Официальная часть презентации нового проекта банка подошла к концу. Изящно завершив спич на шутливой ноте, управляющий банком подошел к своему заместителю.

- Павел, я отъеду, поработать надо… закончишь без меня? - Кирилл отвел зама в сторону, по пути дружески улыбаясь встреченным взглядам гостей.

- Без вопросов, шеф, - Павел скроил залихватскую мину и сделал характерный короткий жест рукой, условно означающий взятие под козырек. При сложившихся между ними отношениях подобная вольность была вполне к месту. Кирилл одобрительно улыбнулся одними глазами. В редкие свободные минуты, когда вокруг не было посторонних взглядов, они дурачились и шутили, пытаясь снять с себя нервный спазм от напряженного ритма работы.

- И еще… - Кирилл замолчал, глядя на Любу, нарочито громко смеющуюся какой-то шутке в окружении нескольких гостей. Она стояла спиной к Кириллу, и оба они прекрасно понимали, что это всего лишь демонстрация ее показного равнодушия к их очередной ссоре.

- Разумеется, - Павел перехватил его взгляд, - все будет в порядке, я присмотрю. Можешь не беспокоиться.

- Хорошо, - Кирилл перевел взгляд на Павла, - значит завтра в восемь тридцать в офисе, есть вопросы по последней смете.

- Конечно, шеф.

Обычно Кирилл старался не упускать возможности пообщаться с потенциальными клиентами в неформальной обстановке, однако на этот раз он уехал, практически сразу по завершении официальной части мероприятия. Главное то, что проект получил ожидаемую поддержку. Гости пребывали в полном удовлетворении. Павел, правая рука Кирилла, провел подготовку и саму презентацию на должном уровне, в данный момент присутствие шефа не было уж столь необходимым. Уважаемых гостей ожидали отличная программа с последующим фуршетом - Павел позаботился обо всем. Очередная ссора с Любой была лишь поводом для отъезда Кирилла, он никогда не позволял ничему личному влиять на его дела. В последнее время ссоры между ними стали вспыхивать все чаще, Кирилл не придавал этому особого значения, он воспринимал их как издержки совместной жизни, как нечто досадно неизбежное, но проходящее. Он знал, что совместная жизнь имеет свои законы развития, в которых присутствуют периоды обострения отношений, и важно в этот момент по возможности избегать конфликтных ситуаций. Он и избегал. По возможности. Но даже его, Кирилла, возможности не безграничны. После второго прерывания беременности в Любиных глазах что-то изменилось, какая-то теплая частичка ее взгляда замерзла и застыла кусочком льда в глубине ее огромных глаз. Она стала слишком раздражительной, в ее вопросах засквозила подозрительность. Теперь Люба старалась следовать за Кириллом повсюду, где деловая часть плавно перетекала в фуршет. Кириллу казалось, что она стала уделять больше внимания спиртному, а это уже не могло его не беспокоить. В конце концов, рядом с ним должна быть женщина соответствующая его социальному статусу. Очередное его замечание на этот счет и привело к последней ссоре. В итоге Кирилл махнул рукой - пусть развлекается, Павел доставит ее домой через пару часов, а ему действительно надо поработать. Дела в последнее время шли, как нельзя лучше. Средней руки банк под руководством Кирилла, не поперхнувшись, проглотил нескольких конкурентов, выиграл несколько тендеров и заключил несколько выгоднейших контрактов. Грамотно проводя операцию за операцией, Кирилл планомерно выводил банк в категорию крупных игроков на финансовом рынке региона. Не расслабляться ни на минуту - Кирилл это прекрасно усвоил и пахал, как тягловая лошадь в расцвете сил. Тем более что это приносило ему особое удовлетворение. Кирилл ощущал себя огромным пауком, видимым только избранным. Пауком, держащим в многочисленных пальцах тысячи нитей событий и судеб, полностью подвластных его воле. Стоит ему только пошевелить пальцем и где-то близко, или очень далеко случится то, что может случиться только благодаря его желанию. Он с легкостью может изменить, или поломать чужие судьбы, но он не следует желаниям, он руководствуется целесообразностью и это полностью оправдывает его в собственных глазах.

Кирилл вышел на улицу, задержался на секунду, с наслаждением вдохнув свежий морозный воздух, и сел за руль новенького джипа Субару. Он испытывал давнюю слабость к автомобилям этой фирмы, Кирилл даже пару раз участвовал в гонках на внедорожниках. Служебным автомобилем с персональным водителем он пользовался только на работе, когда в поездках приходилось, не теряя драгоценного времени, работать над документами. Сейчас ему предстояло ехать домой по почти пустому шоссе, а скорость прекрасно снимает стрессы от нервных перегрузок.

Едва слышно заурчал мощный двигатель, машина медленно съехала с пандуса и плавно вырулила на шоссе. Кирилл нажал на кнопку пульта дистанционного управления, прикрепленного к рулевому колесу. Разом заполнив пространство автомобиля тугими басами сабвуфера, со всех сторон рванулся припев прошлогоднего шлягера: «Нас не догонят». Кирилл криво ухмыльнулся, откинул голову на подголовник и резко надавил на педаль газа. Машина послушно прыгнула вперед, быстро набирая скорость.

- Нас не догонят, нас не догонят… - подпевал Кирилл, выстукивая пальцами дробь на руле. Шоссе казалось вымершим, ни одной машины на трассе, ни одного пешехода на обочине. Субару, резво поглощая километры, почти висел в воздухе. Слегка покачиваясь, на Кирилла все быстрее летела выхваченная мощными фарами перспектива ночного зимнего шоссе.

- Нас не догонят, - надрывались Татушки.

- Вот им всем! - Кирилл энергично выставил навстречу шоссе зажатый кулак с оттопыренным средним пальцем, - Вот им! Пусть попробуют догнать!

Дальний свет фар зацепился за красно-белый указатель крутого поворота. Кирилл, сжав зубы, увеличил и без того уже опасную скорость. Поворот стремительно надвигался. Подавив в себе инстинктивное желание сбросить газ, Кирилл выкрутил руль. Несмотря на превосходную зимнюю резину, машину накренило и стало заносить на сплошную серую стену деревьев вдоль обочины шоссе. В широко раскрытых глазах Кирилла блуждал дьявольский огонь. Сердце молотило в висках, получив изрядную порцию адреналина. Кирилл, упиваясь призрачной властью над случаем, над судьбой, действовал с точностью часового механизма. Почти уже слетев с трассы, машина выровнялась и в самый последний миг вписалась в поворот.

- Догнали, мать вашу?! - выкрикнул Кирилл воображаемым преследователям и начал плавно сбрасывать скорость. Во внутреннем кармане завибрировал мобильный телефон. Досадуя на то, что забыл подключить его к громкой связи, Кирилл приглушил звук музыкальной системы и посмотрел на дисплей мобильника. Номер не определился. Кирилл удивленно вскинул брови, он был уверен, что это Люба хочет, чтобы он вернулся за ней в банк. Колесо Субару угодило в яму, машину тряхнуло. Телефон, выскользнув из рук, закатился под сиденье, продолжая вибрировать и играть бравурный марш - звонок. Кирилл почти уже достал телефон, когда машина снова угодила передним колесом в глубокую выбоину в асфальте, руль резко вывернуло и автомобиль, потеряв управление, слетел с шоссе. Последнее, что запомнил Кирилл - скрежет металла, хруст лопающегося стекла, небо и земля в снежной карусели, удар, темнота…

Темнота, небытие поглотили Кирилла и держали его нескончаемо долго, пока первые слабые отголоски бытия ни пробились к его сознанию далекой тупой болью. Болью, похожей на рокот приближающейся бури и отдаленные сполохи молний в черном штормовом небе. Боль подступала все ближе и уходила вместе с сознанием, едва начинавшим возвращаться к Кириллу. Наконец сознание мутным дрожащим пузырем всплыло на поверхность беснующегося океана боли, и из пересохшего горла Кирилла вырвался первый шелест - крик. Перед широко распахнутыми глазами закружил хоровод из расплывчатых пятен и бликов. До слуха, сквозь едва выносимые гул в ушах и грохот сердца, донеслись какие-то звуки, отдаленно напоминающие голоса, шаги. Белые пятна замелькали перед глазами, боль сразу пошла на убыль, забирая с собой и сознание. Покой и темнота снова приняли Кирилла в свои объятья...

За окном громыхнул трамвай, донесся шум удаляющегося троллейбуса. Изредка сигналя, проезжали мимо машины, иногда доносились обрывки разговоров проходящих людей. Среди этой типичной городской симфонии странным диссонансом звучала трель соловья из куста сирени под больничным окном. С улицы, из углового кафе, сквозь раскрытые ставни донесся запах жарящегося шашлыка. Кирилл открыл глаза. Сквозь пузырящуюся в потоке воздуха тюлевую занавеску палату заливал яркий солнечный свет. Кирилл попробовал прикрыть глаза ладонью. Не сразу, но получилось. К его рукам тонкими шлангами тянулись какие-то приборы и стоящая у кровати капельница. Кирилл не чувствовал боли, зато ощущал зверский сосущий голод, вызванный запахом печеного на углях мяса. Он осторожно повернул голову. У изголовья кровати, уронив на колени вязание, дремала в кресле его мама, Вера Николаевна. Осунувшееся лицо с темными кругами вокруг глаз говорило о том, что она проводит почти все свое время, дежуря у его кровати. Кирилла поразило то, как резко постарело ее лицо. Господи, как же давно он не видел ее лица! В последние годы он почти перестал ее навещать, ограничиваясь редкими поздравлениями и ничего не значащими разговорами по телефону. Мама сама звонила ему, интересовалась Любой, его здоровьем, а он старался быстрее закончить разговор и вернуться к прерванным делам. Как же он был к ней несправедлив, как мог так очерстветь, почти забыв родное лицо! Лицо, которое видел в трудные минуты своего далекого детства и которое первым увидел сейчас. К горлу подкатил удушливый ком. Вера Николаевна, почувствовав на себе взгляд, открыла глаза.

- Кирилл! Кирюша! - мама схватила сына за руку, по ее щекам потекли слезы.

- Мама, все нормально, - скорее прошептал, чем сказал Кирилл, - не плачь… какой сейчас… месяц? - Кирилл покосился на раскрытое настежь окно.

- Май, Кирюша. Три месяца прошло, как ты… - голос Веры Николаевны дрогнул, задрожали губы - как тебя нашли на шоссе.

- А Люба где? - прохрипел Кирилл.

- Ты отдохни, Кирюша, тебе нельзя много говорить, - засуетилась мама, поправляя подушку, - Люба приходила. Несколько раз приходила. И Павел приходил. Ты отдохни, сынок.

Кирилл повернул голову в другую сторону. В углу палаты стояло новенькое моторизованное инвалидное кресло фирмы Майра, больше напоминающее минитрактор на резиновом ходу.

- Что это? - Кирилл с удивлением смотрел на чудо инвалидной техники.

- Это Павел привёз, - мама говорила неестественно веселым тоном, - немецкое, с моторчиком, правда название смешное - какой-то «примус».

- А зачем мне… - Кирилл осекся, только сейчас он понял, что не чувствует тела ниже пояса.

- Как же… - выдохнул он. Комната качнулась и поплыла в сторону, Кирилл закрыл глаза...

Дни потекли унылой чередой, один за другим, серые, безликие. Кирилл впал в состояние глубочайшей апатии, граничащей со ступором. Он ел, отвечал на вопросы, чаще невпопад. Смотрел новости, не понимая - о чем говорят ведущие. Жизнь потеряла для него всякий смысл. Он молча воспринял весть о том, что совет директоров назначил Павла новым управляющим банком. Кирилл не выразил никаких эмоций, когда Люба, отводя взгляд, сказала, что хорошо бы ему пожить с мамой, лучше нее никто не сможет вести за ним уход. Кирилл только спросил равнодушно:

- Павел? - Люба ничего не ответила, но так и не посмотрела ему в глаза, - Ну что же… ты ничего не потеряла, верно? - Кирилл отвернулся к окну. Люба ещё некоторое время постояла молча, ожидая чего-то. Затем поцеловала Кирилла в висок и тихо ушла, плотно затворив за собой дверь. Потом приходил Павел, пытался хохмить, изо всех сил скрывая смущение. Извинялся, что новый джип не Субару, а Майра, понял, что неудачно сострил, покраснел и засуетился по делам, обещая вскорости наведаться снова. Кирилл на все равнодушно кивал головой, или отворачивался к окну, разглядывая верхние ветки отцветающей сирени.

Систематически в палату заходил лечащий врач в окружении сопровождающего медперсонала. Неизменно бодрым тоном он справлялся у Кирилла о самочувствии, делал какие-то записи в истории болезни и уходил, оставляя после визита ощущение набившей оскомину, ничего не значащей театрализованной постановки под названием «ежедневный обход». Врач давно уже ничего не обещал, а Кирилл давно уже ничего не спрашивал, он знал, что в его случае надеяться не на что. Дальнейшая госпитализация Кирилла потеряла смысл, и вскоре Кирилл перебрался из больницы в трехкомнатную квартиру на первом этаже старого кирпичного дома в центре города, где в последние годы жила в одиночестве его мама. Средств на безбедное существование у Кирилла хватало, по заказу Веры Николаевны в подъезде и квартире переделали двери, соорудили удобный съезд с лестничного пролета. Кирилл научился управлять коляской и теперь мог самостоятельно выезжать в любое время на прогулку. Сначала его сопровождала мама. Она без умолку рассказывала ему сплетни, услышанные от соседей, или пересказывала последние новости. Кирилла это мало интересовало, точнее сказать не интересовало вовсе. Он отделил себя от остального мира, выстроил стену, за которую не пускал никого, кроме Веры Николаевны. Кирилл настойчиво уходил от старых знакомств и, в конце концов, его оставили в покое. Затем он стал выезжать на прогулку один, объясняя маме, что ему необходимо что-то обдумать в одиночестве. На самом деле он ни о чем таком не думал, а просто загонял коляску под старый тополь в уютном зеленом дворике, и часы напролет просиживал, уставясь в одну точку, или, наблюдая за бабочками, пока за ним ни приходила мама. Глядя на бабочек, он думал о том, что вот они совсем недавно ползали гусеницами, теперь же легки, изящны и могут лететь, куда захочется. А у него все совершенно наоборот и ползать ему отвратительной гусеницей до скончания века.

В дождливые дни Кирилл подгонял свой «примус» к окну и часами смотрел на то, как по оконному стеклу сбегают струйки дождя, представляя каждую струйку чьей-то судьбой и удивляясь тому, как сливаются, или расходятся эти дождевые судьбы.

По вечерам становилось прохладнее, август на исходе лета устилал дворик желто-красным ковром, тоскливо шуршащим под колесами «примуса». Дни становились короче, и Вера Николаевна приходила за Кириллом с каждым днем все раньше. В один из последних вечеров августа мама за Кириллом не пришла. Прибежала соседка и захлебываясь слезами, сбивчиво рассказала, как зашла к Вере Николаевне и увидела ее лежащей на полу. Быстро приехавшая бригада интенсивной терапии двадцать минут занималась Верой Николаевной и увезла ее в больницу. Кирилл смутно помнил, как приехал домой и там с ним случился нервный срыв. Что-то оборвалось внутри и хлынуло наружу безудержными рыданиями, перешедшими в глухой ступор. Он снова попал в ту же палату, где находился после аварии. Пока он лежал в больнице, банк взял на себя организацию похорон его матери. Несколько раз Кирилла навещала Люба. Разговора не получалось и она быстро уходила. К моменту выписки Кирилла она подобрала ему добродушную сиделку-домработницу средних лет и он, вернувшись в квартиру матери, не испытывал никаких бытовых неудобств.

С возвращением домой Кириллу начали сниться сны. До этого он не видел снов с момента произошедшего с ним несчастья. Теперь же каждую ночь ему снилось, что он больше не гусеница и может свободно летать над домами, над деревьями, может свободно парить, раскинув руки, подобно крыльям. Сны были удивительно яркими, красочными, он даже ощущал, как ветер треплет его волосы, остужая разгоряченное лицо. Но эти сны не доставляли ему радости. Каждую ночь он неизменно видел, как страдают и гибнут люди. А он безучастно взирает на это, будто бы находясь с ними рядом, словно протяни руку и сможешь что-то изменить... По утрам он просыпался больным, разбитым и часами лежал в кровати, отмахиваясь от предложений сиделки помочь ему перебраться в кресло. Вечера Кирилл неизменно проводил на своем месте в дворике под старым тополем.

В один из таких вечеров он сидел под дождем, наблюдая, как крупные капли, ударяясь о землю, об опавшие листья, подпрыгивают и разлетаются маленькими фонтанчиками.

- Эй, убогий, чего мокнешь? Давай сюда, - услышал он из-за кустов хрипловатый голос. Кирилл не обиделся, в тоне, которым человек позвал его, не было ничего оскорбительного, или насмешливого. Кирилл объехал кусты шиповника и увидел мужичка бомжеватого вида, сидящего за покосившимся столиком под грибком. Мужичек широко улыбался щербатым ртом, ожидая пока Кирилл подъедет к столику.

- Давай-давай, - подгонял мужичек, - с торца загоняй телегу, - он показал Кириллу, куда поставить коляску, чтобы зря не мокнуть под дождем, - тебя как звать-то?

- Кириллом, - ответил тот, загнав «примус» под грибок.

- О! Наш человек! - обрадовался мужичек, - насчет кирнуть - это мы завсегда-пожалуйста.

- Да я как-то не любитель, - пожал плечами Кирилл.

- Дык, а кто любитель? И я не любитель, я, почитай, профессионал, - мужичек хитро подмигнул Кириллу и сразу же перешел к делу, - у тебя капуста есть?

- Что? - удивился Кирилл.

- Ну, темнота, - хохотнул бомжеватый, - денежка, значит. Так это... есть маненько?

- Не знаю, - Кирилл засуетился, копошась в карманах, - было вроде что-то.

- Вроде было, - беззлобно передразнил мужичек, - кто ж так с финансами обращается? Денежка счет любит, да чтоб в дело пустить, - поучал он Кирилла, - вот мы сейчас и пустим... да ты ищи-ищи, не отвлекайся.

Наконец Кирилл зацепил бумажку во внутреннем кармане и выложил на стол смятую сторублевку. Мужичек хохотнул и потер руки.

- Ну вот, а то вроде-в-огороде. Сейчас мы это дело мигом оприходуем, ежели ты не против, конечно, - бомжеватый весело подмигнул и сгреб сотню со стола.

Кирилл неопределенно пожал плечами. Мужичек достал из кармана разорванный по шву пластиковый пакет, аккуратно расправил и напялил на голову на манер капюшона.

- Одна нога здесь, другая там, - мужичек снова хохотнул, - А хорошо сказал, я ведь тоже того, калечный. Он задрал штанину, и Кирилл увидел грязный деревянный протез выше ботинка.

- Ты сиди, я мигом, - мужичек на удивление резво заковылял в сторону магазина.

Кирилл закрыл глаза, он ни о чем не думал. Отключившись от окружающего мира, он ощущал себя колоколом и просто слушал заунывный звон тоски и безысходности.

Спустя двадцать минут, бережно придерживая у груди пластиковую сумку, мужичек приковылял обратно. Еще издали Кирилл увидел его небритую улыбку во весь щербатый рот. Этот бомжеватый, калечный человек всем своим видом излучал столько энергии и несгибаемого оптимизма, что не улыбнуться было невозможно. Кирилл с удивлением поймал себя на том, что впервые за несколько месяцев улыбка тронула его плотно сжатые губы. Мужичек неторопливо расстелил на столике газету, выложил из пакета полбуханки хлеба и грамм триста вареной колбасы. Все это оказалось аккуратно порезано. Затем он выставил два пластмассовых стаканчика и, в заключении, жестом факира выхватил из сумки бутылку дешевой водки. Мужичек живо потер руки и сделал широкий жест.

- Прошу, - разлив водку, он выжидательно посмотрел на Кирилла.

Кирилл подозрительно разглядывал бутылку, не хватало еще в его положении отравиться.

- Не боись, проверенная, - мужичек верно расценил замешательство Кирилла, - я ей наоборот живот лечу, когда чего не то съем. Ложку соли разведу и о животе можно забыть.

Фраза прозвучала как-то двусмысленно, Кирилл осторожно взял стаканчик и понюхал содержимое.

- Сперва пей, потом нюхай – подмигнул мужичек, - ну, будь! – он разом опрокинул в рот стаканчик и с громким довольным кряком шумно занюхал куском черного хлеба.

Глядя на блаженство, растекающееся по небритой физиономии собутыльника, Кирилл решился. Судорожно вцепившись в кусок хлеба, и крепко зажмурившись, он в два глотка осушил стаканчик. Желудок дернуло спазмом.

- Держи-держи, не отпускай! Нюхай давай! – суфлировал мужичек, - Во, упала! Молодец.

Восстановив дыхание, Кирилл открыл глаза. Мужичек за обе щеки уплетал бутерброд с колбасой. В процессе этого действа его подвижная физиономия демонстрировала такую гамму положительных эмоций, что Кирилл невольно хмыкнул. Тот расценил это, как сигнал готовности к принятию второй дозы. Кирилл наотрез отказался от дальнейшего возлияния. Мужичек, пообижавшись для виду, продолжил трапезу в одиночестве. Его словоохотливость, подстегнутая угощением, не имела границ. Кирилл узнал, что зовут его Николаем и что живет он на чердаке соседнего дома. С чердака его дворник не гонит, поскольку Николай помогает ему в уборке. Свою квартиру мужичек продал, его жене требовалось дорогостоящее лечение. Он хотел купить квартиру поменьше, а деньги временно положил в банк, поскольку хранить такую сумму было попросту негде. Тут банк возьми и лопни. Говорят, что конкуренты разорили, только он в эти сказки не верит. Так и оказался Николай на чердаке, повезло еще, что не гонят. Паспорт украли, а жена умерла, у нее оказался рак в последней стадии, выходит, и лечить-то ее было бесполезно. Но он не жалуется, есть какая-никакая крыша над головой – и то ладно, перебивается случайными заработками, общается с разными людьми. Одним словом живет помаленьку.

Кирилл слушал Николая до глубокого вечера, пока ни прибежала взволнованная домработница, пришедшая в ужас от его компании. Ему было тепло и уютно в этот прохладный дождливый вечер. И дело было, разумеется, не в водке, а в этом неказистом на вид человеке, потерявшем все, кроме человеческого достоинства и несгибаемой воли к жизни, человеке, излучающем такие оптимизм и жизнелюбие, что собеседнику становилось с ним рядом чуточку теплее...

В эту ночь Кирилл долго не мог уснуть, он лежал в темноте, наблюдая за бликами на потолке, и вспоминал свою жизнь. Многое из того, что с ним произошло, вдруг увиделось ему в ином свете, приобрело дополнительные оттенки. А когда под утро Кирилл уснул, ему приснился пожар...

Он летел над спящим городом туда, где небо осветилось багряным отблеском полыхающего дома. Четыре нижних этажа пятиэтажного дома со всех сторон охватило ревущее пламя. Кругом стояли пожарные машины, одни пытались сбить пламя тугой струей, другие только подъехали и быстро разворачивали скатки. В мерцающем багровым заревом дворе бегали, кричали, суетились люди. Некоторые так и выскочили в исподнем, пожар застал их в кроватях. Витрины магазина на первом этаже горящего дома выворотило взрывом, пламя там бесновалось с особой силой, выбрасывая наружу фонтаны смоляной копоти. Двор вокруг магазина усеяли чадящие автомобильные баллоны, с которых пожарные пеной сбивали огонь. Словно наяву Кирилл в ужасе взирал на результат взрыва бытового газа в шинном магазине на первом этаже жилого дома. Ему казалось, что он ощущает жар и чувствует едкий смрад горящей резины. В одном из окон занимающегося пламенем пятого этажа ему почудилась маленькая фигурка. Он присмотрелся – похоже, девочка лет девяти стояла на подоконнике. В следующую секунду окно озарилось вспышкой, полыхнули шторы, и силуэт исчез. Сквозь рев пламени и треск горящего дерева Кириллу послышались звон стекла и тонкий вскрик. Он понимал, что это всего лишь сон, что никакого пожара нет, что стоит открыть глаза и наваждение исчезнет. Он понимал... Древний пещерный страх перед разверзшимся адом сжал его сердце... Спустя мгновение он стоял, озираясь, в горящей комнате. От раскалившегося, почерневшего и вздувшегося пола шел нестерпимый жар. Стены комнаты лизало блуждающее пламя, с потолка укрытого потоком клубящегося черного дыма, сыпалась обуглившаяся штукатурка. Горела и дымила мебель. Девочки нигде не было видно. Кирилл попробовал ударить ногой дверь комнаты. К его удивлению дверь распахнулась, Кирилл выбежал в коридор. Он заметался в удушливом, задымленном коридоре, пытаясь отыскать девочку. За одной из дверей он услышал тихий всхлип. Эта комната еще не горела, но огонь подступал все ближе. Перепачканная сажей девочка спряталась между спинкой кровати и стеной под окном. Снаружи в окно уже бились языки пламени. Она тихо сидела в углу комнаты, обеими руками прижимая к себе куклу, как бы пытаясь защитить ее от подступающего огня. Кирилл подошел к девочке, она подняла на него глаза, полные отчаяния и забилась глубже в угол.

- Ты что, глупая, меня испугалась? – Кирилл улыбнулся девочке, - пошли скорей, времени нет, - он взял девочку за руку и потянул к себе.

Девочка послушно встала и пошла за ним. Дойдя до двери в коридор, она выдернула руку и бросилась назад.

- Куда? – Кирилл рванулся за ней. Тут он увидел, что девочка подняла оброненную куклу, - не до игрушек, глупая, уходить надо.

Длинный коридор еще не горел, но от потолка вниз стремительно росло клубящееся дымное облако. Едкий раскаленный воздух обжигал легкие, девочка закашлялась. Кирилл направился к выходной двери в надежде, что бетонный лестничный пролет не так опасен. Проходя мимо одной из дверей, он услышал стук. Закрытая дверь тряслась и стучала, словно ее дергают изнутри. Почувствовав неладное, Кирилл ничком бросился на пол, закрывая собой девочку. В ту же секунду дверь слетела с петель, и в коридор с ревом рванулся фонтан пламени. Огненный шар с хлопком пролетел по коридору в сторону комнаты, из которой они только что вышли. Кирилл вскочил на ноги и попытался открыть входную дверь. Закрыто. Размахнувшись всем корпусом, он саданул дверь плечом. Дверь треснула, но не поддалась. Кирилл размахнулся снова. Девочка дернула его за рукав, останавливая, и щелкнула замком. Дверь открылась. На лестничной площадке огня не было, но снизу поднимались копоть и дым, стало ясно, что туда идти нельзя. Кирилл, держа девочку за руку, подбежал к высокому окну лестничного пролета. Внизу, прямо под окном, он увидел несколько пожарных расчетов. Оглядевшись по сторонам, Кирилл заметил куртку, оброненную кем-то во время эвакуации. Обмотав ей руку, он ударил в окно. Огромный кусок стекла, медленно наклонившись, рухнул вниз, с громким хлопком разлетевшись возле пожарных машин. Несколько человек сразу подняли головы, Кирилл начал изо всех сил махать курткой. Их увидели, пожарники засуетились, и через пару минут в сторону разбитого окна поползла выдвижная лестница. Наконец она ткнулась в стену в нескольких сантиметрах от оконного проема. По лестнице побежал пожарник. Кирилл посмотрел на девочку, она улыбалась. Он улыбнулся в ответ и... проснулся.

Кирилл лежал в скомканной постели, мокрый от пота. Сердце ошалело колотилось в груди. Он тяжело дышал, словно действительно бегал по горящему дому. Кирилл даже попробовал двинуть ногой. Тщетно. Он криво усмехнулся и подтянулся на руках, садясь на подушки.

С этой ночи Кириллу перестали сниться кошмары. Что-то в нем изменилось. Поутихла тоска, в мире снова стали появляться краски. Кирилл вспомнил о своей замечательной библиотеке. Теперь он все больше читал по вечерам, но иногда, положив в карман сотню, выезжал во двор и с удовольствием слушал радостную болтовню Николая, мягко, но настойчиво отклоняя предложения составить ему компанию. Николай, в свою очередь, гордо отказывался от денег на пропитание, но на билет до Воронежа, где в собственном доме жила его пожилая сестра, Николай, прослезившись, согласился. Оставалось дождаться восстановления украденного паспорта. Близились новогодние праздники. Кирилл впервые решился на дальнюю по его меркам поездку, он отправился на проспект, где вдоль тротуаров велась оживленная торговля праздничными подарками и елочными украшениями. Уже купив сувениры домработнице и Николаю, Кирилл собрался возвращаться домой, когда в одной из витрин он увидел поразившую его елочную игрушку. На бархатном постаменте, выложенном ватой и усыпанном блестками, среди других игрушек стоял фарфоровый ангел. И было в нем что-то завораживающее и до боли знакомое. Кирилл купил игрушку, бережно положил за пазуху теплой куртки и направился домой. Проехав метров триста, он вдруг услышал детский голос.

- Мама, мама, это он!

Кирилл обернулся. У спуска в подземный переход какая-то девочка дергала женщину за рукав и показывала на Кирилла.

- Геля, что за глупости?! – возмущалась женщина, - ты же знаешь, что никого не было. Пойдем уже.

- Нет, был, я знаю, что был, - девочка пыталась высвободить руку.

- Ангелина, перестань сейчас же! – женщина начинала всерьез сердиться.

Девочка перестала вырываться, и пошла за мамой. Подойдя к ступеням, она резко выдернула руку и бросилась к Кириллу. Тот смотрел на нее, не веря своим глазам. Девочка подбежала к нему и обняла за шею. Женщина молча наблюдала за этой сценой.

- Я знала, что увижу тебя, вот и носила ее с собой - сказала девочка, улыбаясь, и протянула Кириллу куклу, в которой он с изумлением узнал спасенную из горящего дома игрушку. Кирилл осторожно достал из-за пазухи фарфорового ангела, так похожего на девочку, и протянул ей. Девочка бережно взяла ангела, чмокнула Кирилла в щеку и побежала к маме.

- Постой, - хрипло крикнул Кирилл вдогонку, - а как...

- Надя, ее зовут Надя, - ответила девочка, махнула варежкой и скрылась с женщиной в переходе.

- Надя, - повторил Кирилл, - Надежда...

Он ехал домой совершенно счастливый. Он еще не знал, что дома зазвонит телефон и лечащий врач предложит ему рискованную операцию, но он совершенно точно знал, что жизнь продолжается и теперь у него все будет хорошо.