"Райком в лице своего инструктора давал...

советы, хотя логичнее было бы давать валюту".

Виктория Токарева. "Сентиментальное путешествие".

 

Эта история началась давно, почти тридцать лет назад. Ну, казалось бы, было и было, пора и забыть. А время от времени, словно методом какого-то независимого от желаний случайного отбора, нет-нет, да выплывают из памяти те или иные воспоминания. Вспомнилась и эта история.

В конце семидесятых Павлов и Горинов только-только закончили истфак МГУ и вместе распределились в один из пединститутов Москвы. Виделись часто, хотя и работали на разных кафедрах. Павлов преподавал на кафедре "Истории СССР", Горинов - на кафедре "Истории Древнего мира".

А часто виделись по одной простой причине, что оба сидели в ассистентах, то есть мальчиках, которых посылают все и куда не лень. Надо от кафедр по одному - два человека на овощную базу или в совхоз - они. Прочитать персоналу районных поликлиник, школ и мест общественного питания лекцию о важности интернационалистического воспитания детей среднего и старшего возраста или, скажем, зверствах фашистской хунты в Чили - тоже они. Отстоять честь своих кафедр на субботниках и праздничных демонстрациях трудящихся - снова они.

Конечно, обоим хотелось вылезти из коротких штанишек "мальчиков на побегушках", роль которых издавна в вузах играли ассистенты, словно солдаты-первогодки в армии. Но... Для того, чтобы пойти по служебной лестнице дальше, нужно было закончить аспирантуру, защититься. Вот тогда - прямая дорога в старшие преподаватели, доценты, одним словом, преподавательские "старики". А для того, чтобы поступить в эту самую аспирантуру, гуманитарию необходимо было непременно быть если не членом партии, то уж обязательно кандидатом в ряды чести и совести эпохи.

Поэтому очередной вызов их в райком партии на лекцию присланного откуда-то сверху "известного международника" они восприняли, естественно, не как приглашение, а как приказ, не подлежащий обсуждению.

В зале собралось, как всегда, человек сто. Все из так называемого районного партактива. Были здесь и преподаватели из различных вузов района, и представители славного рабочего класса, и ветераны с колодками на пиджаках - видимо, главные по подъездам.

На сцене несколько минут постоял одинокий стол, накрытый зеленой материей почти до самого пола. Потом по проходу быстро прошествовали знакомые всем второй секретарь парткома Октябрина Яковлевна, пара инструкторов и еще два человека в безликих, серых костюмах. Один - постарше, второй - помоложе. Зеленая материя заслонила от всеобщего обозрения всё, что шло у них ниже груди, и все они стали чем-то вроде бюстов. Таких же, как неизменно стоящий в углу сцены белоснежный бюст Ленина, только серые.

Большинство из зрителей-слушателей ещё не успело пообедать и было по этому случаю с обостренными чувствами голода и слуха.

- Товарищи! - громогласно окликнул всех один из инструкторов (видимо, непосредственно отвечающий за данное мероприятие), - сегодня любезно согласился выступить перед нами известный специалист в области международных отношений, доцент Всесоюзного юридического заочного института Бобков Иван Сергеевич. По рядам зашлепали мелкие аплодисменты.

- Тема лекции, - инструктор поднял перед глазами листочек, - "О нормах поведения советских людей при общении с немцами - представителями мелкобуржуазного сословия". Я, товарищи, в качестве вступления, немного от себя.

Первый листочек исчез в правом кармане пиджака. На его место из левого появился второй, такой же маленький, напоминающий библиотечную карточку.

- Эта тема, товарищи, особенно актуальна сегодня, когда наше руководство приняло решение принять через три года многочисленных гостей "Олимпиады-80". К нам приедет большое количество иностранных гостей, товарищи. В том числе и из ФРГ. Кроме этого, вы, конечно, знаете, что партактив района, а именно вы, товарищи, пользуется исключительным правом уже при первой своей туристической поездке посетить капиталистическую страну, минуя обязательное в таких случаях посещение братской страны из социалистического лагеря. В этой связи вам, товарищи, особенно важно знание нравов и обычаев немецкой нации.

Зал немного разноголосо пошелестел и успокоился.

- Поэтому, - продолжил инструктор, каждый советский человек должен хорошо знать, так сказать, с кем он будет иметь дело...

- Мы будем иметь дело? Интересно, как? - начал свои вечные комментарии Горинов, наклонясь к Павлову.

- Наверное, подозревают всех в пристрастии к фарце, - ответил Павлов шепотом, усаживаясь поглубже, чтобы не было видно со сцены его движения губ.

Инструкторы зорко осматривали зал и, чуть что, стучали тыльной стороной карандашей по столу и хмурили брови.

К трибуне подошел известный специалист (им оказался один из серых костюмов, тот, что постарше) и, шумно прокашлявшись, постучав по микрофону, начал хорошо поставленным, командирским голосом:

- Для того, чтобы знать, как правильно вести себя с немцами, прежде всего, нужно иметь представление об их быте, нравах и обычаях. Исходя из этого, следует строить свои отношения с ними, придерживаясь тех норм поведения, которые вырабатывались у них в результате всего исторического и общественного развития Германии.

Как мы знаем, быт народов подвергается изменениям в зависимости от изменения общественного способа производства. Формирование немецкого быта происходило на протяжении всей истории Германии, под сильным влиянием религии и реакционной идеологии...

Лектор читал размеренным голосом, аккуратно перекладывая слева направо прочитанные пожелтевшие странички, которые он вытащил из папки:

- Несомненно, что гуманистические и прогрессивные элементы германской культуры, - продолжал он, - также оказывали влияние на формирование быта, но в условиях режима, существовавшего ранее в Германии, они не получили большого развития и распространения, поскольку реакция и милитаризм каленым железом выжигали все то, что противоречило их нравственности, их целям.

В зале было тихо. Все уже ушли в свои привычные дела: кто читал газеты или разгадывал кроссворды, кто углубился в чтение взятой ненадолго у кого-то из знакомых книги. Павлов, как всегда в этих случаях, начал писать односложные рецензии на контрольные работы заочников, высылаемые в институт в виде исписанных тетрадок за две копейки. Исписанных полностью, кроме последних двух страниц. Эти страницы им необходимо было оставлять девственно чистыми как раз для этих рецензии. Конечно, Павлов никогда не исписывал всего отведенного ему места. Так, полстранички или чуть больше. Если писать размашистым почерком, выходило где-то минуты две на каждую работу: "Уважаемый/мая/... (вписывается фамилия студента). Ваша работа (с красной строчки) проверена и зачтена. В целом, Вы верно осветили все вопросы данной темы, достаточно широко осветили все её аспекты. Вместе с тем (с красной строки), при подготовке к устному экзамену Вам необходимо больше внимания уделить изучению первоисточников, а также обратить внимание на историографию данной темы. Зачет. Дата. Подпись". И все дела.

- Социальные основы и идеология капиталистического строя, - продолжал тем временем Бобков, - также наложили свой особый отпечаток на немца. В его характере очень ярко выражены черты мелкого собственника. Для немца личное "я", личное благополучие - превыше всего. Об этом немец не забывает никогда. Этим измеряется его отношение к общественной и политической жизни, к личной жизни, отношение к родственникам, друзьям и даже собственной семье. Принципом этих мелкособственнических частных интересов является девиз немца - "мало, да моё", "мой дом - моя крепость" и др.

- Ну, ты гляди, - продолжил свои комментарии Горинов, - какие они все-таки нехорошие. Нет, чтобы, как мы, всем колхозом жить.

"Хорошо ему, - думал Павлов, - холостой, дома контрольные проверить сможет. А тут сиди себе, как Цезарь. Лекцию слушай, переписанные из учебников абзацы проверяй, да ещё и ему, болтуну, подыгрывай". А шепотом сказал:

- Да, все люди одинаковые. Был бы дом, а крепость из него сделать пару пустяков.

- Дом, жена, - ты, как женился, так сразу каким-то бюргером стал, точно.

- Женишься, сам таким станешь.

- Не знаю, не знаю, - покачал головой Горинов, - я, вообще-то, еще не нагулялся.

- Реакция всячески поощряла, - продолжал надрываться в микрофон лектор, - эти частнособственнические интересы немца, стремясь привлечь его на свою сторону. Немец-буржуа, как и всякий буржуа, по природе своей является поборником незыблемой частной собственности. Политические взгляды его реакционные и консервативные. Ему нет никакого дела до того, кто сидит в правительстве, главное, чтобы ему хорошо жилось и чтобы его "дело" процветало. Когда Гитлер подавил в стране все демократические свободы, немецкий буржуа, заручившись свидетельством о своем арийском происхождении, продолжал спокойно наслаждаться благами жизни. Ему не было никакого дела до концентрационных лагерей, до еврейских погромов. Ему жилось хорошо, а фюрер обещал ещё более лучшую жизнь. Он охотно поверил всей душой в превосходство немецкой расы и другие бредовые теории фашизма.

- Ну, чего он несет? - вновь встрепенулся Горинов. - Тебе не кажется, что все это он написал лет двадцать назад?

- Да, не меньше. Ну, и что? Когда написал, тогда и написал. Ему сказано приехать и отчитать. Нам сказано - прийти и отсидеть. Ты что, думаешь, что он хуже нас? Такими же будем.

- Не знаю, не знаю, - вновь засомневался Горинов.

- Бороться с трудностями немец не привык, - вдруг повысил голос лектор.

Наверное, открылось второе дыхание, как у стайера:

- Особенно с такими, как: недостаток продовольствия, нехватка промышленных товаров, плохие жилищные условия и т.п. В этом отношении немец очень избалован.

- Ага, а мы все боремся, - продолжал искрить остроумием Горинов.

- Грешно смеяться над больными людьми, - попытался вступиться за весь советский народ Павлов.

- Во-во, - приободренный поддержкой, расплылся в улыбке Горинов.

- Немцы привыкли к хорошей жизни, - продолжал лектор, - хотя право на эту хорошую жизнь они и не имели, ибо хорошая жизнь немцев осуществлялась за счет горя, нужды и страданий других народов. Но немец об этом никогда не задумывался, а если и задумывался, то ненадолго, и эгоизм его снова брал верх - "а что мне до других?"

Стремление немца получить образование, хорошую специальность и видный пост, которые помогли бы ему устроить свое благополучие, является его первостепенной заботой, одним из главных вопросов, целью его жизни. Этому посвящены вся его деятельность, все его интересы и стремления. Этого немец добивается упорно и настойчиво. "Я должен хорошо пожить и обеспечить себе спокойную, достойную старость" - таков девиз его узко собственнических, жизненных интересов. Поэтому большую часть своей жизни немец тратит на развитие своего "дела", заботясь о получении прибылей. Семейную жизнь немец начинает поздно...

- Во, это верно, - поддержал Горинов.

- Это объясняется тем, - пояснял Бобков, - что самым важным для него является стать самостоятельным, получить положение в жизни, а только после этого строить свою семейную жизнь, иметь детей.

Немец не является хорошим семьянином, хотя является хозяином в семье и очень строгим отцом. Семье он уделяет очень мало времени, особенно тогда, когда появляются дети. Для немцев очень характерна измена жены мужу и наоборот.

- Ну, слушай, - вновь зашептал Горинов, - а немец-то не дурак!

- Немец любит хорошо одеться, - подтверждал с трибуны Бобков эту внезапно "осенившую" Горинова мысль, - хорошо покушать, выпить, имеет хорошую квартиру, а иногда и виллу (по нашему - дача) в окрестностях города, любит хорошо отдохнуть, сходить в театр, кино, ресторан, выехать за город в воскресный день на своем личном автомобиле, увлекается спортом.

- B общем, нормально люди живут, - резюмировал Горинов так, чтобы было слышно плюс-минус пару рядов, не больше.

- Политикой немцы интересуются, по их собственным заявлениям, мало и признают только "свою" политику, которая выражает мелкособственнические интересы и для немца означает, прежде всего, его собственное благополучие, его предприятие, его желудок, - сладко лилось с трибуны, и при слове "желудок" весь зал как будто вспомнил об обеденных часах и гулко забурчал.

- Отличительными чертами характера немца, - невзирая на начавшееся монотонное гудение зала, продолжал лектор, - являются: прилежность и аккуратность в работе, честность, пунктуальность, особенно в подчинении начальству, вежливость (в обществе, в общественных местах, при обращении к незнакомым людям). Немец обладает незаурядными организаторскими способностями и инициативой, которые он направляет на достижение своего личного благосостояния и благополучия. Немец любит играть в карты. На деньги!

Заметно оживилась галерка, но не надолго. Встрепенулась, поняла, что не про них, и продолжила свои баталии.

- Но он всегда знает, - для разнообразия Бобков зачем-то поднял указательный палец правой руки вверх и получилось очень артистично, - сколько и на что он потратил свои деньги, сколько у него осталось в кармане. С точностью до... (запнулся) пфен-ни-га. Да! Пфеннига! - Еще раз, более уверенно повторил он и продолжил:

- Немец очень экономен и расчетлив в своих расходах, ибо деньги для него -основное средство личного обогащения, а значит и средство личного благополучия.

Эгоизм (самолюбие, забота о самом себе, прежде всего высокое мнение о себе и т.д.), зависть (чаще всего на материальной почве), отсутствие взаимопомощи (среди соседей, знакомых и даже родственников и друзей), некоторая замкнутость в себе, в своем семейном кругу - все это составляет характерные черты немца.

На дружбу немец смотрит как на выгоду, и чаще всего его друзьями становятся коллеги по бизнесу.

- Ну, прямо, как мы с тобой, - встрял Горинов.

- Ничто человеческое... - поддержал Павлов.

- Немец обидчив и злопамятен, - продолжал напрягаться Бобков. - Часто вспыльчив. Не отличаются немцы и гостеприимством. То сердечное радушие, с которым русские люди, например, встречают своих знакомых, родных, друзей, не знакомо немцу, чуждо ему.

- Во-во, - поддержал Горинов. - Ты тоже немцем становишься. Как женился, так и начал уклоняться от старой компании. А как, бывало, сидели у тебя...

- Это когда-же я уклонялся? - попытался защититься Павлов. Проверять тетради в таких условиях стало совсем невозможно. Он засунул их в портфель и оставил себе лишь два дела: слушать этого Бобкова и гориновские комментарии.

- Здесь также проявляется эгоизм немца ("а выгодно ли это мне?"), который не оставляет в нем места для радушия и сердечности.

- Во-во, - вновь язвительно прошипел на ухо Горинов.

- "Главное, это то, что я имею, что у меня есть, до других мне нет никакого дела" - считает немец. К этому "главному" и направлены все его стремления, вся его деятельная предприимчивость, все его способности. "Главному" немец ставит на службу и свой характер.

Мужчины отличаются точностью ухода на работу и прихода с работы. Женщины отличаются умением содержать квартиру в чистоте и опрятности. Спать ложатся рано. Родственники живут между собой мирно, но посещают друг друга редко, так как эти посещения связаны с лишними расходами.

- Во-во, - вновь пробубнил Горинов.

- Да приходи, когда хочешь, - словно оправдываясь, разрешил Павлов.

- Старших по возрасту не уважают, - продолжал свой назидательный речитатив Бобков. - Особенно это можно заметить в трамвае, поезде, и... омнибусе.

Молодежь сидит, не уступая место пожилым людям. Это для советского человека очень непривычно. Художественную литературу читают очень мало.

Часть зала, читающая потертые книги серии "Зарубежный детектив", почувствовала себя эрудитами.

- Молодежь читает в основном детективные и бульварные романы, - вернул их к реальности Бобков, - черпая оттуда поведение героев для подражания. Следует также отметить, что у немцев не только не принято во время знакомства говорить "очень рад" или "очень приятно", но и считается невежливым. Если же человек знакомится с таким лицом, с которым он действительно очень рад познакомиться, то здесь нужно сказать что-нибудь более солидное, например: "Я уже слышал о Вас очень много и очень рад познакомиться с Вами лично".

Отношение к девушке складывается в каждом отдельном случае индивидуально, но есть некоторые общие черты, обязательные для соблюдения.

Эти элементы можно разделить на 2 части. Отношение в обществе и отношение в повседневной жизни. При встрече с девушками или женщинами, здороваясь, необходимо снимать шляпу, то же и при прощании. Обычно снимают шляпу левой рукой, оставляя правую для рукопожатия. Содержание разговора определяется в каждом конкретном случае особо.

За столом мужчина сам подает то или иное блюдо. Вино наливается в первую очередь женщинам. Пьют, не чокаясь рюмками. Поднимая бокал, слегка кланяются друг другу, отпивают по глотку или чуть больше. Ни в коем случае не выпивая все залпом! - Бобков вновь артистично взмахнул правой рукой, чтобы все отметили, как это важно. - Затем снова приподнимают бокал и, кланяясь с милой улыбкой, ставят его на стол.

- Во, дают! - долетело откуда-то сзади.

- Приглашая девушку в кино или театр, - почувствовав, что часть аудитории все-таки слушает, довольно продолжил лектор, - билеты необходимо купить заранее. О программе, бинокле, освежительных напитках должен заботиться мужчина. Мужчина входит в театр или кинозал первым, чтобы отыскать места. Если они находятся где-то в середине зала, то проходить мимо сидящих следует лицом к ним, а не спиной, при этом извиняться или благодарить. Дама в большинстве случает сидит справа от мужчины. В театре мужчина может предложить свое место незнакомой женщине, если его место лучше. Но этого не следует делать на концертах, в консерватории, так как в этих местах приходится в основном слушать, а не смотреть. Что-либо есть во время представлений неприлично.

Нелишне будет сказать несколько слов о свойственных немцам преувеличениях, которые они употребляют в своем разговоре. Если немец не видел кого-либо некоторое время, то при первой же встрече он восклицает: "Я не видел Вас целую вечность!" Также немцы говорят: "Я слышал об этом сотни раз!" Если кто-то очень увлекся книгой, то о нем говорят: "Он глотает книгу". Многие из немцев часто говорят: "Я просто умираю от скуки!" О неприятности могут сказать: "Меня это известие просто убило!" А если немец не может покушать в назначенное время, он "умирает от голода". Употребление преувеличений весьма свойственно в выражениях немцев даже в довольно образованных слоях населения.

В заключении хочется особо подчеркнуть, что в своем докладе я коснулся лишь тех норм поведения, знание и соблюдение которых будет необходимо вам во время пребывания на территории Германии.

Мы призваны защищать безопасность нашей Родины, бороться с врагами мира и прогресса. Задача сама по себе очень важная и требует серьезного и всестороннего подхода к ней. Поэтому хорошее знание обстановки, в которой мы находимся во время зарубежной поездки, знание о быте, нравах и обычаях, в данном случае, немцев, имеет очень большое значение.

Располагая этими знаниями, вы не приведете в смущение кого-либо своим неправильным поведением, исключите возможность неприятностей в результате общения с немцами. Наоборот, эти знания (при хорошем знание языка, конечно), помогут вам скрыть свою принадлежность к другой нации, правильно понять немца и найти с ним контакт.

- Это он явно перепутал нас с какой-то другой аудиторией, - заметил Горинов.

- Наверное, - согласился Павлов.

Почувствовав завершение мероприятия, зал основательно оживился, заскрипели стулья, с последних рядов несколько женщин с сумками, сгорбившись, словно перебегая из окопа в окоп, рванули к выходу.

Бобков нерешительно посмотрел в президиум, потом в зал и начал аккуратно складывать свои пожелтевшие странички обратно в папку.

Встала второй секретарь Октябрина:

- Тише, тише, товарищи! Мы еще не закончили. Вопросы есть?

И тут Горинов, святая простота, поднял руку и так зычно, перекрывая своим голосом шум не хуже её, спросил:

- А вы сами давно из Германии? Как там сейчас?

Лектор дернулся, как от внезапно возникшей преграды, и посмотрел на своего молодого двойника. Тот быстро застрочил в своем блокноте, и что-то зашептал на ухо Октябрине.

- Ну, как вам сказать, - начал лектор, - конечно же, был я в Германии... в сорок пятом.

По рядам прошло заметное оживление. Кто-то даже засмеялся.

- Да. В самом конце войны это было, - продолжал он, снимая очки и обтирая лоб платком. - И сам могу подтвердить, так сказать, что все про немцев этих, верно в лекции.

- Так, значит, лекция написана не на собственном, "так сказать", опыте? - совсем уже нагло продолжил свой вопрос Горинов.

- А вы, собственно, кто по профессии, молодой человек? - попытался наладить свою оборону путем нападения лектор.

- Я - преподаватель, преподаю историю Древней Греции. Это имеет отношение к моему вопросу?

- Всё всегда имеет отношение, молодой человек, - с хитрым прищуром ответил лектор и начал не спеша протирать свои очки тем же платком, которым только что стирал пот с лысины. Закончив с этим нехитрым делом, продолжил с издевкой в голосе:

- А что, молодой человек, ваши лекции студентам, об этой вашей... Древней Греции, кхе, кхе, на собственном опыте основаны или на важнейших первоисточниках?

- На первоисточниках, - признался Горинов.

Все в зале уже крепко сжимали в руках свои портфели, сумки и папки и на Горинова смотрели, как на врага народа в эпоху ликвидации кулачества как класса. Он сам уже понял, что влип, и почувствовал себя на месте политрука Клочкова, которому отступать было некуда:

- А у вас, извините, какие первоисточники? - совсем уже обнаглев, спросил он.

- А у нас, молодой человек, - уже передразнивая самого Горинова, ответил лектор, - надеюсь, одни и те же первоисточники - труды Маркса, Энгельса, Ленина и... материалы съездов партии! Или вы пользуетесь какими-то другими?

Молодой серый костюм продолжал строчить в свой блокнот. Октябрина встала и замахала Горинову рукой, чтобы тот сел на место. Лектор порозовел. Аудитория замерла, забыв о своем низком старте.

- Да, нет, - согласился Горинов. - У меня тоже классики - основные первоисточники...

- Ну, тогда и говорить нечего, - победоносно завершил перепалку лектор. - У меня все. Может быть, ещё какие-нибудь вопросы?

Больше вопросов не было.

Встал один из инструкторов, тот, который открывал мероприятие, и поблагодарил лектора за очень интересный доклад и ценные рекомендации.

К станции метро Павлов и Горинов шли вместе.

- И чего тебя дернуло уточнять, был ли он в этой Германии? - спросил Павлов. - Надоело преподавать?

- Да, ладно. Спросил и спросил. Думаешь, будут последствия?

- Может, и будут. А может, и нет. Бардак.

- Ну, будут - и хрен с ними. Что они смогут мне сделать? Ну, не переаттестуют. Делов-то. Свои сто двадцать пять получу в какой-нибудь редакции или, на худой конец, пойду в школу, детишек учить.

- А-а. В школу. Это с твоим-то апломбом.

- Ничего. Переживем. С университетским дипломом в любую школу на ура возьмут. А там поглядим.

 

Через три месяца в их институт спустили восемь вакансий кандидата в члены КПСС. На все кафедры гуманитарного профиля - 3. Из них две женских, со средним или неполным средним образованием (видимо, для укрепления смычки рабочих и интеллигенции) и одну мужскую, с высшим. Первые две быстро распределили по секретаршам. Что касается третьей, мужской - послали в райком на рассмотрение две кандидатуры: Павлова и Горинова.

Из райкома сообщили, что проходной кандидатурой считают только павловскую.

- Да, ты особенно не расстраивайся, - пытался успокоить он Горинова. - Еще спустят вакансию. Им же надо укреплять передовой отряд. А мы как-никак на рубежах идеологического фронта, молодое поколение воспитываем.

- Следующего раза не будет, - отрезал Горинов. - Я ухожу. Надоело все. Буду в школе учительствовать. И к дому ближе, и аспирантуру заканчивать не надо.

- Ну, как знаешь.

 

Прошли годы. Они не встречались, и только в конце 1990-х стайка инициативных однокурсниц собрала весь курс на банкет по случаю двадцати пятилетия выпуска в профессорском зале эмгэушной столовки.

Объятия, панибратские хлопки по плечам, задумчивые: "А ты помнишь?" За огромным столом, поставленным буквой "П", Павлов с Гориновым сели рядом. Они сразу узнали друг друга. Бороды, морщины, животы - ничего не могло замаскировать глаз и походок. Разговорились. Оказалось, что ушел тогда Горинов действительно в ближайшую от дома школу. Потом, в конце восьмидесятых, выбрали депутатом райсовета. Затем его взял с собой кто-то из Мосгордумы. Сейчас работает в аппарате одного известного депутата Госдумы, помощником по международным связям. Много ездит, много видит. Во время своих поездок часто приходится, как он подчеркнул, читать лекции о новой процветающей России, в которой созрели все условия для взаимовыгодных инвестиций западного капитала.

- И хорошо платят? - поинтересовался Павлов у бывшего сокурсника.

- Да, грешно жаловаться, - ответил тот. - Эти лекции, тьфу, тьфу, золотое дно.

- И как, верят? - не отставал Павлов.

- Чему?

- Ну, что у нас всё так замечательно, что всё изменилось, одним словом? Если бы все сразу верили - много бы не платили, так ведь?

- Думаю, да.

- А сам-то ты веришь, что что-то действительно изменилось?

- Не понял? - Горинов окинул Павлова подозрительным взглядом и вдохновенно заговорил:

- Ты чего, сам не видишь, что многое изменилось? Что было и что есть - небо и земля!

- Не вижу, - честно признался Павлов. - Наверное, не на той ветке сижу - обзор слишком маленький.

- Ну, ты даешь! Где работаешь-то?

- Да, все там же. Доцент. Впрочем, уже почти двадцать лет.

- Да? - с сочувствием в голосе попытался выразить неприкрытое удивление Горинов. - А, впрочем, ничего интересного в этих заграницах и нет. Так, живут себе и живут.

- А ты помнишь, - потянуло на воспоминания Павлова, - ту лекцию про Германию. Ну, на которой ты еще с вопросами вылез?

- Про Германию? Не, не припомню.

- Ты еще тогда с лектором о первоисточниках несколько двусмысленно спорил, помнишь?

- Не, извини. Давно это было. Мы с тобой много лекций слушали. Умные теперь, разумные. Выпьем?

...Павлов ушел с банкета первым. Никого не стал ждать. Троллейбусы в это время ходили редко. Шлепал по мало освещенной улице до самого метро, то и дело попадая в лужи. Дома жена спросила:

- Ну, как, доволен?

- Не знаю. Наверное, больше не пойду.

- Почему?

- Глаза все знакомые, а люди все уже другие.

- Ну и что? Вы же столько лет вместе учились. Ты говорил, что с кем-то даже вместе работал. Вам есть что вспомнить.

- Выходит, что нет, - ответил он и лег спать.

 

Снилась ему далекая Германия, в которой он никогда не был. Всюду какая-то реклама на немецком языке. Обидчивые и злопамятные немцы играли в карты и считали в своих кошельках каждый пфенниг.

И, конечно, время от времени, не изменяя своим национальным традициям, громко восклицали почему-то на чистом русском языке:

- О, Ганс, как же я, черт возьми, устал от этой жизни! Я просто умираю от скуки!