1 января Сегодня я начала вести дневник. Не знаю, для чего… Может быть, чтобы хоть как то отвлечься… Не думать… Не рассуждать... Наверное, я хочу заменить этим дневником своих друзей, которые стыдятся меня. Папа говорит, что для них это просто необычно, и что всё скоро будет по-прежнему, хотя я сомневаюсь... От прошлого не осталось почти ничего… 2 января Сегодня, впервые после своего возвращения из больницы, я вышла на улицу… Я не думала, что случайно оброненное кем-то слово «инвалид» может оказать такое впечатление на меня. Я была словно окутана болью, но не острой, а тупой, словно меня пытали, одурманив каким-то наркотиком. Все мои чувства, кроме слуха и зрения были почти парализованы. Да, я инвалид, и могу передвигаться только с помощью костылей. Но разве это даёт кому-то право смеяться над моей бедой? Раньше я не замечала в людях такого жестокого отношения к тем, над кем глупо пошутила судьба. Я не знаю, откуда взялись в их глазах жалость и презрение. А меня не надо жалеть! Я ведь намного сильнее их всех, вместе взятых. Мне не нужна жалость! Мне не нужен никто! 4 января Родители решили отвезти меня на дачу. Они считают, что после этой проклятой автокатастрофы я становлюсь колкой и ершистой. Думают, что отдых на природе смягчит меня. Не знаю... Разве я стала жёсткой? Хотя… Стоит обидеться на весь мир, обидеться на тех, кто теперь обходит меня стороной, не желая, а, может быть, стыдясь смотреть мне в глаза. 5 января Машина медленно ползла по белому оврагу, над которым, подобно ручью, струилось небо, синее, как цветы горчанки. Овраг был уже позади, но сугробы по обеим сторонам дороги были довольно большими. За ними ничего нельзя было разглядеть. Куда не кинешь взгляд, повсюду виднеются лишь снега и синяя полоса неба; я сидела, откинувшись назад, и порой переставала различать, что было наверху и что внизу, где синее и где белое. Потом запахло смолой и хвоей, и перед нами вдруг выросли коричневые низенькие домики. Машина остановилась. Родители стали выгружать вещи, а я внимательно смотрела на пейзаж, который открылся моему взору. Вдали виднелось озеро, широкое и серебристое. Снег уже перестал. Быстрые, низкие облака пробегали по небу. На меня всё это навевало грусть. 5 января, вечер Меня пугал первый вечер. Я ждала, что воспоминания обступят меня, как крысы, выползающие из темноты. Но чистый воздух, необыкновенное небо и красавица – луна вытеснили у меня все мысли. За окном было озеро. Ночь. Ветер. Зима шумела вовсю, а я сидела возле камина, наедине с собой. Не могу описать то, что происходило в то время внутри меня, но точно знаю, что этот временный переезд совершил какой-то переворот. 5 – 6 января Сегодня ночь Оберона… Всё здесь заколдовано: этот яркий свет, эти синие тени и сама жизнь, которая кажется и реальной и призрачной одновременно. Как страстно я мечтала об этом великолепии, сидя в больнице с температурным листком над кроватью. 6 января Мне кажется, что в этом месте есть что-то магическое. Оно снимает всё, что налипло на меня прежде. Как будто снежинки сдирают с меня прошлое. Старая планета осталась навсегда позади; вернуться невозможно, как невозможно дважды перейти Стикс. Я внезапно очутилась на новой планете, выброшенная из недр земли, падающая и одновременно влекомая вперёд. 7 января Сегодня я поймала себя на мысли, что мне хочется совершить самый нелепый поступок, сделать что-нибудь такое, что разобьёт ту стеклянную клетку родительской опеки, в которую меня заточили. Мне хочется кинуться куда-нибудь, только не знаю куда... 8 января, ночь Чувство одиночества и обиды на весь мир сегодня намного обострилось. Мне стало так душно в комнате, что я открыла окно. Природа, от которой меня отгораживала стена, с необычайной силой манила к себе. Я вылезла в окно и побежала к озеру, которое блестело так, словно было усыпано алмазами. Потом я вдруг остановилась, словно всё окружающее исчезло, подобно пёстро размалёванной, украшенной сусальной позолотой театральной декорации. На мгновение я как бы отрезвела. В мозгу звучала лишь одна фраза: “Вся жизнь – театр, а люди в ней актёры”. Наверное, этого почти никто не знает. Каждый человек живёт при одной – единственной декорации; он свято верит, что только она существует на свете. Не ведая, что декорациям нет числа. Он живёт на фоне своей декорации до тех пор, пока она не становится грязной или потрёпанной, а потом эта рваная серая тряпка покрывает его, подобно серому савану, и тогда человек снова обманывает себя, говоря, что наступила мудрая старость и что он потерял иллюзии. Вдруг я увидела то, что, наверное, дано увидеть не каждому. Мягкий лунный свет озарял всё вокруг. Он просто творил чудеса, преображая весь мир до неузнаваемости. Деревья больше не казались мне безжизненными существами, они ожили. Озеро было подобно зеркалу, в котором можно увидеть свою будущую жизнь. Лунный свет проникал в душу. У меня было такое чувство, словно после сильной бури я вернулась в старую гавань, только гавань за это время стала другой. Произошла смена декораций, вернее, декорации остались прежними, но изменилось освещение. Свет был теперь ясный, определённый. Буря, царившая в моей душе, миновала. И я поняла, что именно здесь, в этом отдалённом от города уголке, нашла ответы на все свои вопросы. И с этим ощущением душевного покоя я вернулась в домик. 9 января С утра на улице была неважная погода. Пока я завтракала, зима старалась оправдать своё сравнение со “злодейкой”, но теперь уже опять светит солнце; оно отражается в замёрзших лужах… Небо отражается во всём… Так же, как и бог, которого можно увидеть в каждом человеке… Смешно… В том человеке, скоторым я разговаривала недавно в городе, было трудно обнаружить присутствие бога, нежели разглядеть в грязных ручьях, стекающих в водостоки, синеву неба и солнечные блики. Впрочем, бога было трудно обнаружить в большинстве людей, которых я знала. Ведь они не понимают жизни. Они живут так. Как будто намерены жить вечно. Они живут так, словно смерти не существует. И при этом ведут себя не как герои, а как жалкие торгаши… Они гонят мысли о быстротечности жизни, они прячут головы, как страусы, делая вид, будто обладают секретом бессмертия. Даже самые дряхлые старики пытаются обмануть друг друга, приумножая то, что уже давно превратило их в рабов – деньги и власть. Они живут по принципу жестокости, по закону естественного отбора. Я так жить не хочу… 10 января Сегодня я опять пошла в лес. Он стал мне другом, заменив всех тех, кто бросил меня. Природа даёт мне ощущение спокойствия, я стала забывать о своей проблеме. Наверное, я счастлива. Предпосылкой для этого явилось состояние глубокого отчаяния; бесполезно было пытаться назвать по имени это состояние, так же, как и определить что такое отчаяние. Ясно только одно: это не смятение чувств. Это состояние подобно полярной равнине, символа одиночества, одиночества, не знающего скорби. Скорбь и мятеж уже давно исключили друг друга. Мелкие события стали такими же важными, как и большие. Мелочи засверкали. 11 января Ну вот и всё, закончился мой отдых. Родители уже собирают вещи. Завтра я пойду в школу. Не знаю, как я переступлю порог класса… Ведь в глазах сверстников невозможно найти понимания. Но теперь я сильная. Я поняла, что я гораздо лучше многих здоровых людей. И эту душевную силу мне дала природа. Папа оказался прав, всё прошло… Прошло ощущение одиночества, прошла обида на весь мир. Раньше я была словно форель, брошенная в слишком тесный для неё аквариум, форель, которая беспрерывно натыкается на стенки и баламутит на дне тину. Теперь форель была не в аквариуме, она попала в свою стихию и уже ни на что не натыкалась; она забавлялась своими быстрыми движениями и любовалась гладкой, сверкающей всеми цветами радуги чешуёй, словно пронизанной маленькими шаровыми молниями. И все эти изменения произошли только благодаря природе. Она дала мне то, что смогли отнять жестокие люди. Она дала мне право на жизнь, и я поняла, что жизнь прекрасна, и что важен каждый прожитый день. И вот я опять смеюсь, радуюсь чему-то. Нет больше той пустоты и злобы, которые царили в моей душе. Они исчезли, осталось только желание жить. |