В городе была зима. В тусклом свете фонарей снежные хлопья и новогодняя мишура кружились в каком-то безумном, дьявольском танце. Ветер отчаянно бился о стены домов, резал себя о провода, спотыкался о лестницы, скамейки и бордюры, бросался под колеса машин, носился сломя голову по тротуарам, сбивая с ног людей и увлекая за собой рваные газеты, афишки, объявления, пластиковые пакеты и бутылки. Среди этого хаоса никто не замечал странного человечка. Человечек давно бродил по улицам города, останавливаясь у каждого дома и вглядываясь в освещенные окна. Он осматривался вокруг, поднимая свой фонарь высоко над головой, как будто хотел что-то увидеть, или чтобы увидели его. Иногда, заметив его, человечка приглашали в дом, и тогда он входил, вставал где-нибудь в сторонке и улыбался, по-прежнему высоко подняв свой заветный фонарь. Иногда он сам стучался в дверь, и его тоже впускали, но уже неохотно, делая одолжение по старой памяти, а может быть из жалости или чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество. Проходило время, и человечка выставляли за дверь, а чаще всего он сам уходил, понимая, что он – всего лишь гость, хронический непрошеный гость, и не может больше оставаться. И он покидал эти дома, помпезные особняки, безликие высотки, захлебнувшиеся в стиле модерн, величественные, но обветшавшие со временем постройки начала века, мещанские, втиснутые на скорую руку и как попало, с дешевым лоском, подчас сменившие многих хозяев… У всех домов были хозяева, и они постепенно теснили человечка обратно к двери. И он уходил, потушив свой фонарь, чтобы зажечь его снова, там, на улице. А в домах всё по-прежнему кипело-бурлило, играла музыка, хлопали фейерверки, смеялись люди. Потом отсутствие человечка становилось заметно: никто больше не стоял в сторонке с зажженным фонариком, и никто не улыбался так по наивному странно. Тогда его начинали искать, заглядывали во все углы, выглядывали на улицу. Еще можно было увидеть его стремительно удаляющуюся фигурку с зажженным фонариком. Он шел не оглядываясь, не слыша, что кричали ему вслед, шел дальше, освещая себе путь. Шел мимо других домов, видел свет в окнах и запертые двери. Ни в одном доме он не обнаруживал того, что искал уже очень долго. Среди шума, веселья, разговоров, песен, танцев, музыки и фейерверков он не мог услышать главного, как ни старался, как ни напрягал слух – не мог услышать пульса… У тех домов не было пульса. Не было сердца. Дома были мертвы, бездушны, пусты, холодны. Им не нужен был странный человечек с фонариком, мертвые нечувствительны к свету.

В городе была зима. По темным улицам бродил человечек. Он не знал, куда приведут его поиски. Ему было всё равно, как долго он будет искать, хоть целую вечность, пока не погаснет его фонарь. Он знал одно: где-то есть живой дом, дом с сердцем, дом, который ждет его, чудака, дом, которому нужен свет его фонарика.

Свет?