Жила-была тараканиха.

Она была уже довольно в возрасте, но все никак не могла собраться замуж. То жених ей казался легкомысленным и безответственным, то бесхозяйственным, а то представлялся он ей себялюбивым и эгоистичным. А кроме того, будучи сама особой расчетливой, она не делала ничего, крепко не подумав вначале, и по этой причине считала, что все остальные звери также существа расчетливые, себе на уме и что доверять им не следует. Все их слова и поступки, даже самые благоприятные, она воспринимала с затаенной подозрительностью, думая, что это неспроста, что здесь имеется какой-то скрытый план, какая-то задняя мысль. Гостей она у себя не принимала, разве только по делу, и сама в гости выходила лишь для деловых контактов. Когда она видела попрыгунью-стрекозу, то с отвращением шевелила усами и испытывала чувство неподдельного презрения, впрочем небеспричинного.

Она жила в большой богатой кухне, устроив свое гнездо за плитой. Всего у нее было вдоволь, и мебель, и посуда были новенькие и самые современные. Она была очень деловитая, наша тараканиха. Весь день с самого утра она суетилась по квартире, то стирала занавески, то натирала паркет, то заготавливала впрок продукты, сушила, солила, мочила и консервировала. А если видела дохлую муху на полу огромной кухни, подбирала муху, притаскивала к себе в гнездо и убирала в холодильник на окорок. И так день за днем проводила тараканиха в заботах, в полном одиночестве, молчаливо шевелила усами и морщила лоб, вспоминая, что еще не сделано, какое дело на очереди, в каком из углов огромной кухни лежит увиденная накануне крошка. И тараканиха спешила за крошкой, приносила ее на отведенное место, а потом снова и снова натирала паркет и делала другие дела.

Но вот однажды впорхнул на кухню зеленый кузнечик. Он был такой зеленый и так весело и легко подпрыгивал, что на душе у тараканихи потеплело и, прежде чем она успела подумать, ее сердце расположилось к нему. Это было в первый раз в ее жизни, когда, не подумав, крепко не подумав, она поддалась первому порыву. Тараканиха пригласила кузнечика на чашку чая. И кузнечик тут же согласился, потому что, увидев тараканиху, он нашел ее особой солидной и серьезной, и это понравилось ему.

Они вошли в гнездо тараканихи, она провела кузнечика в гостиную, свою лучшую комнату, и усадила за стол. Передавая кузнечику чашку ароматного чая, тараканиха (чудеса на белом свете!) улыбалась.

— Попробуйте этого печенья, — попросила она кузнечика. — Я сама обнаружила его на прошлой неделе в детской... Пришлось такой далекий крюк сделать. Далекий и, надо бы отметить, рискованный... И сама принесла его домой... Как я рада, что оно пригодилось для такого счастливого случая! Ах, вы не представляете, какое это для меня счастье... Счастье принимать вас у себя. Счастье, что нарушено мое одиночество. Счастье, что мы такие родственные души.

Кузнечик с удовольствием выпил чашку чая и согласился выпить вторую. Он много и свободно говорил и спел несколько восхитительных песен, которые тут же сам и сочинил. Он осмотрелся вокруг, увидел чистоту и аккуратность тараканихиного гнезда, свежие занавески на окнах, блестящий паркет и почувствовал подлинное влечение к тараканихе. Он был по натуре общительный, жизнерадостный и добродушный, а тут обстановка привела его в совершенно восторженное состояние. Вкусное угощение окончательно покорило его.

Тараканиха восхищалась кузнечиком и не скрывала этого. Впервые в жизни она не прятала свои мысли, а, напротив, откровенно высказывала их.

Долго ли, коротко ли — они поженились. Свадьбу сыграли скромную, но веселую. Да и нельзя было скучать в обществе кузнечика. Он буквально заражал всех радостью и весельем. После свадьбы тараканиха с кузнечиком прожили несколько счастливых, спокойных дней. Зеленый кузнечик даже в самую серую и однообразную домашнюю работу вносил чувство радости и легкого полета. Тараканиха без устали суетилась. С небывалым ощущением светлого счастья она то готовила завтрак, то накрывала на стол, то мыла посуду.

Однажды в гнезде зазвонил телефон. Тараканиха взяла трубку, и кузнечик услышал, как она сказала:

— Да... да-да... Да-да, слушаю...

Кузнечика неприятно покоробил деловито сухой, резкий голос, каким заговорила тараканиха. Он хотел бы видеть свою подругу более мягкой и добродушной. Но в следующую секунду он поборол возникшую было неприязнь, тряхнул своей беззлобной головой и отвлекся на другие мысли.

Звонил их общий знакомый навозный жук. Навозный жук поблагодарил молодоженов за хорошее свадебное угощение, спросил, как они живут-поживают. Потом он сообщил, что во дворе, у бельевого столба, девочка обронила бутерброд с копченой колбасой.

— Я вам занял очередь, — сказал навозный жук. — Приходите скорее. Очередь пока что небольшая.

— Спасибо, — поблагодарила тараканиха. — Собирайся, бежим скорее, — сказала она кузнечику, — пока звери еще не разобрали всю колбасу и хлебные корочки.

Они заспешили к бельевому столбу, взяли колбасу и хлеб и вернулись домой. Настроение у них было хорошее, и тараканиха предложила заняться консервированием продуктов на зиму, а затем устроить в квартире генеральную уборку. Кузнечик выразил согласие, и они весело принялись за дело. Провозились до поздней ночи, устали так, что еле добрались до постели, и, довольные, ощущая во всех мышцах приятную боль, сразу погрузились в крепкий сон...

— А неплохо бы сегодня сходить на праздничное гуляние зверей, — сказал зеленый кузнечик утром, когда они позавтракали. Теплое солнце заглянуло к ним в дом, осветив уютную чистоту и изящество обстановки. — Мы давно уже никого не видели. Звери могут обидеться на нас, сочтут гордецами... Решено. Идем на праздник.

— Какие еще звери тебе нужны, — спросила тараканиха,— если у тебя есть я? Разве нам плохо вдвоем? Вовсе это необязательно видеть каких-то там зверей. — Желание кузнечика ей показалось непонятным и даже обидным.

— Дорогая тараканиха, — возразил кузнечик, — нужно бывать в обществе. Иногда не мешает развлечься. Или просто переменить обстановку. Нельзя непрерывно работать, как нельзя непрерывно веселиться. Заботы нужно чередовать с праздниками.

— Праздники, — фыркнула тараканиха. — Фи!.. Зачем это надо?

— Но все-таки пойдем сегодня на праздник, — продолжал уговаривать кузнечик свою подругу.

— Иди один, если тебе так хочется. Я вот лучше натру паркет.

— Как! — удивился кузнечик. — Мы его только вчера натирали...

Долго супруги препирались между собой, обиделись друг на друга, и каждый остался при своем. Кузнечик считал, что нужно весело провести сегодняшний день, а тараканиха стояла на том, что веселье — пустое занятие. «Зачем это надо?» — вот был ее довод.

И кузнечик ушел из дома один.

Он вернулся поздно вечером, полный радостных впечатлений. Он уже забыл об утренней ссоре и хотел откровенно поделиться с тараканихой всем тем, что случилось с ним за длинный, веселый день, всеми плясками, в которых он участвовал, шутками, которые звучали, играми и песнями. Он уж было открыл рот и даже произнес первые слова:

— А знаешь, дорогая тараканиха, я сегодня...

Но тараканиха сделала холодное, злое лицо, сердито пошевелила усами и резко сказала:

— Меня ничего не интересует. Я занята. И целый день я тоже не развлекалась, а была занята.

И в самом деле, она сновала по кухне и чем-то была занята. И кузнечик осекся на полслове, у него пропало настроение, и он ничего не рассказал тараканихе. Ему сделалось грустно-грустно, и он в молчании провел остаток вечера. Тараканиха тоже молчала и находила все новые и новые дела.

Через несколько дней повторилась та же история. И вот когда история повторилась, когда кузнечик долго-долго уговаривал тараканиху, и все безуспешно, а тараканиха сердилась и стояла на своем, когда кузнечик один побывал на праздничном веселье и вернулся поздно вечером домой, когда тараканиха встретила его холодным молчанием, — кузнечик даже и не пытался что-либо рассказать тараканихе. Не было у него желания рассказывать тараканихе, веселить ее, делать ей приятное.

Так у них и повелось. Кузнечик уходил один. Тараканиха оставалась одна.

Однажды кузнечик совсем не вернулся к тараканихе. Он встретил бабочку-хрустальницу, которая полюбила его и ни минуты не могла жить без него. И кузнечик полюбил бабочку-хрустальницу, и они стали жить вдвоем, и никогда не расставались.

Тараканиха снова осталась в одиночестве. Она и виду не подавала, что огорчена. Только лицо ее ожесточилось и усы еще сердитей выросли по сторонам. Да, может быть, стала она еще более подозрительной и молчаливой.

— Я очень довольна. Очень... Я так и знала, что никому нельзя доверять, — говорила она знакомым, и в голосе ее звучали такие интонации, словно она вправду довольна случившимся. — Я всегда это знала. Все звери — подлые обманщики. У каждого свой расчет. Никому нельзя доверять... Ах, как я была права!..

И она продолжала жить одна, в постоянных заботах, в суете по хозяйству, замкнутая и необщительная. Она сновала по гнезду, наводила порядок, молчаливо шевелила усами, морщила лоб, вспоминая, какое дело на очереди, и всего у нее было вдоволь.

 

Под конец вот эта песенка зеленого кузнечика, которую тараканиха услышала от него в первый день знакомства.

 

Жизнь прекрасна, жизнь чудесна,

Жизнь полна и весела,

Жить умейте интересно,

Коль закончены дела.

 

Делу время, час потехе,

Не теряйте этот час:

Песни, игры, шутки, смехи

И веселый общий пляс.

 

В общем празднике на людях,

Средь общительных друзей,

Нам, веселым зверям, будет

Несравненно веселей.

 

Меру знай всегда и всюду,

И в работе, и в любви:

Стерта пыль, блестит посуда,

Дело отдыхом прерви.

 

Ну, а если дело важно,

Силы все направь туда,

Будь настойчивым, отважным,

Не боящимся труда.

 

Жизнь прекрасна, жизнь чудесна,

Жизнь полна и весела,

Жить умейте интересно,

Коль закончены дела.

 

Жизнь прекрасна, жизнь чудесна,

Жизнь полна и весела,

Жить умейте интересно,

Коль закончены дела.