Старый колодец.

Из глубины слышу

Самого себя.

 

Безмолвие - липкое... холодное...

Внутри все замерло, завибрировало натянутой струной в ожидании спасительного шарканья ног по твердой поверхности пола.

Он понимал, что идет, но ощущал под босыми ступнями лишь пустоту... неосязаемую, беззвучную пропасть... И продолжал идти, не зная куда, в надежде оставить позади эту напряженную тишину, а вместе с ней и слепое отчаяние.

Свет появился из микроскопической точки, возникшей, как ему показалось, на его теле.

Он вдруг с ужасом осознал, что уже практически полностью растворился во тьме, слился с ней в единую безликую, аморфную массу...

Медленно, но неотвратимо свет разъедал плоть тьмы, а она со злой покорностью рваными лоскутами расползалась по углам появившейся комнаты, пряталась тенями под возникших из небытия людей, затаиваясь в ожидании часа возмездия.

Ни с чем не сравнимое облегчение позволило ему свободно вздохнуть. Оглядевшись вокруг, он обнаружил истинный источник света. Светящийся стоял к нему спиной и совершал простое, но очень странное действие. Словно вращая невидимую нить, он раскручивал над собой маленький шарик.

Нежно-фиолетовое мерцание шарика завладело всем существом, сердце внезапно сжалось и забилось часто-часто...

Он невольно потянулся к мелькнувшему над головой шарику, но в последний момент замер, не позволив себе коснуться его. Рядом, вокруг - люди, сотни, а может тысячи... Казалось, весь смысл существования крылся для них в призрачных отблесках этой блуждающей звезды. То и дело кто-нибудь выпрыгивал, словно рыба, отчаянно рвущаяся из реки к солнцу, стремясь поймать ускользающую мечту, но падал обратно, и толпа, подобно воде, тут же смыкалась над ним.

- Что это? - вдохнул он внутрь себя.

- Игра, - незамедлительно последовал ответ. При этом ему показалось, что Светящийся слегка качнулся в его сторону... Он понял, что где бы не находился, мог видеть только спину Светящегося, ибо ликом Тот был обращен вовнутрь себя.

- Но одному достаточно руку протянуть, когда иному и не допрыгнуть...

- Истинна высота устремлений, но не роста. Видимое тобой сокрыто от взгляда смертного, но и оно лишь блеклая тень настоящего.

Сомнение ядовитым червем пробралось в его душу, и неожиданная догадка заставила содрогнуться.

- Они все... мертвы?

Ответа не последовало.

- ...я тоже мертв?

И снова Светящийся не ответил. Казалось, он совершенно забыл о нем... если когда-то и вспоминал...

- Разве это что-то меняет? - произнес, наконец, Светящийся.

- Да... разве это что-то меняет... - вторил он, завороженный мерцанием шарика и спокойным размеренным голосом Светящегося. - Вечная игра с самым беспристрастным на свете судьей... Только дотянись, поймай шарик, и ты спасен, обрел успокоение...

- Знал ли ты когда-нибудь что-то, кроме собственных заблуждений?

Он понятия не имел, способен ли Светящийся иронизировать, по крайней мере, ему это показалось.

- Зачем тебе Игра? - одно он знал точно - Светящийся не умел лгать.

- Не поймешь. Но, по сути, мне скучно.

- И со мной ты говоришь потому, что тебе... скучно?

- Ты видишь меня.

- Почему же тебя не видят другие?

- Они смотрят на шарик.

- Значит, я могу попросить тебя о чем угодно, и мое желание будет исполнено?

- Конечно.

- Тогда... тогда... я хочу вспомнить...

 

1.

 

Мустанг хрипел от изнеможения, пена хлопьями срывалась с его губ, и отлетала назад. Трой припал к соленой шее животного, смахивая с лица пот, перемешанный с лошадиной пеной. Воспаленные глаза едва различали тропу.

Впереди из-за камней блестела серебристая лента реки, терявшаяся на западе в каньонах лысого хребта Куипа-Ривер.

Подав знак Харрису, Трой осадил мустанга, и спрыгнул на землю. Вслед за спутником он накинул поводья на сук высушенного солнцем дерева и отстегнул от седельной сумки карабин. Только сейчас Трой ощутил, как сильно болит лодыжка, ноют старые раны и к горлу подкатывает тошнота.

Харрис выглядел немного свежее, хотя им пришлось выдержать сумасшедшую гонку бок о бок вдоль каньона под нещадно палящим солнцем. Салуны и бордели с девками нисколько не сказались на выносливости матерого степного волка, а скорее, напротив, лишили его чувствительности к боли и усталости, превратив в кусок грубой основательно продубленной кожи.

Они залегли у камней, прочесывая взглядами высокий кустарник у подножия холма. Теперь торопиться было некуда. Любое неосторожное движение могло стоить жизни.

Кроме мирно пасущейся на поляне оседланной лошади в пределах видимости не наблюдалось ни единого живого существа - это настораживало больше всего. Куда же делся всадник? Врага лучше разглядеть до того, как он заметит тебя.

Харрис резко откинулся на спину, стянул шляпу, нахлобучил ее на ствол карабина, потом извлек из нагрудного кармана плоскую бутылочку, отхлебнул глоток, и протянул Трою. В ответ тот лишь нервно мотнул головой, не отрывая напряженного взгляда от поляны. Он не хотел, чтобы Харрис заметил, как ему паршиво.

- Адское пекло, - Харрис вытер лицо шейным платком. - Знаешь, что самое неинтересное в жизни?

- Ну, - поморщился Трой.

- Предопределенность конца. Дело лишь во времени и в образе, который примет Костлявая, чтобы всадить девять граммов тебе в печенку.

Если бы Харрис пил меньше, у него не было бы столько мусора в голове. У тех, кто много разговаривает, в нужный момент обычно не хватает времени на то, чтобы выстрелить. Хотя равных в стрельбе Харрису не было во всем Саксе.

'Странно, что он заговорил об этом именно сейчас...' - подумал Трой, и тут же припомнил мертвого ворона, которого Харрис обнаружил в костре на рассвете во время последнего привала. Еще тогда у Троя зародились недобрые предчувствия, а в последние дни ему приходилось часто прислушиваться к себе.

Лошадь на поляне не проявляла признаков беспокойства, обдирая сочные побеги кустарника, лениво переступала на месте.

- Думаешь, он знает о нас?

- Ха! Он умен и хитер, как тысяча красномордых собак. Наверняка решил нас провести –прячется! - Харрис искоса глянул на Троя, но тот был поглощен высматриванием цели в зарослях перед небольшой рощицей и не заметил этого взгляда.

- Давай, парень, спускайся первым. У меня лучше получится прикрыть тебя, если что.

Трой не стал спорить - резко выдохнул, крепче прижал к себе карабин, и покатился по пологому склону холма.

Вспугнув стайку мелких птиц, он упал лицом в траву, вжался всем телом, приподнял голову, потихоньку привстал на локтях, осмотрелся.

Трой прополз несколько ярдов, когда ему почудился чей-то далекий зов.

 

2.

 

Бесконечные потоки дождя низвергались с тяжелого мутного неба. В частых вспышках молний холмы блестели мокрыми боками, походя на допотопных тварей, погруженных в безвременный сон.

Всадник плотнее закутался в плащ. Вода продолжала стекать за воротник. Это раздражало и будоражило.

- Гринго, - с презрением выдавил он сквозь стиснутые зубы, - гринго... Так называют неопытных юнцов, не державших в руках оружия! Будь ты проклят, Дикий, со своими дурацкими шуточками! Теперь смеяться буду я! - и неистово захохотал, подставляя лицо плетям дождя.

Раздвоенная молния вспорола небо, осветив на мгновение небритые щеки Гринго, по которым, смешиваясь с дождевыми каплями, текли слезы.

- Вот он я! Ну, покарай же меня! - его отчаянный вопль поглотил оглушительный раскат грома. - И это все на что ты способен?! Не можешь?! Или не хочешь...

Выпустив пар, он почувствовал, как от сердца немного отлегло. Дрожь в пальцах отступила, но крики Дикого продолжали стоять в ушах. Теперь они будут преследовать его вечно.

Он и подумать не мог, что все будет так отвратительно и мерзко.

'Да и какого черта! Уж кто заслужил, так это Дикий, - пытался взбодрить себя Гринго. - Да и кто бы по нему плакал?'

Лошадь сбилась на шаг. Из ночной тьмы выплыли размытые очертания приземистых глинобитных домишек в окрестностях Сакса.

Гринго подстегнул лошадь, и тут впереди на его пути возникла темная фигура Дикого...

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Гринго резко натянул поводья, животное под ним испуганно шарахнулось в сторону. В тот же момент с неба упала молния, расколов пополам ствол ближайшего дерева. Вспышка осветила терновый куст.

Не успел Гринго перевести дух - померещилось! - как огромная горящая ветка пришлась точно по темени. Он отключился сразу же, не успев почувствовать боли - обмяк, вывалился из седла, только нога в стремени застряла - и обезумевшая лошадь рванулась прочь, волоча за собой тело всадника, в сторону поселения.

 

3.

 

Вихрастый мальчишка пулей влетел в заведение толстой Мадлен и остановился как вкопанный.

- Чего тебе? - испуганно взвизгнула одна из девушек Мадлен, Ники, которую тот чуть было не сбил с ног. Они так и замерли друг напротив друга, она - с кувшином молока в руках, он - тяжело и часто дыша.

- Напугал, чертенок, - заметив, что сорванец таращит глаза в глубокий вырез ее платья, Ники лукаво улыбнулась и повела плечиком, от чего шелковая лямка скользнула вниз, в ложбинку сгиба локтя. - Сопли-то подотри, мал еще! - засмеялась Ники, вполне довольная произведенным впечатлением.

Малец обиженно надул губы и действительно вытер нос рукавом старой отцовской рубахи.

- У меня уже есть полтора доллара! А сегодня будет еще один, - голос его почему-то дрогнул, - у меня дело к мистеру Харрису, - собравшись с духом, как можно увереннее произнес мальчишка.

- Какой шустрый! Мистер Харрис в шестой, пьян как всегда. Ворвешься к нему без стука - прострелит тебе башку...

- Знаю! - крикнул мальчишка - и уже несся вверх по лестнице.

Перед дверью в комнату номер шесть парень остановился и предусмотрительно постучал, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.

- Кого там черти носят?! - донесся из-за двери хриплый мужской голос.

- Это я, Джим, мистер Харрис, можно мне войти?

Ответ последовал после короткой паузы:

- Джим? Ну, валяй, Джим, заходи.

- А вы не будете стрелять? - на всякий случай спросил мальчишка и осторожно приоткрыл дверь.

Зашторенные окна погружали комнату в полумрак. В нос ударили запахи разлитого спиртного, табака, мускуса, женских духов, и еще чего-то кислого. Не успев рассмотреть девчонку, разомлевшую на скомканных простынях рядом с Харрисом, Джим вздрогнул, услышав щелчок взводящегося курка.

- Это важно, сэр, - выпалил он, и перешел сразу к делу, - я видел человека, которого вы ждете!

Джим и не думал, что это известие может подействовать на Харриса настолько отрезвляюще. Мужчина резко вскочил с кровати, потревожив женщину, которая что-то недовольно проскулила во сне. Грубо растолкал ее и, ничего не объясняя, без одежды выставил за дверь. Джиму при этом пришлось посторониться, после чего Харрис так же бесцеремонно втянул его в комнату, и захлопнул за ним дверь.

Пока Харрис натягивал штаны и застегивал пояс с револьверами, Джим сбивчиво рассказал обо всем, что сумел узнать.

- Ты не мог ошибиться?

- Нет, сэр, - испуганно замотал головой мальчишка. - Я же... Я проверял. К доктору приходил, наврал, что меня медянка укусила... ну, чтобы поближе увидеть... этого... и убедиться!

- Смышленый, - хмыкнул Харрис и потрепал парня по вихрастой макушке, отчего у Джима сразу же полегчало на сердце. Он даже осмелился поднять на Харриса глаза - в полумраке тот нависал над ним огромной темной горой... Завораживающая бездна его зрачков поглотила Джима, как удав кролика. Внизу живота появилось неприятное ощущение - там что-то сжалось и похолодело. Мир вдруг потерял реальность, очертания его расплылись. Джим стал маленьким испуганным комочком, забытым кем-то на самом дне колодца, и заскулил жалобно и протяжно.

 

 

4.

 

В колодце было сыро и холодно. Заплата неба над головой то темнела, покрываясь россыпью тусклых звезд, то вновь светлела, напоминая о том, что в мире еще существует солнце. Лучи его не доставали до дна, где стоял вечный мрак, а ночью холод сковывал так, что суставы немели, а кровь застывала в жилах.

Первое время как-то удавалось сохранять способность к мышлению, тогда он еще считал дни. Точнее, пытался… в лихорадочном бреду. Сколько можно выдержать так, с переломанными костями, без света, без воды, без движений, а главное - без надежды? Два, три, пять? Сколько уже прошло?

Еды вокруг полно. Дождевые черви, отвратительные жирные мокрицы, пауки.

Выжить. Во что бы то ни стало выжить, чтобы отомстить. Цепляться за жизнь, сосать влажных червей, лизать землю, только бы погасить этот пожар… Золотые слитки впиваются ребрами в тело. На черта они нужны, когда не стоят даже капли влаги…

От простуды и болевого шока тело трясло в лихорадке, потом наступило отупение.

Пульсирующая болью однородная бесформенная масса...

Все чаще и чаще сознание проваливалось в черную бездну небытия, которое отгрызало от него по кусочку. Но это было не больно, напротив...

Желанное, как невеста, бесчувствие, сладкое забытье, избавление...

Однажды во мраке колодца открылась дверь, и он вошел...

 

5.

 

- Вот этот дом, сэр!

Харрис небрежно швырнул мальчишке железный доллар. Джим ухватил монету на лету и припустился поскорее уносить ноги. На углу он обернулся - еще раз посмотреть на лучшего в городе стрелка – вот бы стать таким!

Харрис оглядел старую пошарпанную дверь, потрескавшиеся наличники на окнах, медный колокольчик над дверью под затертой табличкой, на которой едва сохранилась надпись: 'Доктор МакКелли', откашлялся, поправил шляпу и протянул руку, собираясь позвонить, но не успел. В самый последний момент его отвлек раздавшийся на улице грохот.

Из-за поворота, встряхивая гривой и роняя клочья пены, вылетела обезумевшая лошадь. За собой она тащила крытый брезентом фургон, который, подпрыгивая и ударяясь бортами о коновязи, так и норовил врезаться в какой-нибудь выступающий на дорогу край дома. Вцепившаяся в вожжи женщина с побелевшим от страха лицом отчаянно кричала. Харрис бегло оценил обстановку, не оставив леди никаких шансов на спасение, и уже хотел было отвернулся, потеряв интерес к происходящему, как вдруг так и замер, не в силах отвести взгляда от развевающихся на ветру светлых волос наездницы.

Видение сковырнуло заскорузлую болячку памяти, и старые, давно забытые воспоминания закровоточили. В душе больно шевельнулось что-то отмершее, погребенное под толщей забытых дней. Развевающиеся на ветру волосы матери, цвета спелой пшеницы... когда обезумевший жеребец понес ее навстречу смерти... Харрис навсегда запомнил ее такой, с безысходным смирением в глазах. Странная игра судьбы... Отец его слыл лучшим объездчиком мустангов во всей округе, и сам был, как дикий конь, ретивым, неуемным, непокорным. В памяти Харриса он так и остался тем жеребцом, убившим мать...

Что-то словно толкнуло его под ноги приближающейся в клубах пыли гнедой. Он крепко обхватил скользкую от пота шею животного и повис на ней, пригибая к земле своей тяжестью. Лошадь потащила его за собой, недовольно фыркая и пытаясь укусить, но Харрис и не думал ослаблять захват, пока животное не остановилось.

Гнедая нервно вздрагивала, косила глазами. Харрис успокаивающе поглаживал ее морду, не отрывая взгляда от женщины в фургоне. Наездница еще не успела опомниться - разорванная блузка, растрепанные волосы, белое как мел лицо, отсутствующий взгляд...

Заставив себя очнуться, Харрис отвернулся и поспешил обратно по улице, к дому доктора. Перед дверью он остановился и, не удержавшись, оглянулся назад. К фургону уже подоспели люди, они помогали обессилившей женщине сойти на землю, а она вертела головой и всматривалась в лица, ища глазами своего спасителя.

- К черту! - со злостью сплюнул Харрис и дернул язычок дверного колокольчика.

Из-за двери послышались приглушенные шаркающие шаги. Перед Харрисом предстал крупный немолодой мужчина с усталым лицом, обрамленным косматыми огненно-рыжими бакенбардами. Харрис никогда не испытывал особой симпатии к ирландцам, но сейчас ему как никогда нужно было завоевать доверие этого человека.

- Что еще? - не особенно дружелюбно пробурчал МакКелли.

- Есть одно дело, - бросил Харрис и, не дожидаясь приглашения, переступил порог докторского дома, стремясь поскорее покинуть улицу.

 

 

6.

 

- Кого ты ко мне притащил, Ирокез? - сверкнул желтовато-зелеными глазами Дикий. - Он же птенец, гринго, сосунок не нюхавший пороху!

Ирокез нагло осклабился в ответ.

- Хочешь завалить дело? - не унимался Дикий.

Парень, которого только что обозвали 'гринго', упрямо поджал губы и вскинул подбородок.

- Вообще-то, у меня есть имя.

- Имя? Кому нужно твое имя?! Засунь его себе в задницу! Ты - Гринго! - Дикий неожиданно сильно ткнул парня пальцем в грудь. - У тебя это на лбу написано - Гринго!

Рука парня невольно скользнула к кобуре револьвера, но Ирокез, остававшийся все это время безмолвным и недвижимым наблюдателем, подал ему едва заметный знак не горячиться.

- Раз Ирокез взял тебя, он знает, что делает.

Острый глаз Дикого не упустил ни малейшей детали, ни движения. Он демонстративно развернулся к парню спиной, и стал наливать кофе из разогретой на костре жестянки, украдкой ухмыляясь в густые усы.

- Запомни, Гринго, коснулся револьвера - стреляй, не уверен - даже не пытайся...

Стоило Дикому повернуться, как прогремел выстрел, и кружка вылетела из его руки.

Парень вернул револьвер в кобуру. Победное выражение медленно сползло с его лица, сменившись изумлением, как только он заметил в левой руке Дикого дымящийся ствол.

- Пуговица на правом рукаве, - невозмутимо произнес Дикий, не скрывая ухмылки.

Гринго тупо уставился на рукав своего плаща. Большая черная пуговица на отвороте могла быть отстрелена только в тот момент, когда он выхватывал револьвер, то есть на долю секунды раньше, чем он успел спустить курок.

- По кружкам палишь неплохо, - снисхождение в голосе Дикого сбило с Гринго оставшуюся спесь, - но люди не кружки, сколько на твоем счету?

- Четверо, - не моргнув глазом, соврал парень.

- Вижу, что ни одного, - вздохнул Дикий. - Я не священник и не твоя мама, чтобы читать тебе нотации, - он бросил короткий взгляд на Ирокеза - тот слегка кивнул, подтверждая свою уверенность в новичке. - Ладно, Гринго, взять банк в Поинте - не все равно, что стащить кошелек из-под носа твоей подслеповатой бабушки. Дюжина вооруженных головорезов на твою задницу обеспечена. Струсишь - получишь пулю лично от меня. Впрочем, если все пойдет по плану, в темноте на открытом месте они попадут к нам, как куры в ощип. Потом остается только рвануть стену и подогнать фургон. Ирокез, отвечаешь за парня. Завтра в полдень на южной дороге у границы.

 

- Банк в Поинте, - нахмурился Гринго, когда они с Ирокезом остались наедине. - Дюжиной тут не обойдется. Подтянется вся кавалерия штата...

- Ты многое недооцениваешь, - коснулся его плеча Ирокез. - Все, что человек создает для облегчения собственного существования, весьма, весьма ненадежно. И телеграфные провода имеют свойство обрываться в самый неудачный момент. Спасибо прогрессу - против простого ножа бессильна даже кавалерия...

 

7.

 

- В кавалерии? - брови МакКелли взметнулись вверх, словно две старые облезлые белки одновременно подпрыгнули и нелепо зависли в воздухе.

- Четвертый кавалерийский полк генерала Ли, - Харрису меньше всего хотелось вспоминать часть своей жизни связанную с армией.

Глаза доктора заметно потеплели. Продолжая пребывать в собственных мыслях, он плеснул в чашки горячего кофе, пододвинул одну Харрису, другую себе, откинулся на плетеную спинку стула и расслабленно закинул ногу на ногу.

- Знаете, сержант, мне не раз доводилось бывать на полях сражений. Помню, как после битвы при Мэне пришлось двое суток оперировать в полевых условиях...

- Э-э-э, доктор, у нас еще будет время пропустить по стаканчику за былые времена, но сейчас меня больше беспокоит здоровье моего друга, - Харрис постарался произнести это с крайней озабоченностью, что удалось ему довольно легко - он действительно был озабочен и весьма сильно.

- Ах, да, конечно, простите старого зануду. Часто не с кем бывает перекинуться словечком о былом...

Харрис изобразил на лице участие, с трудом преодолевая искушение разрядить обойму в толстый зад доктора.

- А вашему другу можно позавидовать, редко кто обладает такими крепкими костями.

- Он в сознании? Болен? Ранен? Что с ним, черт подери?!

- На войне я повидал множество серьезных ранений. Доводилось извлекать из солдатских черепов осколки ядер величиной с тарелку. Правда, не припоминаю случая, чтобы кто-нибудь выживал после такого и оставался... ну, понимаете, сержант... вполне нормальным...

Окончательно потеряв терпение, Харрис вынырнул из-за стола и направился к закрытой двери в восточном крыле дома. Доктор сделал попытку кинуться наперерез, но куда ему было с его-то комплекцией! Он только убедил Харриса в том, что тот выбрал верное направление.

Харрис толкнул дверь, и очутился в маленькой комнатке, перестроенной под домашний лазарет. Взгляд его остановился на единственной в помещении койке под светлым окном. В два шага он пересек расстояние, отделявшее его от койки, и склонился над лежавшим на ней человеком. Он! Бледность на чисто выбритых осунувшихся щеках, ежик топорщащихся из-под повязок волос. Лицо в синяках, ушибах и ссадинах, но Харрис не мог не узнать его. Еще бы день-другой, и он, окончательно отчаявшись, отправился бы на его поиски. Всякому ожиданию есть свой предел, и если тот, кого ты ждешь, слишком долго не появляется, вероятно, он и сам не особо хочет появляться. Харрис не исключал такой возможности, но до самой последней минуты не верил в нее - слишком уж он хорошо разбирался в людях.

- Ну и напугал же ты нас с доктором, Трой! - не сдержал веселой улыбки Харрис и повернулся к доктору, застывшему за его спиной, но МакКелли не собирался разделять радости сержанта, его полный печали и сострадания взгляд был устремлен на больного. Улыбка медленно сползла с губ Харриса, он опустился перед койкой на колени и внимательнее вгляделся в лицо Троя - в нем ничего не изменилось, не дрогнул ни один мускул, Трой продолжал все так же безразлично смотреть на него.

- Видите, он не узнает вас, - донесся откуда-то издалека голос доктора. - Он вообще никого и ничего не узнает...

 

8.

 

Теплый южный ветер прерии пускал редкие волны по выжженной солнцем траве, заставляя ее волноваться и пригибаться к земле.

- Не узнаю тебя, ковбой, раньше ты пел другие песни. Так ведь можно и жизнь загубить, перегоняя коров за бесплатную выпивку и жареные бобы на ужин.

Резким и точным движением Ирокез всадил нож в жестянку армейских консервов.

- Думаю, все же нелишне вовремя призадуматься, стоит ли игра свеч? - нервно передернул плечами Гринго.

- А мы не на свечи играем, - холодно ответил Ирокез и неожиданно задорно рассмеялся, показывая ровные белые зубы. - Что ты можешь вспомнить из своей жизни, парень? О чем рискнешь уверенно и громко сказать: да, я сделал это, твою мать! По-настоящему гордиться можно только собственной свободой. Если она есть - ее не отнимешь. Все остальное - мусор, сгорающий на сковородке жизни.

Ирокез вывалил содержимое искореженной банки в закипевшую на костре воду котелка.

- Тоскливо без этого мусора, - пробормотал Гринго. - А тебе, Ирокез, захотелось пощекотать нервы, или собственную свободу необходимо время от времени доказывать?

- О, я смотрю, парень, в твоей голове не одно коровье дерьмо. Ну, тебе же хуже. Может, и проживешь подольше, но от собственных демонов не скроешься. Думаешь, тебе просто нужны деньги? Черта с два, тебе нужно уверить себя в том, что ты чего-то стоишь, поэтому ты здесь. Когда-то давно я хотел того же, теперь все иначе.

- Но тебе же до сих пор мало, Ирокез, - произнес Гринго, наблюдая за тем, как на поверхности воды сгущается мутная пузырящаяся пленка.

- Единственное, что у меня есть - это огромная ненасытная дыра внутри, глубокая, как колодец - такая же, как и у тебя...

- У меня?

- Если бы Дикий не увидел этого, думаешь, он взял бы в дело гринго?

Парень подскочил, будто в зад ему вонзилась тысяча иголок, и в бессильной ярости пнул котелок, переворачивая его содержимое в костер. Мутное варево зашипело на углях, отравляя воздух запахом гари.

- Так чем же заткнуть эту дыру?!

Ирокез не шелохнулся.

- Так то лучше! - оскалил он зубы. - Дашь Дикому шанс хоть на секунду усомниться в тебе - он отправит тебя к праотцам.

- Ты знаешь, что со мной лучше не связываться!

- А ты не знаешь Дикого. Хочешь схлопотать пулю?

- Это мы еще посмотрим, - самоуверенно хмыкнул Гринго.

- В затылок... - Ирокез не думал шутить, его тон заставил Гринго поперхнуться собственным смехом.

До назначенного времени оставалось меньше получаса, когда на зеленом ковре прерии появилась быстро приближающаяся точка.

Гринго до боли сжал кулаки.

- Я убью его, - прошипел он.

- Не кипятись. Клянусь, я сам пристрелю тебя как бешеную собаку, если ты не сможешь держать себя в руках. Пока мы работаем вместе, не должно быть никаких личных счетов - потом делай что хочешь.

Подъезжая, Дикий кинул поводья вставшему на пути Гринго и легко спрыгнул с коня.

- В Поинте все готово. Как у вас?

- Есть одна проблема, - хитро прищурился Ирокез, подмигивая Гринго.

- Что еще? - недовольно проворчал Дикий.

Кровь отчаянно застучала у Гринго в ушах, он мягко отступил назад, готовясь в любую секунду рвануть из кобуры револьвер.

Ирокез раздосадовано всплеснул руками.

- Парню не по вкусу моя стряпня.

 

9

 

- Сварить вам кофе?

- Что?

Харрис вздрогнул. Его только что бесцеремонно выдернули из отупляющего беспросветного забытья, в котором он покойно пребывал неопределенное время. Там, где нет чувств, нет мыслей, нет воспоминаний и переживаний, нет прошлого и будущего, есть только мрак и покой. Возвращение оттуда будоражит и волнует. Соприкосновение с реальностью приносит ощущение, что никакой четкой реальности не существует, просто на данный момент что-то более реально, а что-то менее. Разные пласты восприятия. Давно бы пора к этому привыкнуть.

Тлеющий огонек сигары подобрался так близко, что обжег губы. Харрис выплюнул окурок перед собой в остывающую воду ванны. Прежде чем потухнуть огонек злобно зашипел. Огонь поглощается водой, вода была изначально, и Харрис был в воде... Ну конечно же, ванну ему наполнила Ники, еще до того, как он напился до беспамятства. Пустые бутылки из-под виски на полу не оставляли сомнений в том, что в голове шумело ничто иное, как их содержимое.

Харрис попытался припомнить, что же расстроило его настолько сильно, что он предпочел решить свои проблемы подобным образом. Это оказалось не так-то сложно. Ответ словно витал где-то рядом в спиртовых парах, обильно источаемых телом, и только ждал подходящего случая вернуться на свое законное место, в ту часть мозга Харриса, что заведовала его главными проблемами. Накачиваясь виски, он оплакивал потерянную память Троя. Ирландец-доктор упомянул, что, возможно, утеряна только часть общей памяти, скорее всего, связанная с недавним прошлым. Это нисколько не утешило Харриса, так как именно тот период жизни Троя интересовал его больше всего. Уходя от доктора, он задержался, чтобы обойти дом с внутреннего двора, и наткнулся в кустах на двух мертвых воронов. Ошибки быть не могло... Наверное, именно это и напугало Харриса по-настоящему...

- Так я сварю вам кофе?

Проклятье! Мгновения не отличишь от вечности. Так можно потерять реакцию - не станешь же почем зря палить по назойливым видениям...

Харрис попробовал сосредоточиться на возникшем перед ним неясном силуэте и тут же прикинул, что продырявить его не составит особого труда. Рука под водой сжала рукоятку револьвера.

В прозвучавшем голосе он не услышал угрозы, поэтому решил не торопиться.

- Кто ты? - спросил он, переводя взгляд с ее строгого изящного платья, на выбившийся из-под шляпки светлый локон - естественное обрамление довольно милого личика. И никакой яркой боевой раскраски, обычной для содержанок Мадлен.

- Я стучалась, потом решила войти, - она сконфуженно прикусила губку. - Вы меня не знаете...

- Тогда какого черта предлагать мне кофе?

- Просто хочу отблагодарить.

- Да, - поморщился Харрис, - сейчас мне вряд ли может понадобиться от тебя что-то большее...

Не дожидаясь, пока незнакомка покинет комнату, Харрис начал вылезать из ванны. Женщина поспешно отвернулась от стройного смуглого тела.

- Подай хотя бы полотенце, - не глядя на нее, бросил Харрис.

Она сдернула с крюка полотенце, оставленное заботливой Ники, швырнула его Харрису и скрылась за дверью.

- Проклятие, - недовольно проворчал ей вслед Харрис, - но почему, посылая ко мне ангела, Ты выбираешь самые неподходящие моменты?!

 

- Спасибо, так намного лучше, - Харрис отхлебнул еще кофе и невольно скривился, представляя, каким он сейчас выглядит в глазах неожиданной гостьи.

- Не расслышал имени.

- Я и не говорила.

- И?

- Если хотите, можете называть меня Джил, - она неловко, по-детски заломила пальцы и смущенно улыбнулась.

Насколько бы Харрис в тот момент не чувствовал себя грязным и опущенным грешником, он вдруг с ясностью осознал, что бессилен против ее чистоты. Излучающие свет глаза цвета сочной травы раскрылись перед ним – нырнуть бы туда, уйти в глубину… Так, что сердце заколотилось... Нет, скорее это действовал растворившийся в крови кофеин... Точно, кофеин... Минутная слабость, будь она проклята, из-за какой-то шлюхи!

Джил вызвала в нем желание, не плотское, иное, более опасное, а он поддался, не нашел в себе сил устоять. Видения не имеют ничего общего с людьми, и лучше всегда помнить это, чем после испытывать разочарования из-за собственной слепоты.

- Вам-то, собственно, какое до меня дело? - намеренно сгрубил он, отчаянно пытаясь выстроить холодную стену отчуждения, последний бастион за которым мог спрятаться от нее.

- Простите, не хотела помешать вашему уединению, - искренне смутилась Джил. - Я пришла только для того, чтобы поблагодарить за лошадь... точнее, за...

- Поблагодарить и только? За какую еще лошадь? - нахмурился Харрис. Страдая от невыносимой головной боли, он попытался припомнить вчерашний день, и уже начал опасаться, что болезнь Троя могла оказаться заразной, как вдруг довольно просиял. - А-а-а, так ты та самая… с развевающимися волосами! Что-то не видел тебя здесь раньше…

- Да, вы спасли меня, - просияла она в ответ. - Вы очень храбрый и добрый. Я многим обязана...

- Не стоит заблуждайся на мой счет, Джил. Я не такой храбрый и уж совсем не добрый и меньше всего нуждаюсь в чьей-то благодарности. Если тебе от того станет легче, можешь спокойно освободиться от всяких обязательств... - он надеялся, что после этого она оскорблено встанет и уйдет навсегда, оставив его наедине с кошмарами, тяжелыми мыслями и сожалениями. Он гнал ее, предчувствуя мучительное удушье теней и кровоточащие раны сердца. Он знал и боялся.

- Освободиться от обязательств...

Она приблизилась к нему. Он мог отстраниться, но не захотел.

Когда теплые влажные губы коснулись его небритой щеки, Харрис, невольно защищаясь, выставил перед собой руки.

- Если хотите, я уйду, - сразу же прошептала она. В ее необычных глазах он прочел понимание. - Только я знаю, что вы не хотите этого.

- Я не хочу, - через силу выдавил Харрис, - но сейчас тебе лучше уйти.

Она вспорхнула с места, легким взмахом разгладила складки платья и, ни слова не говоря, устремилась к двери.

- Постой, - окликнул он ее на пороге.

Джил остановилась, повернулась к нему.

- Ты можешь кое-что сделать для меня? - охрипшим от волнения голосом произнес Харрис.

- Конечно.

- Распусти еще раз свои волосы...

Она грустно улыбнулась одними краешками губ, потянулась к шляпке, неуловимым движением извлекла из собранного на затылке пучка тонкую заколку, и легко встряхнула головой. Волосы золотистым каскадом осыпали ее плечи, от чего у Харриса перехватило дыхание.

 

10.

 

Когда они подъезжали к Поинту, солнце заливало золотом предвечернее небо. Яркие желтые клубы на западе растекались у самого горизонта сверкающим кольцом, подчеркивая силуэты черных гор.

До заката еще оставалось достаточно времени, чтобы пошататься по улицам города, впитать в себя старый богатый испанский дух Поинта. На улицах было людно и оживленно, в дорожной пыли играли дети, во дворах лаяли собаки, в окнах теплились огоньки домашних очагов.

Следуя за толпой разгоряченных, краснолицых, уставших после рабочего дня золотоискателей, они приблизились к зданию банка. Приземистая прямоугольная постройка, сложенная из массивных каменных блоков, создавала впечатление неприступности и надежности, и внушала должное уважение.

У входа, лениво сплевывая под ноги табачную жвачку, скучали двое охранников. Трое вооруженных рейнджеров прогуливались где-то поблизости. От Дикого Гринго знал, что в банке дежурят еще четверо охранников, но на ночь, когда обитые толстыми железными пластинами двери банка закрываются и опечатываются, внутри остается только один из них. Запирая за собой многочисленные стальные решетки, он удаляется в небольшую комнатку, откуда периодически телеграфирует, докладывая обстановку дежурному на станции, который в случае тревоги должен вызвать на подмогу армейский отряд. Учитывая, что телеграфная линия повреждена, оставалось только справиться с внешней охраной. Но, даже убрав охрану, они никогда не смогли бы проникнуть в банк. Дикий знал, что двери банка невозможно взломать, поэтому решил оставить парадный вход в покое, и взорвать заднюю стену банка, после чего, благополучно минуя все решетки и запоры, попасть сразу в хранилище. Конечно, при этом пострадают деньги в бумажных купюрах, но целыми останутся золотые слитки. Чтобы увезти их, потребуется фургон, который после взрыва Гринго должен будет подогнать к бреши в стене.

Готовый к отправлению запряженный фургон они заранее спрятали в сарае заброшенного дома напротив здания банка. К этому почерневшему, покосившемуся строению и направились Ирокез и Гринго. Они перемахнули через забор и скрылись в высоком бурьяне.

Дикий окинул осторожным взглядом улицу и, не заметив ничего подозрительного, продолжил свой путь в одиночестве. В полночь, когда улицы Поинта опустеют, и Ирокез снимет охранников перед банком, он сможет заминировать стену. Рассчитывая все по минутам, Дикий не оставлял места случайностям, поэтому был абсолютно спокоен.

 

На пыльном чердаке Ирокез взвел курок Ремингтона, откинул затвор и загнал в ствол очередной патрон. Эх, поработать бы ножом - привычно, чисто, бесшумно. Но скольких он успел бы уложить, прежде чем сам стал бы мишенью, окажись на открытом пространстве перед банком.

Сквозь щель в воротах сарая Гринго наблюдал за происходящим на улице. Когда прямо над ним прогремел первый выстрел, и один из охранников, вскинув руки, упал на землю, у Гринго предательски дрогнули колени. Он яростно заколотил себя по ногам и сжал зубы, отчаянно ненавидя себя за трусость. Он думал появиться из старого сарая, гордо восседая в фургоне, погоняя лошадей изящно и властно, как древний царь Александр на своей золотой колеснице, о котором в детстве ему рассказывал отец. Но теперь весь пыл Гринго куда-то улетучился. Когда-то он упорно тренировался в стрельбе, уверенный, что владеющий этим искусством держит в руках жизни и судьбы других людей. Его миром правили те, кто внушал страх и уважение, и Гринго всегда стремился стать одним из них, поэтому упорно искал схваток и перестрелок, никогда не упускал возможности встретиться с врагом лицом к лицу. Правда, ему до сих пор так и не посчастливилось записать на свой счет хотя бы одну жизнь. Умение тяжело ранить соперника и при этом оставить в живых, всегда отличало хорошего стрелка от возомнившего себя героем гринго.

Когда в салуне к нему подсел Ирокез и намекну о деле, пахнущем миллионом долларов, впервые за долгие годы Гринго почувствовал, как над ним зажглась его счастливая звезда. Он уже давно безуспешно искал достойную его умений работу, и устал от ощущения пустоты в карманах. Согласившись на предложение Ирокеза, он и представить себе не мог, во что ввязывается. Стрелять в темноте из-за угла не входило в его правила, но теперь отступать было поздно. Да и смог бы он отступить, не заклеймив себя после этого трусом и предателем?

Два выстрела - и еще один труп уткнулся носом в дорожную пыль. С улицы открыли ответную стрельбу. Следующий выстрел Ирокеза потонул в грохоте взрывающейся стены банка.

Гринго несколько раз глубоко втянул воздух, распахнул ворота, запрыгнул в фургон, схватил вожжи, и, бешено завопив, подстегнул лошадей.

Спускаясь с чердака в кромешной тьме, Ирокез случайно наступил на ветхую полусгнившую балку. Треснула доска. Одна нога застряла в образовавшейся щели. Тут же проломилось соседнее перекрытие, и Ирокез провалился под деревянный настил. Он упал на земляной пол, тщетно пытаясь защититься от обрушивающихся сверху досок. 'Как глупо...' - успел подумать Ирокез. Остальные перекрытия потолка не выдержали и с грохотом рухнули вниз.

Когда густая пыль осела, мертвенно бледный глаз луны залил тусклым светом груду обвалившихся досок на полу. Тело Ирокеза так и осталось лежать под ними.

 

11.

 

Нос чуть великоват, подбородок слишком широк, глаза безумны - портретист явно не пожалел вдохновения. Словом, с бумаги, сорванной Харрисом со стены шерифской конторы, смотрел закоренелый злодей, ненавистник всего рода человеческого, что, собственно, подтверждалось суммой с пухлыми нулями, обозначенной под портретом.

Харрис хмыкнул, сложил листок, убрал в нагрудный карман, и бодро зашагал к дому МакКелли.

Доктор встретил его, как доброго старого знакомого, с порога предложил кофе, и сразу же поспешил на кухню.

Трой сидел у себя в комнате, глядел в окно на облака.

- Где-то там, в пушистых прериях, и я затерялся...

- Это потому, что ты совсем не бываешь на свежем воздухе, - широко улыбнулся Харрис. - Может, пройдемся?

- Давай, - сразу же согласился Трой. Душная, пропитанная запахом лекарств комнатенка уже успела приесться ему до отвращения.

Покидая дом доктора, Харрис положил на стол перед МакКелли три помятые двадцатидолларовые бумажки. Ирландец недоверчиво уставился на них и с благодарностью взглянул на Харриса.

- Благослови Вас Господь! - крикнул он вслед удаляющимся мужчинам и добавил себе под нос. - Хорошо когда у пациентов есть друзья, а у этих друзей - деньги.

 

Серебристая рукоять револьвера на поясе Харриса приковала взгляд Троя, но тот, мотнув головой, протянул ему карабин.

- У тебя еще дрожат руки. Посмотрим, на что ты годишься сейчас!

Харрис отсчитал несколько шагов, извлек из кармана бумажный листок и прицепил его к ветке старой акации.

От прикосновения приклада к щеке Троя охватило ликующее воодушевление. Качнувшись в его руках, ствол плюнул огнем. Пуля развернула мишень, сбила с ветки. Ветер тут же подхватил ее, поволок по траве. Мягко, пружиня, как кошка, Харрис нагнал листок.

- Не плохо, - резюмировал он, внимательно изучая реакцию Троя.

Трой окинул беглым взглядом изображенное на бумаге лицо - пуля проделала дыру чуть выше правой брови.

- Целился в глаз, - слабо улыбнулся Трой. - Кто это?

- Ты действительно ни черта не помнишь, - разочарованно вздохнул Харрис. - Ну да ладно. Теперь уже не имеет никакого значения.

- Да, наверное, глупый был вопрос, - сказал вдруг Трой. - Итак видно, что это парень с большими нулями!

- Точно! - и как это раньше не пришло в голову Харрису. - Именно так! Половину этих нулей ты получаешь как компаньон. Осталось только взять его.

Конечно же! Вывести парня на след, а там инстинкты, или подсознание... да, черт его знает, что сработает, по крайней мере, вполне вероятно, что-то и прояснится.

- Подозреваю, тебе известно, где его искать, - по-деловому откликнулся Трой.

- Нет. Пока только предположения. Скорее всего, где-то к востоку от Куипа-Ривер.

- Когда?

- Прямо сейчас.

 

12.

 

- Заброшенный испанский городишко восточнее хребтов. Схороним золото, пока все не уляжется, - гаркнул Дикий, перекрикивая колеса и ветер. - Эй, желторотый, а морду-то замотал! Как в штаны не наложил? - сорвал с лица Гринго шейный платок и заржал, как взбесившийся мустанг.

Парень еле унял нервную дрожь.

- Тот рейнджер, он видел тебя, умник!

- Ты же пристрелил его, - зло прищурился Дикий.

- Да, - уверенно ответил Гринго. Не раскалываться же, что в последний момент рука его дрогнула, и пуля вошла рейнджеру не в сердце, а только порвала плечо - благо Дикий не видел этого.

Полную луну затянули тучи. Начал накрапывать мелкий дождик. Всю дорогу до реки Дикий не умолкал, поддевая Гринго сомнительными остротами. Тот не отвечал, слился с сумерками и слушал ветер.

У реки отвязали от дерева перекладных, водрузили на них мешки с золотом. Загнанных лошадей пристрелили. Фургон столкнули с обрыва в реку.

Меся в кашу размякшую от дождя глину, хрустя песком на зубах, выбиваясь из сил, Гринго волочил туши мертвых животных к краю обрыва и скидывал вниз. Дикий восседал в седле, пыхтел сигарой, ухмылялся и язвил.

- Чего ты там возишься? Шевели задницей, Гринго, или до нее доберутся те, которым ты теперь должен!

Последний труп лошади, раздирая бока об острые камни, нырнул в белесую пелену тумана. Гринго представил на ее месте Дикого. Его передернуло от отвращения, граничащего с ненавистью. Все же хватило ума не взорваться. Слова Ирокеза о том, что Дикому не впервой стрелять в спину, плотно засели в памяти.

- Помог бы - справились бы быстрее, - только и сказал он, судорожно сглатывая ярость.

- Не прав ты, Гринго. Меньше всего мне сейчас хочется извозиться в грязи и стать похожим на свинью, вроде тебя. Глазами-то не сверкай! Ишь, обидчивый, как девка. Залезай в седло. До места немного осталось.

- А как же Ирокез?

- Ирокез знает направление. Он до сих пор не догнал нас, значит, что-то случилось. Мы договорились, если что пойдет не по плану, он будет ждать в Саксе. И хватит болтать, Гринго, поехали!

Нагруженные лошади медленно ползли по блестящей серой змее извивающейся тропы. Дождь, похоже, усиливался, и Дикий не скрывал ликования - сам Господь омывает их путь слезами. Дождь скроет следы, слижет запахи, уничтожит любое упоминание о них. Пускай 'ищейки' ломают головы и бесятся в паутине собственного бессилия - им никогда не заполучить столь лакомый кусочек.

Каньон остался позади, копыта лошадей утонули в высокой траве, стелящейся до темной завесы деревьев. Миновав пролесок, вышли на открытое место.

Когда небеса разразились громом и плюнули огненной стрелой, взглядам открылся поселок...

Полуразрушенные стены из обмазанных глиной каменных блоков рвали стелящуюся от реки туманную дымку. Посреди пустоши чернело вросшее в землю каменное кольцо колодца.

- Не боишься духов, Гринго? Один метис, шайен-полукровка, чертов шаман, наотрез отказался даже приблизиться к этим развалинам!

- А чего их бояться, безруких.

- Ишь ты! Уж чего-чего, а трусливым метис не был. Не верю я в его брехню, но живых не страшусь, как этих...

- А напрасно... - проворчал Гринго, отцепляя от луки седла первый мешок.

- Прямо в колодец бросай. Он пересох давно. Там и черти не сыщут.

- Доставать-то как?

- Не твоя забота, желторотый, - тон Дикого не понравился Гринго. Нет, Дикий не оставит ему шанса. Как только Гринго покончит с мешками, Дикий покончит с ним. Пока есть мешки - есть время. Но руки заняты, ноги еле держат, в глазах рябит - Дикого не одолеть.

- Если Ирокез мертв, кому его доля? - взваливая на плечи последний мешок, тяжело выдохнул Гринго.

- Не строй из себя дурака, парень!

Дикий присел на край колодца и, как бы невзначай, играючи, расстегнул кобуру револьвера.

- Я думаю, мы должны разделить ее поровну.

- А ты меньше думай, сопляк! Бросай мешок - сразу и рассчитаемся...

Обнаженные, натянутые дребезжащей струной нервы не выдержали.

И Гринго бросил...

 

13.

 

Укрывшись за деревьями, Харрис наблюдал за тем, как Трой выбрался из зарослей на пустошь перед замшелыми развалинами испанского поселения, оглянулся по сторонам, подступил к старой каменной кладке давно пересохшего колодца и склонился, что-то высматривая в его глубине. Потом, держась руками за край, потянулся вперед и навис над самой пропастью.

Сердце Харриса бешено заколотилось.

- Так вот где ты спрятал золото, Гринго! - сорвалось с его дрожащих губ. - Туда же ты упрятал и Дикого... столкнул в колодец...

Харрис подобрался к Трою незаметно, сзади. Парень, скорчившись у каменной кладки, дул на сложенные лодочкой ладони, словно отогревая их. Скорее почувствовав, чем заметив Харриса, Трой повернулся и поднял на него полные боли глаза.

- Я убил его, Ирокез...

- Он был мерзавцем. Ты все вспомнил, Гринго. Тем лучше. Ну, вот и все, - Харрис хладнокровно взвел курок карабина. - Прости, теперь нам придется расстаться. Ты привел меня куда надо. Не стоило так глупо доверять первому встречному, назвавшемуся твоим другом. Жаль этот урок ты унесешь с собой в могилу.

Пауза затянулась слишком надолго.

Трой ждал, когда Харрис выстрелит.

В какой-то момент Харрис понял, что не сможет этого сделать. Перед глазами встала Джил.

- Он там. Я видел... - прошептал вдруг парень, косясь на колодец.

- Что ты несешь? Если он даже не убился при падении, прошло слишком много времени, никто бы не выжил...

- Он зовет меня... - забормотал Трой, как умалишенный, продолжая дуть на руки.

И тут Харрис действительно что-то услышал. Неведомая сила толкнула его к краю колодца и заставила глянуть во тьму. В лицо дохнуло холодом и сыростью. Тьма пульсировала и двигалась. На мгновение она заставила Харриса потеряться...

... от черной дыры не уйти, она разъедает изнутри, освобождается...

- Ты так ничего и не понял, Ирокез, - сквозь толщи слоев и переплетений пробился далекий голос Троя. - Мы по ту сторону. Теперь уже ничего нельзя изменить. Беги если сможешь, и если есть куда бежать...

Харриса трясло и лихорадило. Каково прозреть за пазухой у Костлявой на тропе, протоптанной самим еще задолго до того, как очутиться здесь... На дороге, уводящей в вечный мрак колодца...

Харриса уже не интересовали ни Гринго, ни золото. Бежать! Черные вороны прилетали не к нему. На пути у колодца встал Трой. Бежать от этого проклятого места, пока еще не поздно... А может, слишком рано?

Забыть, забыть, забыть... Во что бы то ни стало найти Джил!

Добравшись до ощетинившейся ветками рощицы, Харрис оглянулся - Троя у колодца не было...

Трава шуршала под ногами, ветви царапали лицо, кровавый пот заливал глаза, слова Троя беспощадно долбили в мозг...

'Меня поцеловал ангел, грешный ангел… поцеловал ангел, поцеловал...' - силясь заглушить их, как спасительное заклинание всю дорогу твердил Харрис.

 

14

 

Отворяя дверь, Харрис уже знал, что увидит за ней Джил...

Она стояла спиной - четкий силуэт на фоне окна. Одиноко колыхалась от ветра занавеска, едва касаясь ее точеного плеча. На столе - темно-синий подсвечник с нелепыми желтыми и белыми звездами. Такой знакомый...

- Ты все знала, Джил, потому и пришла. - Харрис потянулся к ней.

Джил повернулась. Ничего не изменилось в ее облике. Разве что на груди появился кулончик - нежно-фиолетовый шарик. Странно, почему он не замечал этого прежде? И не только этого...

Руки Харриса безвольно упали, словно невидимый кукловод обрезал державшие их нити.

- Не думал, что снова увижу тебя... мама...

- Ты же так хотел этого, глупыш.

Харрис отвел глаза, чтобы она не заметила в них пустоты.

- Но... не сейчас.

Она задумчиво погладила украшение на груди, отчего шарик таинственно замерцал.

- Когда-нибудь... когда-нибудь.

Опустилась на стул, коснулась подсвечника.

- Помнишь, как ты разбил его?

Харрису было трудно говорить - болезненный спазм сжал горло. Но он пересилил себя.

- Да, помню... Он был твоим любимым. Я... соврал тогда, свалил вину на пса... А ты даже не ругалась... Но я понял, что ты знаешь правду... Ты рассказала о черной колодезной дыре, которая затягивает в себя тех, кто... не заботится о собственной душе...

- Дети верят сказкам.

Исходящие от нее волны теплоты плавно растекались в пространстве.

Харрис упал перед матерью на колени, не выдержал и зарыдал, как когда-то давно, много-много миллионов лет назад...

- Этот колодец... Мама... Как такое возможно? Почему ты здесь? Разве смерть не конец всему? Нет... Дикий, Трой... Не может быть... Нет!

Харрис рванулся, выскочил за дверь, не оборачиваясь, бросился бежать.

Всю ночь он провел в салуне.

Пришлось надраться до потери сознания, чтобы почувствовать хоть какое-то облегчение.

Вера в то, что все это было наваждением, теплилась в нем до следующего утра, пока на дороге у дверей салуна он не обнаружил бездыханное птичье тельце, цвета колодезного сумрака.

 

***

 

- Ну, вспомнил? - спросил Светящийся. - Чего ты желаешь теперь?

'Забыть...'.

Трой остался безмолвным. Холодная оцепеняющая опустошенность оставила за рамками его восприятия целый спектр пластов реальности. Теперь Трой не видел Светящегося, он знал только одно - судьба выкатила шар, и он им воспользовался. Быть может, когда-нибудь это удастся вновь.

Трой протиснулся сквозь толпу, поднял голову, и тут же забыл обо всем.

Мерцание шара поглотило его.