нее, ночное купание, синоптик Оля из Кишинева, давай сначала, не побейте диван, новоселье, может, уедем из страны, а кем я буду, языка не знаю, нету другой такой, давай еще ребеночка, траурная рамка, старики уходят, пойдем гулять в парк, как раньше, в жизни и так мало праздников, больничная палата, не нервничайте, вам вредно, полные сумки, диплом с отличием, а подать из трюма шампанское, ни за какой рекой, лучшие подруги стали, женские секреты, мениск опять порвал, с футболом завязывай, опять пьяный, я ухожу, по–прежнему очень тебя люблю, взрослая стала, парни тучей ходят, не торопись, абитуриентка, первый курс, что, мать, дождемся внуков, нет за туманами, у тебя вся голова седая, я выхожу замуж, свадьба, Она плачет, муж хороший, правда, футбол не любит, внук, кидайте его нам, я тебе обещаю, мы умрем в один день, он еще не скоро наступит, а я тебя люблю, на юбилей подарил Ей поездку в Париж, дальними странами, до сих пор любимая песня, в ванной только и пою, чтобы гореть в метель, чтобы стелить постель, чтобы качать всю ночь у колыбели дочь…

 

* * *

 

- Кто такая Снежана? – ударила Она вопросом ночью, когда мы наконец – то легли. Ее интонация опрокинула меня на спину, а моя рука, запутавшаяся в Ее волосах, вздрогнула.

- Это…- пауза растянулась, как липкая жвачка, повисая между нами бесформенным маятником белой резинки. – Это…Да так, старая знакомая, - я был похож на застарелого двоечника, от которого никто не ждет выученного урока. – Еще до тебя было… Коллега бывшая, у нас с ней года два назад, был служебный роман…Она сейчас в Киеве работает…

До тела я в эту ночь допущен не был. Даже в темноте Ее спина обдавала меня холодным презрительным безразличием. Я вовсю боролся со сном. “Только не спать!” – шептал я себе. – “Только бы не заснуть!”

Утром я долго не открывал глаза. Мысли разбегались, как шустрые тараканы. Хоть одного прищучить никак не удавалось. Наконец, один все же попался – я вспомнил, что ночью просто – напросто бездарно уснул. Мой мобильник – единственный поверенный в моих делах и свидетель порноромана в эсэмэсках – выболтал все, как на духу. Он оказался безжалостным и на редкость правдивым свидетелем. Я понял, что случилось самое ужасное. То непоправимое, что уже ничем и никогда не исправишь, как ни старайся. Она чем- то печально звенела на кухне. Почувствовав, что я появился в проеме двери, тихо сказала только одну фразу:

- Уходи!

Мобильник – мерзостный правдолюбец - горел в моей руке. Эсэмэски с Украины сейчас мне казались пустыми и мерзкими. Так и было на самом деле. Я нажал на кнопку. Никуда они не делись, Буквы прыгали перед глазами, смеясь и торжествуя надо мной. Я даже находил какое–то мучительное удовлетворение, вновь и вновь перечитывая их. «Так тебе и надо!» – повторял я про себя. – «Так тебе и надо! Не надо было изменять! Не надо было их сохранять! Почему ты их сразу не удалил?! Что, заснул вчера?! Не выдержал?! Так тебе и надо!»

 

* * *

 

Я небрежно, торопливо, наспех, заложил фундамент моей любви. Его быстренько подточили подземные грязные воды, материал, из которого я его лепил, оказался недолговечным, а холодные, сильные ветра перемен и измен довершили дело. Мне рассказывал один старый археолог, перекопавший всю Молдавию:

- Ты знаешь, почему у нас в стране сохранились всего две средневековые крепости?

Я не знал.

- Строительного материала вечно не хватало в этом бедном государстве! – горячился бородатый, с похмельными глазами, кандидат наук, в старой ветровке, пропахшей кострами и бесполезными раскопками. – Как только власть становилась бесхозной, люди вмиг растаскивали крепость. Кирпичный дом куда лучше, чем мазанка из навоза…

Мою крепость тоже растащили по кирпичику. Они теперь хранят тепло для оборотистых проходимцев. Красавец–дворец превратился в развалины. Теперь в них гуляет только ветер…

 

• * *

 

Мне похвастаться нечем. Я натужно смеюсь над рассказами друзей. Но их проделки меня давно не забавляют. Сейчас, как отрезало. Я давно уже не знакомлюсь с девушками. Мне этого совсем не хочется. Рядом с Ней все остальные – пустышки. В моих глазах исчез победный блеск, они стали тусклыми. Уверенность сменилась осторожностью, а находчивость – разочарованием. Мне перестало все сходить с рук. Когда–нибудь это должно было случиться.

Я все время возвращаюсь в ту самую ночь, когда был убит Ее вопросом. Если бы я знал, что Она его задаст…Если бы я знал, я бы не поехал без Нее на это чертово море, не познакомился бы со Снежаной из треклятого Ровно, мы бы не пошли на пляж, не посылали бы друг другу эти никому не нужные эсэмэски, вообще бы выкинул мобильник из окна…Ничего бы не было! А была бы просто жизнь. Но зато с Ней! Вся жизнь! Дни, наполненные работой, проблемами, радостями, тревогами, ссорами, редкими праздниками, встречами, разлуками, планами. И ночи, обеспокоенные любовью, разговорами, ровным посапыванием любимого человечка рядом, бессонницей, потому что дочка - заболела…Мы бы растили детей, любили бы друг друга, тихо бы старились, возились бы с внуками, она бы навещала мою могилу…И всего–то нужно было находчиво и правдоподобно ответить на Ее вопрос, а после незаметно стереть с мобильника эсэмэски. А я стер Ее, нашу будущую жизнь. Вот такие дела…Если бы…