Безумие Иорданино

( сказки – апокрифы)

 

 

Желтая Иордания

 

 

Плясавали дожди. В мокрых осенних плащах укрывали мы Чермное море от капель лихих..

Тихо солнце чернело огнем. Горькое. Пьяное. Голодное. Вышел к солнцу Симон. Стоит, поклоняется над узорами трав переливчатых. В протяжное небо устремляет глаза в хлебных зернах, потоком любимых глаз к Богу Единому. К самому Христову – мученику любомудрому. Заискрилась земля нежным запахом, вдруг запела она белым голосом – созрела она ответом чудозеркальным. Потянулося небо к земле поцелуями – рунами, звезды деревья осыпали жемчугом. Небо руками схватило любовницу землю – голубку, целовало ее в налившийся вздох золотых голубей.

Воссоитилось сердце в Единое счастье. И взродился Симон, распахнув стены мокрые, жадно, жадно вдыхал утренний миг.

Взявши за руки мать и батюшку, поклонялся им: « Вот пришел я с Вольги радостной к Иордани – грусть склонить от вольной головы суетной, да молитву править самому Христову мученику любомудрому. Сыном стать его Серебряным. Разметать резцой зарю, спомощить свет – ветра, руками солнце обнять, обратить Вселенную в музыку!

- Бедет, будет! – смеялась земляматушка, отстраняя волной неба взгляд смутный, суровый, отодвигая румянец губ разверсшихся от супруга своего гневливого – « уж не дал окаянный донежиться, уж не дал окаянный доцеловать дружушку». Небо синее закручинилось…

« Будет имя тебе Петр!» - грянул гром стеной, пролилась в лицо, жгучим пламенем, кровь надломанной вербы веточки и в глаза напролом с криком, песнями так и брызнуло!

 

И случился тогда в мире праздник великий. Поднимался народ целовать камень стоящий у подножья Петра. Заводила рожь колокольный звон , будущей Первоцерквушки. Ни в земле, ни над небом, а до самой души разнокрасочной, разнопраздничной. Будет церковь лита ребятишками, хлебным светом в кирпич заколочена вся вода во святцах..

-Вот пойдем ,дам ключи тебе миленькой –прошептала земля Петру на ушко.

- Вот ключи от церкви твоей Всенародной любовниц!.

Размаячилось сердце вовнутрь все ласкою, разпрядило затвор воли волюшки и пустилось плясать в жар полыни человеческое сердце земное. Изунизаны в сердце косточки, изунизаны глаза гнездами, первыми – весенними взмахами Колоколов Вчеславных. В дождь, вплавь, впожар, кричит сердце, смеется, заливается переливным гудом верующим. К Иордани грудь падает, припадают руки в омовании, чтоб пригреться, очиститься теплом, верою ясною.

Вдруг кручина Петра подпоясала . Что ни день, то ни слушает он ни отца, ни матушки. Воспротивны ему речи их любомудрые. Что ни день то тоска вверх по горлу потоком сжимает, что ни ночь задыхается Петр. Грехают руки в волосы Девкины, грокают слезы о землю пустынную, нет в ней тепла. Все Петр пытается печалью оскоминой приласкать к себе обрубившихся звезд стаю.

« Все предам тебя

Отрекусь в тебе

Мой Христос немой

Мой Христос пустой

Ты без семени

Ты без времени надо мной.

Ты мне сердце дал то, что плачится

То , которому очень хочется

Испытаться в грех!»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Черная Иордания

 

Бесовское девство свадебное

 

Раскричались вороны. Разгорелись костры яркопламенея. Оскалилась седая луна, подперев локотки о черное небо. Возлаяли собаки ночь, содрав кресты с могил, грызя и царапая их когтями уносили их прочь в воду. Там голодные водяные в прудах, все заросшие и замерзшие, как великое подаяние с пеной у рта, созывали на Чертов пир всех русалок, ломать кресты – собирать в костер. Все в подводном царстве оживлялося. Всех утопленников накануне отысканных, нежные русалочки украшали ядовитыми кусками червивых обрубков, одевая изысканно в пену и травы, подготавливая их для ночного, похотливого увеселения царя Водяного.

Русалочки, то подстеганут утопленничка страхом стянутого, то по спинке когтями пройдутся вплоть до ног оставляя багряную рану. А как откроет русалочка грудь свою белую, в руку возложит и в глаза молоком отогреет. Смеется плутовка, приплясывая, да притопывая, да прилизывая раскрасневшиеся груди.

А то и гурьбой , подбегут к утопленничку и давай щекотать ,да кусать в разные места, так, что не отбиться!

Все готовя Сатанаилов пмр, все играются.

На земле в ту пору другое делалось. Костры в дым – кольцо вплетелись – разлучали небо белое, нежнояблочное, от румяной земли заступницы – матери. Нагоняли черти трясявицу на людей – завесу дымную, вероломную. Рученьки протянутые небесные, похватали всей оравою и давай тянуть небо златокудрое ко земле молитвенной. Вырывалось небо затейною, песнею жаркою:

« Помни хлеб земля в своих стоженьках

помни губ поцелуй рваный

рана на ране сойдется

Коль сердце чистое, полное не разобьется»

Исцарапаны руки величавые, гнойными носами чертей сопливых, исклеваны вороньем нарядным, висят плетьми не шелохнуться. Наигрались черти вволюшку, наизгадили, да и плюнули в небо поганое, скушное, томное.

Подняло небо рученьки слезные свои к дому ввысь и скрылося в края свои прелестные, лечить руки погрешенные – больные, покаять водосвятием.

Ведьмы с кляками, лизгом, лазгом, чаровали лес святой песнею тайною, обратили царство зеленое в камень холодный- прехолодный, не было такого холода во всем белом свете! Птицеслышание загасили, перекусивши острыми ртами божью нитку. Обмыли чертенята кровушкой копытца свои из переломанной божьей нитки ручьями полившейся, ласкались ведьмы, грудь распоровши, сок обильный пустивши. Из сока того белого разлились реки струйные по всему миру, овладев душой робкой – человеческой.